|
Remember the Time...(Вспомни время...)
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 23.06.2014, 12:45 | Сообщение # 21 |
Москва
Российская Федерация | Глава 16
Когда пошли разговоры о возможном возвращении Майкла Джексона на сцену, на горизонте все так же маячил конечный срок для спасения «Неверленда» от продажи за долги. Срок этот истекал 19 марта. За несколько дней до этой даты адвокат Джексона Лонделл Макмиллан сделал заявление для Associated Press о «секретной сделке» для предотвращения продажи. На самом деле эта «сделка» заключалась в очередном продлении срока: Джексон получил еще два месяца для поисков инвестора, желающего проспонсировать его.
В апреле брат Майкла, Джермейн, познакомил его с человеком по имени Томе Томе, ливанским бизнесменом неизвестного происхождения. Томе представлялся «доктором Томе Томе», хотя определенно не имел никакой докторской степени и уж точно не был врачом. Томе выступал посредником в переговорах, у него были обширные связи, благодаря которым он мог устроить любые сделки в сфере недвижимости и развлечений. После встречи с Майклом Томе воспользовался своими связями и свел певца с миллиардером Томом Барраком, владельцем и исполнительным директором частной фирмы Colony Capital.
Баррак и Джексон встретились в Лас Вегасе и договорились о выкупе задолженности Джексона на сумму 23 млн. долларов в обмен на 50% прав собственности на ранчо. Баррак считал, что при надлежащем восстановлении «Неверленд» может стоить до 60 млн. долларов или даже больше. Colony Capital брала на себя затраты по восстановлению ранчо, а затем они бы продали его сообща и поделили выручку. Томе Томе поначалу претендовал лишь на комиссионные, причитающиеся посреднику, но вскоре начал требовать куда больше.
Скорость, с которой была заключена сделка по «Неверленду», убедила Джексона, что Баррак и Томе – достойные люди, с которыми можно вести бизнес. В то лето он нанял Томе на место Раймоны Бэйн и сделал его своим менеджером. Увидев состояние финансовых дел Джексона, Томе принялся настойчиво и даже агрессивно подталкивать певца к возвращению на сцену. Том Баррак тоже видел в его возвращении некий потенциал. Он знал, что восстановление имиджа певца повысит стоимость «Неверленда» при продаже. Помимо прочей недвижимости, Colony Capital владела отелем Las Vegas Hilton, где Элвис Пресли когда-то дал серию исторических концертов, вернувшись на сцену в 1969 году после длительного перерыва. Баррак всеми силами проталкивал эту идею, но Джексон отказывался участвовать в этом.
Баррак позвонил своему другу, миллиардеру Филипу Аншутцу, владельцу Anschutz Entertainment Group (AEG), надеясь, что ему удастся свести Джексона и AEG для организации шоу на Арене О2 в Лондоне. Он не знал, что AEG уже обдумывала этот вариант. Промоутер очень хотел заполучить Майкла Джексона, еще с тех пор, когда Раймона Бэйн организовала Джексону встречу с Рэнди Филлипсом год назад. Во время той встречи Джексон сомневался, стоит ли ему соглашаться на предложение AEG. Теперь обстоятельства изменились.
Билл:
Передав все дела Майклу Амиру, я уже не настолько владел информацией о том, что происходит в бизнесе. Я и не хотел знать. Кто был его новым менеджером? Мне все равно. Кто его новый адвокат? Без разницы. Все это меня уже не касалось.
Я пару раз имел дело с этим новым человеком, Томе Томе. Его фирма попыталась заставить меня и Джавона подписать договор о неразглашении. Поскольку мы пришли работать на мистера Джексона в ситуации, когда охраны отчаянно не хватало, никто и не подумал заставить нас подписать этот договор тогда. Очень скоро мы сами подсовывали его другим людям на подпись. А теперь этот Томе Томе пытался всучить его нам и говорил, что иначе мы не получим все, что нам задолжали по зарплате. Наши чеки использовались как рычаг давления. Я не соглашался. Для меня это было признаком неуважения. Я знал, что такой приказ исходил не от мистера Джексона, он бы никогда не потребовал от меня такого. Я считал, что заслужил его доверие, пока работал на него. Поэтому, когда на меня стали давить, я счел это признаком очередных неурядиц в организации: новые люди все так же манипулировали отношениями, чтобы получить контроль, и пытались влезть между мной и мистером Джексоном.
После этого я уже не сталкивался непосредственно с людьми Томе Томе. Всем этим занимался Майкл Амир, но до меня порой доходили кое-какие вещи. В июне мы возили мистера Джексона на встречу с Томом Барраком в Las Vegas Hilton. Они ужинали в японском ресторане «Бенихана». Баррак хотел обсудить планы по спасению «Неверленда» и серию концертов в отеле Hilton. Подобные разговоры о различных отелях в Вегасе велись уже больше года, но в то лето стали говорить не только о концерте в Вегасе, но, возможно, и о туре где-нибудь заграницей. Возможно, в Лондоне. Впрочем, к тому времени я уже успел узнать о массе различных планов насчет концертов и всего прочего, которые так и не были реализованы, так что я уже не верил во все эти разговоры.
Джавон:
Я не чувствовал, что он хочет этого. Он не подавал ни единого признака желания возвращаться на сцену. Когда он был с нами, то, казалось, вообще не скучал по всему этому. Он гораздо больше волновался о том, как начнет новый этап в своей жизни, со своими детьми. Он отказался от выступлений в отеле Wynn, а ведь ему сделали очень выгодное предложение. В обсуждениях музыки и танцев он рассматривал их чисто с творческой точки зрения. Едва разговоры касались бизнеса или коммерческой стороны, он терял энтузиазм.
Билл:
Время от времени мы, разумеется, видели эту другую часть него. Например, на той фотосессии для Ebony. Я всегда называл это «режимом Короля поп-музыки». В нем обитали две личности: Майкл Джексон, семейный человек, отец, и Король поп-музыки. Майкл Джексон жаждал уединения. Он хотел жить обычной жизнью; но в то же время, если ты лучший в чем-то, и тебя знают во всем мире, думаю, очень трудно отказаться от этого. Он говорил: «Пусть меня все оставят в покое». Но когда мы везли его в город, нас окружали его фанаты, и он чувствовал их любовь… О, да. Он обожал это. Он буквально сиял. Когда приходил стилист, причесывал его, делал ему макияж, он надевал новый костюм от Роберто Кавалли, мы ехали на ужин в Wynn и шли через казино, а люди вокруг выкрикивали его имя и признавались ему в любви – он наслаждался всем этим.
Джавон:
Как-то вечером, пока мы жили в отеле Palms, он захотел пойти в один из ночных клубов при отеле, но так, чтобы не светиться. Он собирался по-тихому проскользнуть туда, посмотреть на людей. В этом клубе был закрытый балкон, выходивший на общую площадку, поэтому мы договорились с администрацией обустроить его там.
Мы находились в клубе всего пару минут, когда диджей внезапно начал крутить одну из его песен. Он миксовал трек с песнями других исполнителей. Мистер Джексон покачивал головой в такт:
– Классно. Я даже не знал, что они все еще крутят мою музыку.
Мы переглянулись в недоумении.
– Мистер Джексон, они всегда играют вашу музыку. В барах, клубах. Она повсюду.
– Правда? – удивился он. Казалось, это и впрямь изумило его. Думаю, он считал, что его все забыли или что он уже непопулярен. Он был счастлив услышать свои песни вот так, в клубе.
Билл:
Люди часто обращались к нему за разрешением использовать какую-нибудь мелодию из его песен. Такими запросами обычно занимался Питер Лопез. Он звонил мне и говорил:
– Билл, передай Майклу, что Канье Уэст хочет взять сэмпл из такой-то песни. Сколько это будет стоить?
Я передавал его сообщение мистеру Джексону, а тот отмахивался:
– Нисколько. Скажи ему, пусть берут. Пока они используют мою музыку, она живет.
Он мог бы содрать с них кучу денег, но не делал этого. Он просто хотел, чтобы его музыка звучала по всему миру. Для него было очень важно сохранить титул Короля поп-музыки. Чтобы его помнили.
Как-то я вез его по городу, радио было включено, шло какое-то утреннее ток-шоу со звонками от слушателей. В этот день они спрашивали слушателей: «Как вы думаете, кто был круче – Майкл Джексон или Элвис Пресли? Позвоните нам и скажите свое мнение».
Я сделал погромче. Мне было интересно послушать его реакцию на такое. Люди звонили, рассказывали, почему им нравится тот или другой артист. Какое-то время мистер Джексон молчал, но я видел, что он внимательно слушает. А затем он взорвался:
– Да куда Элвису до меня! Я продал больше альбомов, чем он и «Битлз» вместе взятые! Они никогда не смогут превзойти меня!
Он до сих пор сохранил свое артистическое эго. Время от времени оно прорывалось наружу.
Джавон:
Он был подобен доктору Джекиллу и мистеру Хайду. Он не хотел справляться с негативной стороной славы, требовал, чтобы его оставили в покое, когда дело казалось негатива, но жаждал сохранить позитивную часть. Когда он говорил о возвращении на сцену, то добавлял, что хочет сделать это для своих поклонников, поскольку был в большом долгу перед ними. Какой же ты артист, если не учитываешь пожелания своих поклонников? Если он не ездил с концертами, не выпускал альбомы, значит, он повернулся к своим фанатам спиной. А он обожал их. Они всегда поддерживали его. И поэтому это был мощный фактор воздействия. Он говорил:
– Я должен сделать это для них.
Билл:
А еще он говорил, что должен сделать это для своих детей. Мол, они уже достаточно взрослые, чтобы оценить, кем является их отец. Он хотел, чтобы они увидели все сами, хотел показать им, как он выступает с братьями, чтобы они увидели, с чего все началось. Но дальше разговоров дело не шло. Когда подворачивалась какая-либо возможность выйти на сцену, он отступал и придумывал различные отговорки.
Какая-то его часть хотела снова быть на сцене, но, как нам казалось, он не так уж стремился к этому. Он вернулся к работе не потому, что хотел этого. Эти концерты были организованы из-за его финансовых обязательств. Не «мы могли бы устроить концерт», а «мы должны устроить концерт, надо организовать что-нибудь, чтобы выбраться из этой ямы». Да кто бы захотел? Он был перфекционистом. Он хотел делать все тогда, когда почувствовал бы, что пришло время. И тогда он вложился бы по полной. А кто бы смог работать под таким давлением?
У меня были свои сомнения по поводу того, почему все вокруг так подталкивали его именно к такому решению. У него были и другие варианты. Он все еще владел половиной каталога Sony. Почему бы не продать его, не расплатиться с долгами, уехать и начать все сначала? Если он действительно хотел, чтобы его оставили в покое, почему бы не поступить именно так? Отчасти он не хотел продавать, потому что ненавидел Sony. Если позволить им завладеть каталогом, это будет означать, что они победили его. Однако судя по тому, что я слышал, у меня было ощущение, что люди как раз и не хотели, чтобы он продавал каталог. Если Майкл Джексон продаст каталог, то никто, кроме него, не получит денег. Если Майкл Джексон вложит деньги в какой-то проект, никто не получит прибыли, кроме него. Но если Майкл Джексон устроит концерт – тогда деньги получат все.
Вот откуда давление. Они швыряли огромные цифры ему в лицо и говорили: «Это полностью покроет твои долги. Это полностью покроет все судебные разбирательства». И именно так он хотел разобраться с проблемами. «Разберись с этим». «Избавься от этого». «Пусть оно уйдет». Он свято верил, что может справиться со всем этим, если у него будет достаточно денег, чтобы всем заплатить – и тогда они уберутся прочь. Но это не работает. Если ты на вершине, люди все равно тебя преследуют. Чем больше денег, тем больше проблем. Такова игра. Ты это знаешь, и я это знаю, но не думаю, что он понимал это. Он ведь все еще жил как в аквариуме, вспоминая старые добрые деньки.
Когда вышел альбом Thriller, он был хозяином положения в глазах людей. Да какие у него могут быть проблемы? Чем еще он мог быть озабочен, кроме создания крутецкой музыки? Никакого негатива тогда не было. У него было достаточно денег, чтобы выбраться из любой передряги. Он мог купить «Неверленд» и сбежать от всех. И именно поэтому он так хотел купить тот дом в Вегасе. Это поместье напоминало «Неверленд» – такое огромное, что вы не увидите его там, а он не увидит вас. Он хотел вернуться обратно в те времена и думал, что при помощи денег сумеет это сделать. Его опыт подсказывал, что именно деньги являются решением. Если у тебя их будет достаточно, ты сможешь сбежать.
Думаю, именно поэтому он согласился на эти концерты. Но зная его и то, как разлетаются его деньги… И все эти чемоданчики с наличкой. Поэтому и он согласился на концерты заграницей. Если он даст концерт в Вегасе, все, кто судится с ним, могут потребовать залоговое право на такое шоу. А если сделать это в Лондоне, то будет гораздо сложнее наложить лапу на эти деньги. Мне кажется, что большая часть денег осталась бы заграницей. На различных счетах. В виде налички в банковских сейфах. Можно спрятать эти деньги от всех, включая его адвокатов и менеджеров. Он верил в это. И вот почему он решился на эти концерты. Он думал, что если заработает достаточно денег там, то сможет сбежать вместе с детьми, и весь этот кошмар со стервятниками, исками и трагедиями наконец-то закончится. Но на самом деле такие вещи так просто не заканчиваются. Пока он – Майкл Джексон, это не закончится никогда.
Автор перевода Юлия justice_rainge
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 23.06.2014, 12:48 | Сообщение # 22 |
Москва
Российская Федерация | Глава 17
К концу сентября 2008 года все предварительные переговоры Томе Томе и Тома Баррака с компанией AEG наконец-то увенчались успехом. Они заключили договор на проведение серии концертов в Лондоне, на Арене О2, в следующем году. Вскоре после этого Джексон уехал из Вегаса и надолго поселился в Hotel Bel-Air в Лос Анджелесе, где и проходили все его встречи с различными хореографами и музыкантами, которых он планировал нанять для новой постановки.
Помимо сделки с AEG, Томе Томе продолжал творить и другие чудеса для своего клиента. Он сумел выбить из Sony 12 млн. долларов роялти, которые компания удерживала от продажи Thriller-25. Поскольку Sony Music и Sony/ATV Music Publishing – разные компании, соответственно, Sony не имела права удерживать прибыль одной компании, дабы покрыть административные расходы другой. Джексон распорядился направить всю прибыль от альбома исключительно на первый взнос за этот огромный дом на Дуранго Хиллс, который он так давно намеревался купить. Этот дом, будущая «Страна чудес», был наградой, которую Джексон пообещал себе за проведение лондонских концертов.
Музыкальная индустрия гудела: Майкл Джексон возвращался к работе, и люди толпились вокруг него, расталкивая друг друга локтями, чтобы получить место в этом проекте. В спину AEG дышала семья Джексонов. В октябре Джермейн Джексон во время своей поездки в Австралию сделал заявление местным журналистам, что Джексоны, включая «Майкла, Рэнди и всю семью», «работают в студии вместе и планируют отправиться в тур в следующем году». Для Майкла это определенно было новостью, поскольку он уж точно не работал в студии с братьями, не разговаривал с Джермейном, Рэнди и всеми остальными, да и тем более не собирался присоединяться к ним на гастролях. Сразу же после заявления Джермейна Майкл выпустил свой собственный пресс-релиз, заявляя, что обожает свою семью, но «не планирует записывать с ними альбомы или ездить с ними в туры».
С этого момента все занялись сплошным надувательством. Джо Джексон раз за разом ходил на встречи с концертным промоутером, Патриком Алокко из фирмы AllGood Entertainment, обещая тому воссоединение Джексонов на сцене, включая Майкла. Невзирая на все заявления Майкла, Патрик Алокко решил поверить обещаниям Джо, ведь бизнес с Майклом Джексоном – заманчивая перспектива. Джо Джексон велел Алокко связаться с Фрэнком Дилео, которого Джо представил как «менеджера Майкла». Однако Фрэнк Дилео не вел никаких дел с Майклом Джексоном с 1989 года. Тем не менее, Дилео встретился с Алокко и заявил, что может договориться с Майклом о концертах семьи Джексонов. 26 ноября Дилео подписал контракт с AllGood Entertainment.
Даже если бы Майклу Джексону импонировала идея такого семейного воссоединения, сомнительно, что какой-либо промоутер сумел бы перебить предложение AEG. Томе Томе уже вел переговоры о лондонских концертах и выдвинул серьезные требования – внушительный аванс, дом в Лос Анджелесе для Джексона и его детей, в котором они будут жить до концертов. AEG согласилась на все.
17 ноября в лондонском суде началось рассмотрение иска шейха Абдуллы против Джексона. Грейс Руарамбу вызвали в качестве свидетеля, равно как и самого певца. Дабы избежать его публичного появления в суде (а заодно и потому, что сделку о концертах на Арене О2 невозможно было заключить, пока не будет урегулирован иск Абдуллы), AEG вмешалась и выплатила шейху 5 млн. долларов, освобождая Джексона от контракта, заключенного им три года назад. Однако, как Sony рефинансировала долги Джексона вовсе не по доброте душевной, так и AEG не собиралась помогать певцу просто так, из благотворительности. Обязательства Джексона никуда не делись. Они просто перешли от азиата к американцу. AEG ожидала, что все ее инвестиции окупятся с лихвой.
Филип Аншутц, Томе Томе, Том Баррак, Рэнди Филипс, Джо Джексон, Джермейн Джексон, Патрик Алокко, Фрэнк Дилео, Лонделл Макмиллан, Питер Лопез, Майкл Амир Уильямс – список игроков, изо всех сил стремившихся влезть в многомиллиардный проект по возвращению Майкла Джексона в шоу-бизнес, увеличивался с каждым днем. К ним вскоре присоединился и Джон Бранка, бывший консультант и юрист Джексона. У некоторых из этих людей действительно были самые лучшие намерения, они хотели помочь певцу освободиться от долгов и вернуться на вершину. Другие же руководствовались противоположными мотивами. Однако у всех была общая черта: они все вложились в возвращение Майкла Джексона летом 2009 года, и им было все равно, готов ли он к этому или нет.
Билл:
Едва начали формироваться планы этих концертов, они затмили все остальное. Теперь режим Короля поп-музыки был включен круглосуточно. Поначалу мы возили его на встречи раз в неделю, но теперь он переехал в Лос Анджелес и ходил на эти встречи постоянно.
Мне все еще часто звонили, поскольку у меня хранилось множество информации. Если кому-нибудь требовались какие-то данные с прошлого года (номер телефона, какой-то документ), звонили именно мне. И мы все еще отвечали за все вещи, которые сдали в хранилище в Вегасе и Вирджинии. Едва мистер Джексон вернулся в отель Palms, он сразу начал спрашивать, где его кинооборудование, которое мы оставили в Вирджинии, поэтому нам теперь приходилось организовывать отправку всего этого добра в Вегас.
Он словно пытался создать два параллельных мира. В одном у него была личная жизнь, в другом – гигантская махина шоу-бизнеса, набиравшая обороты, и он изо всех сил старался не дать этим мирам пересечься. У него было множество личных моментов, в которые он не хотел впускать всех этих концертных промоутеров и организаторов. У учительницы закончилась рабочая виза, и ей нужно было возвращаться в Бахрейн. Мистер Джексон пытался добиться для нее гражданства, поэтому я по его просьбе возил ее в миграционную службу и к юристу, занимавшемуся ее документами. На мои плечи было возложено решение множества подобных вопросов из «личного» мира.
Мы старались сохранить нашу связь с ним, занимаясь всеми этими делами. Однако эту «личную» жизнь все больше оттесняли в сторону, а вместе с ней и нас. Мы чувствовали, что это исходило не от него; другие люди пытались отрезать нас от него. У меня сложилось впечатление, что мистер Джексон на самом деле даже не знал, насколько нас выпихнули из его круга. И хотя я не находился рядом с ним постоянно, он вел себя так, словно я все еще занимался абсолютно всеми его делами, за несколькими незначительными исключениями. Он все еще говорил людям: «Перезвоните Биллу». Мне все еще звонили адвокаты, бизнесмены, продюсеры, и о многих из них я вообще никогда не слышал. А они звонили и говорили: «Билл, я только что говорил с Майклом, он просил отправить тебе эти документы ему на подпись». Но я этим уже не занимался. Теперь это были обязанности Майкла Амира.
Я и не ожидал, что мы с Джавоном будем хоть как-то занимать мысли мистера Джексона, раз вокруг столько всего происходит. Но, как мне казалось, все это сигнализировало о том, что он понятия не имел, что происходит с его же людьми. Когда он говорил со мной о Майкле Амире, это выглядело так, будто бы мы с Амиром дружили. Ну, или были партнерами. «Ой, да позвони Майклу Амиру». Он вообще не понимал, что делается.
Джавон:
Майкл Джексон оказывал грандиозное влияние на людей. Это трудно описать. Едва он впускал их в свой круг, они начинали думать, что владеют им. Типа, он мой! Это происходило не специально, он просто вызывал у них это желание, поскольку сам был больше чем жизнь. Он лично звонит им, дает им инструкции, свободу принятия каких-то решений, и они начинают думать: ага, он мне доверяет. Они видят, насколько он уязвим. Они видят, как вокруг все пытаются им воспользоваться, и поэтому думают: если я буду главным, я смогу его защитить.
Поэтому, едва мистер Джексон подпускает кого-нибудь поближе, этот человек начинает говорить от его имени, не позволяет ему принимать решения самостоятельно. Он знает, что все это сойдет ему с рук, поскольку мистер Джексон никогда не задает вопросов. Он начинает ощущать себя хозяином положения, но для сохранения контроля ему надо манипулировать всеми остальными, кто пытается подобраться к мистеру Джексону. Он распространяет ложь об этих людях или нашептывает мистеру Джексону, чтобы он не доверял им.
А затем он начинает врать и самому боссу. Он говорит: «Да, сэр, нет проблем, сэр» и в то же время за его спиной делает что-то совершенно иное, поскольку считает, что лучше владеет ситуацией. Он убеждает себя, что врет ему ради его же блага. Именно этим занимались те, кто окружал мистера Джексона. Я видел все это. Фельдман делал это. Раймона. Грег Кросс. Майкл Амир. Все. Если Майкл Джексон впускает тебя в свой внутренний круг, ты тоже будешь поступать так же.
Билл:
Он заставлял людей поверить в то, что они особенные, и мы тоже это ощущали. Мы чувствовали, что защищать его – не просто обычная работа. Мы тоже опекали его, но не опускались до этих мелких склок, как все остальные. Мы с Джавоном видели, как все это происходит, и сознательно решили держаться от всего этого как можно дальше.
Это вовсе не означало, что вокруг него все были плохими. Это безумие было продиктовано особой силой. Плохая энергия, окружавшая мистера Джексона. Я хорошо относился к Раймоне и Майклу Амиру, когда мы только познакомились. При других обстоятельствах у меня, вероятно, вообще бы не было с ними никаких проблем. Но в обстановке, окружавшей мистера Джексона, когда никто никому не верил, да при наличии такого количества денег и власти, все это засасывало людей намертво. Люди видят, что происходило с мистером Джексоном, и хотят обвинить в этом кого-нибудь. Это все доктор Мюррей. Томе Томе. Его семья. Да ерунда. Не в них дело. Не в ком-то одном. Проблема была во всем.
То, что на месте личного ассистента оказался некто вроде меня, было волей случая. Я попал туда, потому что вокруг больше никого не было. Большинство людей, оказавшихся рядом с ним, попали туда, потому что пытались извлечь какую-то выгоду из своих отношений с ним. Мне ничего этого не было нужно. Я не пытался влезть в музыкальную индустрию. Я не пытался воспользоваться известностью мистера Джексона, чтобы стать кинопродюсером. Я просто хотел делать то, что делал. Мне нравится быть телохранителем, я хорош в этом и хочу оставаться в этой профессии. Поэтому я и хотел заботиться об этом человеке и его благополучии. Когда речь заходила о бизнесе, кредитах, играх и всех этих шепотках ему на ухо, мол, не доверяй тому, не доверяй этому – я не хотел в этом участвовать. А когда люди поняли, что меня невозможно в это втянуть, вот тогда я и стал «плохим парнем». Ты злодей, потому что не хочешь быть злодеем. Мистер Джексон доверяет тебе, поэтому мы тебе не доверяем. Вот насколько был извращен его мир.
Джавон:
Мы вовсе не считаем себя лучшими, чем те, кто пришел после нас. Мы не лучшие. Это больше касалось времени, проведенного с ним. У нас были определенные личные отношения. Когда мы пришли, не было никаких концертов. Только маленький закрытый круг людей. И именно это я пытаюсь объяснить людям. В доме на Монте-Кристо и в Вирджинии были только мы. Больше никого. Грейс надолго уезжала, иногда приходили и тут же уходили какие-то люди, но целыми неделями вокруг больше никого не было. Мы запускали фейерверки в каком-то поле под Миддлбургом. Только мы, Майкл Джексон и его дети. Сюр. Бывало, мы едва верили в то, что все это происходит именно с нами.
Рядом с ним были только я и Билл, и мы не собирались конкурировать друг с другом. Но давайте называть вещи своими именами. Что было бы, если бы вокруг было еще десять, пятнадцать, двадцать людей? Билла бы возненавидели все. Кто-нибудь попытался бы убрать его сразу же, едва мистер Джексон сделал его своим секретарем. Биллу бы пришлось играть в эти игры, а иначе он не продержался бы и трех недель.
Билл:
В конце октября мистер Джексон снова поехал в Лос Анджелес. Он остановился в отеле Hotel Bel-Air, где и проходило большинство его деловых встреч. В этот раз он уже не вернулся в Вегас. Никто не сказал: «Ну все, мы сюда не вернемся». Это просто случилось.
Мы с Джавоном все еще были в Вегасе. Мы не могли понять, каковы теперь наши обязанности. Меня только один раз попросили приехать в Калифорнию. Он снова хотел, чтобы я привез ему его Оскары за «Унесенных ветром», и я поехал в Лос Анджелес машиной, передал чемоданчик Майклу Амиру в вестибюле отеля, после чего мне было сказано, что больше им от меня ничего не нужно. Я сел в машину и вернулся домой. Через пару недель я узнал, что он выезжает из отеля и арендует дом в Холмби Хиллс. Мне позвонили и сказали, что он хочет получить все свои вещи, которые мы сдали на хранение в Вегасе. Пять здоровенных боксов. Мы договорились об отправке всего этого в Лос Анджелес.
Я беспокоился. Переезд в Калифорнию определенно был связан с подготовкой к концертам. Не думаю, что он переехал бы туда, будь это его личный выбор. За последние несколько месяцев я увидел его с совершенно иной стороны. Это был уже не тот парень, на которого мы работали в Вирджинии. Он делал то, что ему приказывали другие. Когда говоришь с теми, кто работал с ним, они рассказывают, как он везде все контролировал, как на сцене, так и в студии. А теперь, когда он ходил на все эти деловые встречи – это был уже не он.
Он был таким же, как тогда, после той телефонной конференции с Раймоной и Грегом – когда он швырнул телефон в стеклянную дверь и кричал: «Моему отцу следовало бы надрать им задницы!» Твоему отцу? Что, правда? Тебе же уже пятьдесят лет. Но всю его жизнь рядом были Джо Джексон, Берри Горди, Куинси Джонс, все эти сильные властные люди, говорившие ему, в какую сторону двигаться. Он привык к этому.
Никогда не забуду, как ехали однажды в машине… Обычно мы слушали классическую музыку, но в этот раз я включил радио, и там крутили песню Бобби Брауна, My Prerogative. Когда песня закончилась, мистер Джексон спросил:
– Билл, а можно прокрутить ее еще раз?
– Простите, сэр, но это был не диск, это радио.
Он попросил меня зайти в музыкальный магазин и купить ему этот диск. Я купил, и следующие несколько дней он заставлял меня крутить эту песню снова и снова, весь день. My Prerogative, песня Бобби Брауна, была единственным, что Майкл Джексон хотел слушать в машине помимо классики. Он сказал, что хочет записать кавер и исполнить ее на своих концертах. Он слушал ее снова, и снова, и снова, и подпевал, пока не выучил наизусть.
I don’t need permission
Make my own decision
That’s my prerogative
(Мне не нужно разрешение
Я сам принимаю решения
Это моя прерогатива)
Он сидел на заднем сиденье и пел эти строчки. Он пел это дерьмо с таким видом и отношением, словно верил в каждое слово. Моя прерогатива. Я буду делать все, что считаю нужным, черт вас всех побери.
Я до сих пор держу эту песню в своем айфоне. И время от времени переслушиваю. Но я слышу голос не Бобби Брауна, а Майкла Джексона. Я слышу, как он поет ее. Просто оставьте меня в покое. Это я заработал эти деньги, а не вы. Но он не знал тогда, как достичь такого состояния.
К январю, едва мы отправили почти все его вещи в Лос Анджелес, в Вегасе все погрузилось в спячку. Иногда нам звонили Питер Лопез или Майкл Амир с каким-нибудь поручением от мистера Джексона, но на этом все. Мы с Джавоном начали принимать другие краткосрочные заказы, чтобы не сидеть без дела. Я оказался в затруднительном положении. С одной стороны, я чувствовал, что должен быть в Лос Анджелесе и прикрывать его тылы. Я прошел весь этот путь от обычных поручений и слежки за воротами до работы с его документами и конфиденциальной информацией, и он знал, верил, что я не продам его таблоидам. Я чувствовал, что он доверял мне, а это приятное чувство – когда тебе доверяют. Он так мало верил другим людям, и мне нравилось то, что я мог дать ему это ощущение – когда он может положиться на кого-нибудь. Мне этого не хватало. Я знал некоторых ребят в его охране в Лос Анджелесе. Возможно, я мог бы с ними связаться, поговорил бы с Питером Лопезом и спросил, как бы мне перебраться туда. Но я не сделал этого.
Я решил отстраниться. Я гордился тем, что работал на Майкла Джексона. На мистера Джексона. Но это было в Вирджинии. То были другие времена. Он уже не был мистером Джексоном. Теперь он был Королем поп-музыки. Я не знал этого парня. Я не знал эту эпоху. Это был совершенно иной мир, в котором я не хотел находиться. Ты видишь, что происходит. Ты видишь, как со всех сторон на него набрасываются люди – и все с протянутой рукой. Ты видишь, как он становится другим, как он надевает маску, чтобы как-то справиться с ними. Мне не нравились эти люди, я не доверял им и не хотел с ними работать.
Нам все говорили, что это временная пауза, что мы вскоре вернемся к работе, что в Лондоне сейчас будет нечто грандиозное, и мы поедем за океан. Я не верил во все это. В мире мистера Джексона ты быстро привыкаешь к подобному. Ты ничему не веришь, пока это не начинает происходить у тебя на глазах. Я не покупался на все то, что говорили люди из его команды, и уж тем более не верил в то, что слышал в новостях. Когда дело касалось Майкла Джексона, пресса почти никогда не знала, что происходит на самом деле. Они сплетничали, только и всего. Поэтому, даже когда появились сообщения о концертах, я не обратил на них внимания. Мой опыт подсказывал, что все сообщения о нем в прессе практически всегда оказывались враньем.
Я был с ним в тот день, когда объявили, что он умер. Мы были в Вирджинии, заехали в супермаркет за покупками, а потом отправились в Chuck E.Cheese за детьми. Мистер Джексон сидел на заднем сиденье, когда диктор объявил по радио:
– Погодите-ка, у нас есть важное объявление… Погодите, ребята…. Да, мы только что получили сенсационное известие. Король поп-музыки Майкл Джексон скончался.
Я повернулся и сказал:
– Мистер Джексон, вы это слышали?
– Нет, а что там?
– Да по радио сказали, что вы умерли.
Он рассмеялся:
– Да, это уже не в первый раз.
Ирония судьбы заключается в том, что из всех песен Бобби Брауна мне нравится только эта (да еще Humpin' Around). И я, впервые услышав ее в конце девяностых, подумала о Майкле. О том, как она подходила ему. Ненавижу эти свои... "озарения". Ненавижу. Это уже не в первый и даже не в пятидесятый раз. Fuck it.
Автор перевода Юлия justice_rainge
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 23.06.2014, 12:52 | Сообщение # 23 |
Москва
Российская Федерация | Глава 18
5 марта 2009 года Майкл Джексон вышел на сцену на Арене О2 в Лондоне. Одетый в черное, он стоял на фоне ослепительно красного занавеса, приветствуя журналистов и семь тысяч вопивших поклонников, собравшихся послушать объявление о мультимедийной постановке, которую он назвал This Is It.
– This Is It означает, что это финал. Это последний выход на бис. Я люблю вас. Я люблю вас всех.
Для обычного человека это выглядело так, будто Джексон вот-вот устроит самое грандиозное возвращение на сцену за всю историю шоу-бизнеса. Три месяца назад, в начале декабря, компания AEG согласилась оплатить ему новый дом на Кэролвуд-драйв в эксклюзивном районе Холмби Хиллс. Аренда роскошного особняка площадью 1500 кв. м. обходилась в 100 000 долларов в месяц, и промоутер намеревался вычесть эту сумму из будущих гонораров Джексона за концерты на Арене О2. В начале 2009 года Том Баррак и Colony Capital наняли целую армию подрядчиков для восстановления «Неверленда». Работы по ландшафтному дизайну и ремонту, необходимому для возвращения поместью былого шикарного вида, были оценены в миллионы долларов.
К концу января Джексон и AEG согласовали все условия для This Is It. Джексон получил авансом 6,2 млн. долларов в обмен на гарантию проведения десяти шоу в Лондоне. Но в то время певец еще не знал, что AEG уже спрогнозировала бешеный ажиотаж вокруг этих концертов и то, что спрос намного превзойдет вместимость зала даже на десять шоу. Томе Томе, познакомившись с финансовым состоянием Джексона поближе, знал, что десяти концертов недостаточно для покрытия всех долгов певца. Томе и AEG уже рассмотрели варианты увеличения количества концертов, если будет спрос.
Сразу же после объявления Джексона 5 марта поклонники начали регистрироваться на интернет-сайте для розыгрыша права предварительной покупки билетов. За первые сутки зарегистрировалось более миллиона человек. Томе и AEG моментально принялись обсуждать вероятность увеличения количества выступлений – сначала до 20, потом до 31 и, наконец, до 50. Джексон неохотно согласился, но на определенных условиях. Он потребовал от AEG арендовать ему поместье неподалеку от Лондона на длительный период. Дабы убедиться, что певец пребывает в добром здравии, AEG наняла для него тренера, повара и доктора. Джексон настоял, чтобы компания приняла на работу Конрада Мюррея, его личного врача из Лас Вегаса. Билеты на все 50 концертов были раскуплены за несколько часов, после чего не раз всплывали на eBay по 15 тысяч долларов за билет.
В Лос Анджелесе уже шли приготовления к открытию шоу 8 июля. Кенни Ортега, работавший с Джексоном в турах Dangerous и HIStory, занимался постановкой. В Лос Анджелес на пробы прилетели сотни танцовщиков со всего мира. На концерте предполагалось более двадцати номеров, каждый со своими декорациями, и все это по стоимости приближалось к 30 миллионам долларов.
Пока раскручивалась постановка, активизировались и закулисные интриги, порой доходя до абсурда. Когда Фрэнк Дилео не сумел заключить сделку с Allgood Entertainment о проведении семейных концертов вместе с Майклом Джексоном, Джо Джексон сговорился со своим давним приятелем Леонардом Роу. Роу, концертный промоутер, отсидел срок за мошенничество с банковскими переводами в девяностых годах.
По просьбе Джо Роу отправился к Патрику Алокко и заявил, что именно он является менеджером Майкла Джексона, а не Фрэнк Дилео и не Томе Томе. Алокко заплатил Роу 15 тысяч долларов в обмен на обещание, что тот поможет ему встретиться с Кэтрин Джексон – единственным членом семьи, с которым пока еще общался Майкл. Они надеялись, что она сможет убедить своего сына присоединиться к семье. Леонард Роу уговорил Кэтрин вмешаться. Та, испугавшись, что пятьдесят концертов в Лондоне могут нанести ущерб его здоровью, согласилась, что семейный концерт – гораздо лучшая перспектива, и стала наседать на сына. Тем временем, Фрэнк Дилео пытался втянуть в партнерство личного ассистента Джексона, Майкла Амира Уильямса, который к тому времени полностью контролировал все доступы к певцу. Уильямс никогда особенно не доверял Томе Томе, поэтому рассматривал Дилео как более надежного союзника. Таким образом, личный ассистент впустил бывшего менеджера в закрытый круг, чтобы тот снова мог нашептывать Майклу Джексону указания.
К концу марта Томе Томе, Фрэнк Дилео и Леонард Роу носились по Лос Анджелесу отдельно друг от друга, и каждый заявлял, что именно он является менеджером Майкла Джексона. Конфуз усугубился, когда 2 апреля один из новостных сайтов опубликовал статью: «Настоящий менеджер Майкла Джексона – шаг вперед!» К этому моменту многие в команде Джексона активно работали против Томе Томе, убеждая Майкла, что Томе Томе плохо служит ему, раз втянул его в 50 убийственных концертов в Лондоне.
14 апреля Джексон согласился встретиться со своим отцом и Леонардом Роу, чтобы послушать их предложения о семейном шоу. К концу этой встречи Джексон подписал два письма, одним назначая Леонарда Роу своим менеджером, а другим лишая полномочий Томе Томе. В то же время Фрэнк Дилео начал и сам ходить на деловые встречи, размахивая письмом, якобы написанным и подписанным Майклом Джексоном, согласно которому именно Дилео был менеджером и официальным представителем певца. Поскольку Томе Томе уже исчез со сцены, и мир Майкла снова погрузился в хаос, Дилео удалось убедить AEG, что он может управлять всей семьей и их доступом к Майклу и сумеет удержать все под контролем до отъезда в Лондон. К середине мая Дилео уже работал в офисе AEG. Промоутер также сохранил близкие отношения с Томе Томе, который все равно был слишком плотно замешан в лондонской сделке, нравилось это Джексону или нет. AEG прикрывала свои позиции по всем фронтам.
25 мая Джексон послал письмо Леонарду Роу, отказываясь от каких-либо деловых отношений с ним и полностью отвергая все идеи о семейном концерте Джексонов. Фактически, этой сделки в реальности не существовало, однако целых полгода она почему-то оттягивала на себя слишком много внимания. Через две недели Allgood Entertainment подала на Джексона в суд на 40 млн. долларов, утверждая, что певец и его менеджер Фрэнк Дилео (который действительно им стал после того, как AEG наняла его официально) согласились выступить на семейном шоу. Таким образом, договор о лондонских концертах на Арене О2 являлся нарушением «контракта» с Allgood. В качестве компромисса Allgood потребовала процент от прибылей, полученных от лондонских шоу.
«Стервятники», о которых так беспокоился Майкл Джексон, слетались к нему целыми стаями, и стресс уже давал о себе знать. Джексон стал регулярно пропускать репетиции или же приходил с опозданием, вдобавок, вел себя нестабильно. Он стремительно терял вес, достигнув катастрофических 48 кг, а его бессонница все больше усугублялась. 19 июня, по словам Кенни Ортеги, Джексон явился на репетицию в ужасном состоянии и был слишком слаб, чтобы участвовать в прогоне номеров. Режиссер отправил Джексона домой, а потом написал электронное письмо Рэнди Филипсу. «Он был слаб и утомлен этим вечером, – писал Ортега о своем звездном подопечном. – Его трясло с головы до ног, речь несвязная, у него навязчивые идеи. Я считаю, что его психологическое состояние требует вмешательства специалиста. Если мы еще хотим вернуть его на сцену, нам потребуется опытный врач и хорошее питание».
«Думаю, он действительно хочет этого, – заключал Ортега. – Если мы сейчас все отменим, это убьет его и разобьет ему сердце. Он в ужасе от того, что все это может исчезнуть. Он весь вечер спрашивал меня, не собираюсь ли я бросить его. Он буквально умолял меня остаться. Это убило меня. Он словно маленький потерявшийся ребенок. Возможно, у него еще есть шанс вернуться на вершину, если мы окажем ему требуемую помощь».
Билл:
Я смотрел лондонскую конференцию по телевизору. Когда я увидел, как он вышел к той трибуне и объявил о концертах, я впервые подумал: «Ух ты, это и в самом деле происходит». До этого я не обращал внимания на всю эту шумиху.
Больше всего меня зацепили его слова: «Это последний выход на бис». Думаю, люди не понимали, что он имел в виду. Он говорил: это конец. Все. Прощайте. Я не буду больше этим заниматься. Это не Eagles и не Фрэнк Синатра, эти люди уходят на пенсию, затем возвращаются, снова на пенсию и снова едут в тур. Это не тот случай. Майкл Джексон покончил с шоу-бизнесом.
Как бы он ни упирался, думаю, он действительно был рад возможности сделать эти десять концертов. Король поп-музыки снова был у руля. Он был взволнован и радовался, потому что это было ему по силам. Но когда они подняли количество шоу до 50, он взбесился. Помню, когда мы еще жили в отеле Palms, разговоры о 50-ти концертах шли уже тогда. Их изначально было 50. Именно столько концертов он должен был дать, чтобы получить ту сумму, которой они размахивали у него перед носом.
Когда еще шли переговоры об этих концертах, он говорил о них в машине. «Они хотят, чтобы я дал 50 концертов. Я не в состоянии дать 50 концертов». Он не говорил, что отказывается. Он хотел сказать, что их предложение было глупым, все равно что просить его спрыгнуть с крыши 15-этажного здания и выжить при этом. Типа, вы можете себе представить, что они реально ждут от меня этого? Он говорил о своем возрасте, обо всех своих травмах, полученных на предыдущих мировых гастролях, о том, как сильно он повредил спину и колени. То же самое он говорил, когда ему предлагали давать по пять концертов в неделю в Вегасе. «Я не могу давать столько концертов. Просто не могу».
Кнут и пряник. Изначально они придумали 50 шоу, потом снизили количество до 10, чтобы соблазнить его, а затем снова подняли до 50. Я слышал, что они уломали его тем, будто бы это поможет ему побить рекорд Принца, ведь мистер Джексон всегда соревновался с Принцем. Но это лишь один из слухов. Дело в том, что мистер Джексон уже задолжал AEG огромные деньги. Он взял у них аванс, вдобавок, AEG заплатила за его дом в Лос Анджелесе. Поэтому, когда они заявили ему, что концертов будет пятьдесят, он уже не мог вернуть им то, что взял. Его заманили в ловушку, и выхода из нее особо не было.
Джавон:
Я никогда не верил, что он сумеет дать 50 концертов. После всего проведенного с ним времени? Да ни в жисть. Никогда. Он всегда был таким хрупким, таким худым. Даже если он наберет с пяток кило, все равно будет слишком тощим.
Но дело было не только в физике. Нас беспокоило его настроение. Бывали дни, когда из него энергия хлестала потоком, а затем он сдувался. Как с празднованием дня рождения Элизабет Тейлор. Он был в хорошем настроении, готов ко всему, но если возникала какая-нибудь неприятная мелочь – все. Он выключался. Он не протянет все эти месяцы с таким графиком выступлений, да чтобы при этом никакие личные драмы не портили ему настроение.
Я хотел верить, что он сможет это сделать. Я очень хотел поверить в это грандиозное возвращение. Но он был таким непредсказуемым. Даже после пресс-конференции я все еще не верил, что эти концерты состоятся. Я не смогу поверить в это до тех пор, пока не увижу его на сцене с микрофоном в руке.
Билл:
Сразу после пресс-конференции вокруг все опять завертелось. Мне звонил Питер Лопез. Мистер Джексон собирался арендовать дом в окрестностях Лондона и хотел, чтобы мы занялись охраной. Мы с Джавоном уже связались с местной компанией и дали им список требуемого оборудования. Мы получили фотографии дома, схемы комнат и тому подобное. Едва начнутся концерты, мы будем охранять его дома, провожать мистера Джексона до концертного зала, а там уже охраной будет заниматься AEG. Опять-таки, у меня было ощущение, что мистер Джексон пытался разграничить свою личную и профессиональную жизнь. Так что мы поедем в Лондон. Решено.
Все, что касалось дома, было организовано через Питера Лопеза. Я надеялся восстановить личные связи с мистером Джексоном, которые мы, как нам казалось, потеряли, и Питер Лопез выступал для нас якорем. Он помог нам снова ощутить себя частью команды. Он говорил: «Слушайте, парни, Майкл доверяет вам. Тут столько всего происходит, но не беспокойтесь об этом. Я говорил с Майклом, он хочет, чтобы вы поехали с ним в Лондон». Мне это понравилось. Я также несколько раз побеседовал с Брэдом Баксером, музыкантом и другом мистера Джексона, который часто бывал в доме на Монте-Кристо. Брэд говорил: «Билл, ты обязан поехать. Ты должен быть частью этого. Просто потерпи еще немного, все будет круто, когда мы приедем в Лондон».
После разговоров с Питером и Брэдом я заразился их энтузиазмом и почувствовал себя куда увереннее. Они были рядом с мистером Джексоном даже тогда, когда на нем нельзя было заработать, поэтому они казались мне единственными людьми, которым я мог доверять. Едва подтвердилось, что мы едем в Лондон, я составил новый контракт на предоставление наших услуг заграницей и отправил его Питеру Лопезу. Контракт передали новым менеджерам, но они мне так и не ответили.
В управлении по-прежнему творился беспредел. Едва объявили о лондонских концертах, и билеты на все 50 концертов были проданы, люди уподобились акулам, привлеченным запахом крови. И это нам раньше казалось, что все было плохо? Теперь все старались урвать себе хоть что-нибудь, присосаться покрепче. Сначала, с момента переезда в Паломино, делами заправлял Томе Томе. В апреле его внезапно вышвырнули вон. Мистер Джексон уволил его. Кто бы ни хотел убрать Томе Томе, определенно добился своего, нашептал мистеру Джексону и убедил его, что этому человеку нельзя верить.
Джо Джексон пытался устроить семейное шоу в Superdome. Он давно лелеял надежду снова объединить братьев Джексон на сцене. Мы знали, что мистер Джексон не хочет этого. Едва эта тема всплывала в разговоре, босс лишь пожимал плечами и закатывал глаза: «Ага, в этом весь Джозеф». Мистер Джексон как-то сказал, что хотел бы показать своим детям, как он выступает с братьями. Но он не хотел иметь ничего общего с бизнес-планами отца, а любое выступление с братьями определенно означало участие Джозефа. Однако Джо надеялся, что Кэтрин уговорит мистера Джексона. Семья не верила Томе Томе, поэтому они приняли сторону того, кто пытался выпихнуть Томе Томе из команды.
Даже после увольнения Томе Томе все равно крутился вокруг и утверждал, что он менеджер Майкла Джексона. Затем каким-то образом в команду пролез Фрэнк Дилео и добился официального трудоустройства в AEG, и теперь уже он заявлял, что представляет Майкла Джексона. Полная неразбериха. Определенности ноль. Эти люди заключали сделки, заявляя, что они менеджеры Майкла Джексона. А поскольку мистер Джексон подписывал все, что совали ему под нос, возникло слишком много противоречивых контрактов и писем, и теперь люди угрожали друг другу судами за нарушение той или иной сделки.
Я не вмешивался во все это, наблюдал со стороны. Вокруг было не так много людей, у кого был прямой телефонный номер Майкла Амира, и далеко не все знали, что именно он является новым секретарем. Мой телефон был последним способом связи с мистером Джексоном для очень многих людей в бизнесе, и мне постоянно кто-то звонил. Полное безумие. Все эти продюсеры и прочие типы, работавшие над его старыми альбомами, звонили мне: «Если Майкл будет петь такую-то песню на концерте, то должен выплатить роялти такому-то продюсеру, пусть позвонит моему адвокату». И мне такие звонки шли каждый день. Да хоть бы кто-нибудь позвонил и сказал: «Эй, чувак, передай Майку, что мы желаем ему удачи!» Нет. Ничего подобного. Все звонили только для того, чтобы предложить свое участие в шоу и обсудить свои предполагаемые гонорары. Я передавал все сообщения Майклу Амиру, не вникая в суть.
Джавон:
Всплыла даже мисс Раймона. Когда мы еще жили в доме на Монте-Кристо, она устраивала мистеру Джексону ужин с кем-то из AEG, но в то время у них ничего не выгорело. Она не смогла заключить эту сделку, но теперь AEG вернулись к этому, и она заявляла, что ей кое-что за это причитается. И хотя мистер Джексон заплатил ей сотни тысяч долларов, чтобы она убралась, она вернулась после объявления о лондонских концертах и подала на него в суд на 44 млн. долларов. Мы просто обалдели, когда впервые услышали об этом. После всего того, что ты получила? Ах, ты, клоунша. Ах, ты, змея! Ты выпила у этого парня столько крови, а теперь еще хочешь 44 млн. за сделку, которую ты не смогла заключить? Ну и шуточки у вас, ребята.
Мы видели, что за ним совершенно никто не следит. Внезапно его фотографии были во всех новостях. Папарацци ловили его везде, где хотели. Кажется, его фотографии появлялись на TMZ.com практически каждый день. Когда я увидел эти фотки со всего Лос Анджелеса, в голове у меня была только одна мысль: «Какого черта там творится?» Папарацци преследовали его повсюду, а его охрана выводит его через парадные двери посреди бела дня. Мы просто поверить не могли, что он вот так ходит по улицам. Мы никогда не выводили Майкла Джексона через парадные двери, если был выбор. А тут его безостановочно выгуливают перед камерами.
Отчасти это было из-за его переезда в Лос Анджелес и всех этих волнений вокруг предстоящих шоу, однако даже в Лос Анджелесе вполне возможно избежать папарацци, если захотеть. Да, это сложнее. Требует более тщательного планирования и больше усилий, но звезды ведь постоянно это делают. Известные люди, которые не хотят, чтоб их видели, остаются невидимыми. Однако те, кто занимался мистером Джексоном, похоже, вообще наплевали на его частную жизнь. Им гораздо больше нравилось выставлять его напоказ, чтобы поднять ажиотаж. Стыд и позор тем, кто позволял ему вот так открыто ездить по городу.
Билл:
Тем временем, массивная постановка набирала обороты, как гигантский самолет, вот-вот готовый взлететь. И все, что я слышал о мистере Джексоне в те дни, подтверждало мои опасения. Я знал некоторых людей, работавших в шоу, и также был знаком с несколькими ребятами из его охраны. Они много чего рассказывали. Бывало, звонили и говорили: «Он сегодня сам не свой». Для нас это было не в диковинку. Я слышал, что он пропустил несколько репетиций, поскольку был очень утомлен. Грейс тоже иногда звонила и говорила: «Босс очень устал, поскольку работает над концертами».
Репетиции – это 7-8 часов интенсивной физической работы. Если ты занимаешься этим каждый день несколько недель подряд, тебе потребуется отдых. Я знал, что он мало спит. Но во время нашего дежурства, когда не было концертов, даже если он не мог заснуть, то у него был следующий день, чтобы отдохнуть или отоспаться. Отправить детей с нами на игровую площадку, а самому вздремнуть пару часов. Но если ему нужно каждый день быть на репетиции, то ему потребуется хороший здоровый сон.
Этот фильм, который сделали на основе материалов с репетиций, Michael Jackson’s This Is It… Я не смотрел его. Я не могу его смотреть, потому что знаю, что творилось за кулисами. Я знаю, что там происходило. Все равно что смотреть выступление иллюзиониста после того, как узнал, как делаются эти трюки. Ты уже знаешь, что это фальшивка. И все эти люди, говорившие о том, каким великолепным было бы это шоу и как радовался мистер Джексон. Все это было для меня фальшивкой.
Майкл Джексон был перфекционистом, поэтому, если он собрался давать концерт, он будет из кожи вон лезть, чтобы выступить на все сто процентов для своих поклонников. Вот до какой степени он был предан своему делу. Но хотел ли он там быть? Не думаю. Мне кажется, он хотел вернуться в Вирджинию, пойти в поле и запустить еще пару фейерверков с детьми. Думаю, он хотел зайти в тот бар в Джорджтауне и выпить пива с друзьями. Думаю, он хотел освободиться.
В конце мая, после грандиозного нагнетания атмосферы было объявлено, что первые концерты переносятся на неделю. Примерно в то же время Питер Лопез начал спрашивать, не хотим ли мы с Джавоном поехать в Лос Анджелес. Что, может быть, нам бы стоило поработать там, прежде чем мы поедем в Лондон. Мы с Питером обсуждали по телефону этот лондонский дом, и потом он спрашивал: «Парни, а когда вы приедете в Лос Анджелес?»
Это повторялось уже не раз, но я… Не могу сказать, что не был взволнован этим предложением, но некоторые вопросы так до сих пор и не решились. Тот контракт, который я отправил менеджерам, завис на три месяца, мне так и не ответили. Я доверял Питеру и верил его словам, но он не мог руководить всем этим, он не мог решить эти вопросы. Это решали менеджеры. Однако Майкл Амир никогда не перезванивал, а при постоянной смене менеджеров я вообще был без понятия, кто чем заправляет. Было гораздо хуже, чем при Раймоне. С ней я хотя бы знал, кому звонить для решения каких-то ежедневных вопросов. AEG руководила подготовкой и проведением концертов, но со стороны мистера Джексона в организации царил бардак. На мне все еще висел неоплаченный счет за айфоны мистера Джексона и его матери – на 2 тысячи долларов. А я не мог понять, кому передать этот счет, чтобы его оплатили.
Я чувствовал себя неуютно, работая с этими людьми. И я ко всему относился с недоверием. Я не мог снова бросить свою дочь и знал, что Джавон тоже не оставит семью, не получив какие-то железные гарантии. График поездок. График оплаты. Проживание. Все это до сих пор никто не организовал. Поэтому, когда Питер Лопез в очередной раз намекал мне на переезд в Лос Анджелес, я прикидывался шлангом и ждал, что мне скажут по поводу всех этих организационных моментов.
Наконец, в середине июня, Питер позвонил мне: «Майкл хочет, чтобы вы приехали в Лос Анджелес». Он велел мне связаться с Майклом Амиром и договориться о перелете. Я знал, что звонить Амиру бесполезно. Но я попытался. Безрезультатно. Он и Питеру Лопезу тоже не перезванивал. Я не стал настаивать. Уж не знаю, для чего мы понадобились мистеру Джексону, но это явно не было срочно. В тот момент до отъезда в Лондон оставалась буквально пара недель. Какой смысл ехать в Лос Анджелес? Я предположил, что ничего особенного случиться не может, пока мы не полетим за океан.
Через неделю мне снова позвонили. Звонок был в восемь тридцать вечера, это я хорошо запомнил. Звонил мистер Джексон. Я давно не слышал его.
– Что с вами случилось, парни? Где вы? Почему вы не в Лос Анджелесе?
Я сказал ему, что пытался организовать наш переезд туда, но у меня ничего не получилось. Он велел мне позвонить Майклу Амиру. Я ответил, что попробую, и на этом закончилось. Он не сказал мне, для чего мы нужны ему.
Черт возьми, да что происходит? Его со всех сторон окружали люди. Мы-то ему там зачем? Или просто потому, что ему так захотелось? Возможно, ему не нравилось, что его детей окружают незнакомцы. Грейс уже была в Лондоне. Может, он хотел, чтобы в доме было знакомое лицо. Вдобавок, он часто прибегал к моей помощи, когда нужно было кому-то ответить отказом, вытащить его с нежелательных встреч. Чтобы кто-нибудь встрял и сказал: «Мистер Джексон сейчас должен уходить». Возможно, люди слишком лезли к нему, и ему требовалась этакая буферная зона. Честно, я не знаю. В последний раз, когда он отправил меня в Лос Анджелес, я проехал более 500 км только для того, чтобы передать ему чемоданчик с Оскарами, а затем вернуться домой. Неужели эта история снова повторится?
Мы уже были в похожей ситуации два года назад. Я был в Вегасе, он был в Вирджинии и точно так же спрашивал: «Ребята, ну где же вы? Когда вы приедете?». Я никак не мог договориться с Раймоной, чтобы приехать туда, но это не имело значения. Мы были нужны ему. И мы поехали. А теперь мы сомневались. Вот что изменилось. Ради мистера Джексона мы ринулись бы через всю страну, не раздумывая. И если бы мистер Джексон позвонил и сказал, что мы нужны ему, что мы нужны его детям, думаю, мы сели бы в машину в тот же день и поехали, без вопросов. Но хотели ли мы сделать то же самое и при этом бросить своих собственных детей? Хотели ли мы оказаться посреди всей этой кутерьмы вокруг Короля поп-музыки? Ощущения уже не те. Слишком многое изменилось.
Я поступил так же, как обычно поступал, когда мистер Джексон приходил ко мне с какими-то странными или необычными просьбами. К примеру, когда он просил привезти ему вертолет-симулятор или колесо обозрения. Я несколько дней выжидал, чтобы проверить, вспомнит ли он об этом или забудет. Таким образом, я знал наверняка, говорит ли он всерьез или это просто минутная прихоть. Именно с таким ощущением я говорил с ним, когда он попросил меня приехать в Лос Анджелес. Это не казалось мне срочным. И поэтому я сказал себе: если это важно, он перезвонит.
Он не перезвонил.
Автор перевода Юлия justice_rainge
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Среда, 25.06.2014, 19:22 | Сообщение # 24 |
Москва
Российская Федерация | Глава 19
25 июня 2009 года в 12:26 парамедики ворвались в спальню Майкла Джексона в доме на Кэролвуд-драйв после звонка по 911. Джексон был без сознания и не дышал. После многочисленных попыток реанимации в 13:07 его погрузили в машину скорой помощи и доставили в медицинский центр UCLA в шести километрах от места происшествия. Еще через час, в 14:26, Майкл Джозеф Джексон был объявлен мертвым. У него остановилось сердце. Сразу же было выписано распоряжение о вскрытии, дабы установить точную причину смерти.
Через три часа брат Майкла, Джермейн, вышел из больницы и сделал заявление, подтвердив то, что весь мир и так уже знал. Таблоидный вебсайт TMZ.com объявил о смерти Джексона буквально через несколько минут после заключения коронеров, спровоцировав беспрецедентный взрыв всех медиа-ресурсов. В течение нескольких часов интернет-трафик возрос на 15% по всему миру. Википедия, твиттер и вебсайт Los Angeles Times обрушились под лавиной запросов. Скорость обновления страниц на фейсбуке выросла в три раза.
Пока весь мир атаковал Google, писал в твиттере и распространял новости о смерти Джексона, поклонники певца и зеваки собрались под больницей UCLA. Такие же толпы образовались у ворот дома на Кэролвуд-драйв и ранчо «Неверленд». К вечеру люди заполонили улицы у входа в главный офис Motown в Детройте и возле театра «Аполло» в Гарлеме. К утру такие спонтанные собрания уже были на улицах Лондона, Парижа, Мехико, Найроби и Москвы.
7 июля было проведено публичное прощание с Джексоном в Степлс-центре в Лос Анджелесе. Братья Джексон, каждый в белой перчатке на одной руке, вынесли гроб с телом певца на сцену. Целый ряд известных личностей, начиная с Брук Шилдс и преподобного Эла Шарптона и заканчивая Берри Горди, произнесли надгробные речи, перемежавшиеся лучшими хитами Джексона в исполнении Мэрайи Кэри, Стиви Уандера и Дженнифер Хадсон. Более 31 миллиона человек смотрели трансляцию только на территории США, более 6,5 млн. зрителей – в Англии, 18 млн. – в Бразилии и многие миллионы в других странах. Помимо телевизионной аудитории, 33 млн. смотрели трансляцию в интернете. Прощание с Майклом Джексоном получило наибольшее количество просмотров за всю историю подобных прощаний с известными личностями.
В последующие дни стало очевидно, насколько популярным оставался певец. За неделю после смерти он продал 2,6 млн. цифровых загрузок и более 800 000 дисков. За последние 6 месяцев 2009 года проданы 9 млн. дисков в США и 35 млн. по всему миру. Документальный фильм Michael Jackson’s This Is It, состоящий из кадров, снятых во время репетиций, вышел в прокат на большие экраны и транслировался в кинотеатрах в течение двух недель. Кассовые сборы составили более 261 млн. долларов, что сделало его самым прибыльным музыкальным фильмом всех времен. Журнал Billboard подсчитал, что за год после смерти поклонники Джексона принесли наследникам его состояния более 1 миллиарда долларов прибыли.
3 сентября 2009 года состоялась закрытая церемония похорон Майкла Джексона на кладбище Forest Lawn Memorial Park в Лос Анджелесе. Обстоятельства его смерти стали проясняться. 27 августа прогремели ужасные новости: коронеры Лос Анджелеса постановили, что смерть Джексона наступила в результате убийства в форме «обширной интоксикации пропофолом с бензодиазепиновым эффектом».
Пропофол, мощный анестетик, незнаком большинству людей, поскольку его используют только в больницах для наркоза при операциях. Без надлежащего оборудования для измерения содержания кислорода в крови, пульса и давления его применение чрезвычайно опасно. Из-за интенсивной физической и эмоциональной нагрузки при подготовке к лондонским концертам бессонница Джексона достигла катастрофических масштабов. Отчаявшись заснуть самостоятельно, он постоянно обращался к своему личному врачу, Конраду Мюррею, чтобы тот ставил ему еженощные капельницы с этим препаратом.
Вечером 24 июня Джексон прибыл в Степлс-центр на костюмированную репетицию. Ранее выглядевший уставшим, певец в этот вечер был полон сил и энергии и провел полноценную репетицию всего шоу, да так, что, по словам Кенни Ортеги, буквально «светился изнутри». В половине первого ночи Джексон уехал домой, где так и не сумел заснуть. В попытке снизить адреналин после выступления доктор Мюррей сначала применил большие дозы успокоительных – лоразепама и мидазолама. Однако к восходу солнца Джексон все еще не мог заснуть, поэтому в 10:40 утра Мюррей дал ему 25 мг пропофола.
По словам доктора, через час он обнаружил, что Джексон не дышит. После нескольких панических попыток самостоятельно применить сердечно-легочную реанимацию Мюррей бросился на первый этаж с криками о помощи. Охрана Джексона, Принс и Пэрис кинулись вслед за доктором в спальню певца и увидели, как тот отчаянно пытается вернуть Джексона к жизни. С момента обнаружения бездыханного певца и до момента вызова парамедиков по 911 прошло почти полчаса.
Через 8 месяцев после смерти Джексона, в феврале 2010 года доктору Конраду Мюррею было предъявлено обвинение в непреднамеренном убийстве за применение смертельной дозы пропофола. Дело пошло в суд осенью 2011 года, и доктор Кристофер Роджерс, начальник отдела судебной медицины в офисе коронеров округа Лос Анджелес, показал, что, невзирая на чрезмерную худобу и усталость Майкла Джексона после репетиций, состояние его здоровья было удовлетворительным для пятидесятилетнего мужчины. Если бы не серия случайных событий 25 июня 2009 года, певец вполне мог бы дожить до старости. 7 ноября 2011 года Мюррей был признан виновным в непреднамеренном убийстве и приговорен к четырем годам тюремного заключения.
Во время суда Билл Витфилд, начальник охраны Майкла Джексона в Лас Вегасе, также получил повестку в суд. Все надеялись, что он и его команда могли обладать какой-то информацией, которая могла бы объяснить то, что произошло в день смерти Джексона.
Билл:
В то утро я ездил по делам, все еще размышляя, стоит ли мне ехать в Лос Анджелес. Приехав домой, я решил, что все-таки поеду. Нужно просто сесть в машину и поехать. Узнать, что происходит. Но едва я вошел в дом, мой телефон принялся трезвонить без остановки. Он просто взрывался. Электронные письма. Текстовые сообщения. Сообщения на автоответчике. Я ответил на один из звонков. Звонил мой приятель:
– Эй, чувак, что там с твоим парнем стряслось?
– О чем это ты?
– Да твой парень мертв, чувак!
– Кто?!
– Майкл Джексон!
– Да ну тебя!
Я ему не поверил. Мне уже доводилось сталкиваться с подобным. Видимо, опять какие-то сплетни. Но мой телефон продолжал звонить. Я видел на экране телефона имена моих знакомых из Нью-Йорка, людей, с которыми давно не общался. И мне стало страшно. Я встал, включил телевизор. Новость уже передавали по всем каналам.
Джавон:
Я делал кое-какие покупки в городе, и внезапно мой телефон стал разрываться. Едва это началось, одна из девочек-продавщиц в музыкальном отделе вскрикнула:
– О, нет! Майкл Джексон умер!
Я схватил свой телефон. Звонил мой двоюродный брат Джефф:
– Мистера Джексона больше нет.
– Ты чо, серьезно?!
– Ну, так говорят. Я сейчас попытаюсь выяснить и перезвоню.
Я застыл. В моей голове крутилась только одна мысль: а где же дети? Видели ли они своего отца, когда он умер? С кем они сейчас? Я ринулся домой, чтобы самому послушать новости.
Билл:
По телевизору я видел, что репортеры уже собрались у больницы. Все происходило на самом деле. Диктор говорил: «Мы ждем подтверждения от кого-нибудь из членов семьи». И тут я увидел, как на трибуну поднимается Джермейн. И подумал: неужели он сейчас скажет то, о чем я думаю? Джермейн говорил прерывисто, тяжело вздыхая.
– Мой брат, легендарный Король поп-музыки, Майкл Джексон, ушел от нас…
Я рухнул на диван, шокированный.
Джавон:
Едва я услышал подтверждение из офиса коронеров, я пошел в ванную и разрыдался. Я смотрел в зеркало, и у меня страшно болело сердце. Я все думал о детях. Где они? Как они? Они ведь почти не были знакомы с другими членами семьи. Он держал их вдали от всех. Единственный человек, которого они хорошо знали – это мисс Грейс. Теперь, когда их папочки не стало, куда они пойдут? Кто будет заботиться о них?
Билл:
Когда по телевизору показали, как со двора дома выезжает машина скорой помощи, я обалдел. Они что, ждали скорую помощь? Почему они не отвезли его в больницу сами? Почему они не схватили его и не ринулись с ним в больницу сразу же, едва заметили, что что-то не так?
В последующие дни я мог думать только об одном: что было бы, если бы я был там? Мог бы я что-то изменить? Изменилось бы что-нибудь, если бы я поехал в Лос Анджелес по первому его звонку? Позднее я услышал запись звонка по 911, услышал, как они говорили оператору все это – «у нас тут джентльмен, он не дышит». Какого хрена?! Я бы просто затащил его в машину и рванул в больницу. Она ведь была совсем недалеко. Я бы моментально доставил его туда. Он не дышит? Так поехали! Быстро! Может, все было бы иначе, если бы я был там. Может, я просто фантазирую, но я не думаю, что просто сидел бы сложа руки и ждал парамедиков.
Этот сценарий все крутился и крутился в моей голове. А что если?.. Я никак не мог перестать думать об этом. Но могу сказать вам, о чем я точно не думал, когда услышал о его смерти. Я вообще не подумал о Конраде Мюррее. Я даже на секунду не мог представить, что он замешан в этом. Пропофол? Впервые слышу. Он никогда ничем подобным не пользовался, когда мы были с ним, мы знали это, потому что он практически никогда не спал.
Об отношении Майкла Джексона к лекарствам по рецепту я знал не больше, чем другие люди. То, что говорили в новостях. Я слышал буквально все гадости, которые пресса писала о Майкле Джексоне, и все они оказывались просто сплетнями, поэтому я старался опираться лишь на то, что видел своими глазами. А видел я не так много. Был один раз в Вирджинии, когда он потребовал отвезти его в больницу посреди ночи. Это было необычно. И та камера, которую он вырвал голыми руками в отеле Four Seasons. Там что-то произошло. Но на этом все. За все то время, что мы провели рядом с ним, в личном контакте, я никогда больше не видел чего-то похожего. Майкл Джексон, которого я знал, чаще всего проводил время за книгой или помогал детям с уроками. Вот на этого парня я и работал.
Доктор Мюррей посещал мистера Джексона 3-4 раза за все те месяцы, когда я был рядом. И приезжал он только потому, что болели дети. У Пэрис был грипп, у Бланкета – расстройство желудка, что-то в этом роде. Разумеется, я не мог знать, не дает ли доктор Мюррей мистеру Джексону какие-то лекарства на стороне. Но он никогда не оставался в доме больше часа, максимум полтора часа. Никогда не оставался на ночь. Если доктор Мюррей и помогал ему заснуть, это было явно не во время моего дежурства. А почему? Почему его не было в Вирджинии? В Нью-Джерси? Я вам отвечу: потому что Майклу Джексону это не требовалось. Все это было вызвано Королем поп-музыки, потому что над ним вились стервятники, он был вынужден пахать на репетициях и как-то справляться с давлением. Всю драму спровоцировал только Король поп-музыки.
Джавон:
Следующие недели я не находил себе места, ругая себя. Я все думал: а если бы я был там? Не могу сказать наверняка, как бы я себя повел, но если бы я был там, когда его объявили мертвым, я бы точно обвинил во всем себя. Я бы говорил себе: что я сделал не так? Неужели я ждал слишком долго, прежде чем вызвать скорую? Что-то в этом духе. Это уничтожило бы меня. Если бы он умер во время моего дежурства, и его дети считали бы, что мы не сделали все возможное, чтобы сохранить жизнь их отцу. Но поскольку меня там не было, я мог хоть как-то утешиться.
Билл:
Я начал ощущать, что нам и не было предначертано быть там. Нас не должно было быть на месте его смерти. Те, кто участвовал в этом, будут носить это в себе до конца своих дней. Кто-то из его поклонников, какая-то девушка, говорила мне об этом. Она сказала: «Он должен был умереть в Лос Анджелесе. Эти концерты, давление… Это неминуемо должно было случиться. Возможно, ваши с ним отношения сложились именно так потому, что он не должен был умереть во время вашего дежурства. Вы не должны были нести эту тяжкую ношу». Я все думаю над этими словами. «Я и не должен был там быть». Правда? Может, я сошел с ума, но я все равно думаю об этом. Я цепляюсь за это.
Когда я вспоминаю о тех событиях, то, наверное, ощущаю скорей облегчение, чем печаль. Я принял это. Часть меня действительно верит в то, что он не умер. Он просто ушел. «Я ухожу отсюда. Я оставляю все это дерьмо и эту жизнь. Я ухожу». У него бы уже не получилось так жить. Никогда. Только не в этом мире. У него никогда не было бы обычной жизни, как у меня или у вас. Он не мог освободиться. Майкл Джексон всегда был бы окружен стервятниками. За ним бы везде ходила охрана, следившая за каждым его шагом, до конца его дней. Да кто захочет так жить? Здесь для него не было ни покоя, ни утешения. Я постоянно повторяю себе эти. Теперь он наконец-то отдохнет.
Я пришел к этому состоянию через несколько месяцев после того, как все это случилось. Мне потребовалось много времени. Сразу после его смерти, за неделю до церемонии прощания в Степлс-центре, я связался с сотрудницей AEG (именно они занимались организацией церемонии). Я сказал ей, что мне нужны билеты для нас с Джавоном. За два дня до церемонии, когда мы уже готовились выехать в Лос Анджелес, мне позвонили. Я поднял трубку. В трубке плакала какая-то женщина:
– Билл, это Джоанна.
Джоанна? Не знаю никакой Джоанны.
– Кто?! – переспросил я.
– Билл, это я. Джоанна. «Подружка».
О… «Подружка». Из Вирджинии.
– Эй, как ты? – спросил я.
Она рыдала.
– Билл, пожалуйста, я должна увидеть Майкла. Я должна попрощаться. Пожалуйста, помоги мне, Билл!
Она умоляла меня помочь ей попасть на церемонию прощания. Однако она называла это иначе. У нее был такой жуткий восточноевропейский акцент, и по-английски она говорила довольно посредственно. Она не знала, как это называется по-английски, поэтому называла это «шоу». Она повторяла: «Билл, я должна пойти на шоу». Но я не знал, как протащить ее туда. Мистер Джексон никому о ней не говорил. Она больше ни с кем не могла связаться. Никто не знал, кто она такая. А она все повторяла: «Билл, пожалуйста! Ты должен помочь мне попасть туда!» Я не знал, что делать. Сказал ей, что перезвоню. А потом позвонил Джавону.
Джавон:
Я не хотел туда идти. Я был в жутком состоянии. Я видел все эти статьи в газетах, видел эти программы по телевизору. Майкл Джексон, Майкл Джексон, Майкл Джексон везде и повсюду. Дошло до того, что даже на шоу «Танцы со звездами» участников спрашивали: «Что вы чувствуете в связи со смертью Майкла Джексона?»
Я спокойно относился к тем, кто говорил: «Ну, он прекрасный артист, и мы никогда не забудем его музыку». Меня это не трогало. Но я просто ненавидел всех этих знаменитостей, повылезавших непойми откуда и делавших вид, что они были его лучшими друзьями и общались с ним каждый день. Люди говорили: «Да-а, вот мы с Майклом тусовались год назад…» Я смотрел на экран и думал: черта с два. Я же был с ним все время, а вот тебя там не было.
Я знал, что эти похороны будут напрочь фальшивыми. Я не хотел в этом участвовать. Я знал, что не смогу оставаться спокойным, поэтому сказал Биллу:
– Если я пойду туда, то покалечу кого-нибудь. Реально.
Я очень хотел оказать ему последние почести, дань уважения, остаться с ним один на один, но я знал, что там этого не будет. Я уже принял решение, когда Билл позвонил и рассказал о Подружке. Поэтому я ответил:
– Билл, иди лучше ты, будешь представлять нас обоих. А мой билет отдай ей. Она должна быть там.
– Ты уверен?
– Абсолютно уверен.
Билл:
Какая-то часть меня тоже не хотела идти, по тем же причинам, но у меня было больше сомнений, чем у Джавона. Я чувствовал, что это очень важно – быть там. Я перезвонил Подружке и договорился встретить ее в Лос Анджелесе. Она звонила мне не из Штатов, а затем, меньше чем за сутки, она каким-то образом добралась сюда из Европы.
В день церемонии я отправился в отель SLS в Беверли-Хиллс, где выдавали билеты. Я отстоял очередь, взял билеты и вышел наружу, подождать Подружку. Я видел группу людей, выигравших билеты на радио. Они разыгрывали билеты на радио. Выиграйте себе местечко на похоронах Майкла Джексона. Меня это взбесило. Тут я услышал, как кто-то кричит у меня за спиной: «Билл!», повернулся и увидел Подружку. Она плакала. Кажется, она не переставала плакать все эти десять дней. Она подбежала ко мне, я обнял ее и отдал ей билет. В следующий раз мы увиделись уже внутри.
У входа в Степлс-центр творилось форменное безумие. Везде полиция. Они перекрыли целые кварталы. Я припарковался в гараже в десяти кварталах от зала и шел пешком. Его поклонники выстроились вдоль улиц за рядами полицейских, в руках у них были плакаты и цветы. Многие были одеты как он, в этих зеркальных очках и шляпах. Тысячи людей.
Едва я вошел и сел на свое место, то сразу понял, что здесь все будет так, как мы и думали. Это не настоящая церемония прощания. Это Голливуд. Собрались все сливки общества. Я огляделся и увидел всех этих знаменитостей. Люди общались, смеялись. Вся семья Кардашьян была здесь. Джавон бы сошел с ума, если бы увидел это.
В секторе, где я сидел, было порядка полутора тысяч людей, и среди них я видел буквально 40-50 человек, которые действительно были в трауре. Я увидел ту самую девушку с красной машиной, которая парковалась напротив дома на Монте-Кристо. Когда я увидел ее, то сказал себе: да, она действительно должна быть здесь. Им следовало выгнать отсюда всех этих жалких притворщиков на улицу, открыть двери и впустить сюда его поклонников. Они заслужили быть здесь. Его поклонники были единственными, кто никогда не бросал его. Когда они говорили «Майкл, мы любим тебя», он всегда отвечал – «я люблю вас больше». И он говорил искренне. Они многое значили для него. Они были настолько небезразличны ему, что порой с ними у него были единственные стабильные и реальные отношения за всю его жизнь. Его единственная любовь, его единственный роман.
Как только началась программа, я перестал обращать внимание на то, что творилось на сцене. Я был погружен в свои мысли. Мне казалось, что люди, выходившие на сцену, прощались с кем-то другим. Не с тем человеком, которого я знал. Я не обращал внимания на всех, кто выступал – Ашера, Мэрайю Кэри, Джона Майера. Я не видел их. Подружка была права. Это не было церемонией прощания. Это было шоу. Всего лишь шоу.
В конце на сцену вышла вся семья Джексонов. Кто-то из братьев произнес несколько слов, а затем послышалось: «Пэрис хочет сказать кое-что». Когда я услышал это, то сразу же вытащил и надел темные очки. Я знал, что разрыдаюсь, едва она заговорит. Она вышла вперед, ей отрегулировали микрофон. Она заговорила, и когда она сказала: «Папочка был лучшим отцом, которого только можно себе представить», меня сорвало. Я был в истерике. Я уже не слышал ее слов. Это было слишком больно. Это были слова, которые я не хотел слышать.
Она заплакала, и тут я понял, что раньше никогда не видел ее плачущей. Она всегда была веселой, улыбающейся, смеющейся. Принс и Бланкет тоже. Принс плакал, когда ему пришлось оставить собаку в Нью-Джерси, но это был единственный раз. Я ни разу не видел, чтобы эти дети плакали или были расстроены. Они были самыми счастливыми детьми в мире. Они обожали своего папочку, они любили друг друга. Вместе они были очень счастливой семьей.
После речи Пэрис выступил Марлон Джексон и поблагодарил всех присутствующих. Братья подошли к гробу, чтобы унести его со сцены. Заиграла Man in the Mirror, и люди начали кричать: «Майкл, мы любим тебя!» Я смотрел на все это и вспоминал разговор с Грейс в доме на Монте-Кристо, когда я только начал работать там. Мы с ней были в гараже, я устанавливал оборудование для охраны, а Грейс сидела за компьютером. Мистер Джексон велел ей связаться с кем-то, и она была расстроена:
– Босс хочет, чтобы я связалась с этим человеком, я оставила уже сотню сообщений, но мне так и не перезвонили. Порой он забывает, что некоторые люди не хотят иметь с ним ничего общего после всего этого кошмара.
– Какого кошмара? – спросил я. – О чем это вы?
– Суд, – ответила она. – После суда многие перестали ему звонить.
Она стала рассказывать мне, как все это работает. Говорила о днях сразу после суда.
– Когда его оправдали, мы устроили в «Неверленде» вечеринку, чтобы он мог отпраздновать вердикт, но никто не пришел.
– Вообще никто?!
– Ну, буквально пара человек.
Она сказала, что они составили список гостей – друзей и людей, с которыми мистер Джексон работал многие годы. В списке было порядка 300 человек. Пришли от силы 50. Большинство пришедших – те, кто работал на него. Обслуживающий персонал «Неверленда». Сотрудники его адвоката. Люди, которым заплатили, чтобы они туда пришли. Все остальные звонили и говорили, что не могут прийти, что у них были другие планы.
– Он понял, – сказала Грейс. – Он знал, почему они не пришли. Люди звонили и говорили ему, что любят его и молятся за него, но мало кто выступил в его защиту публично. Мало кто сказал публично, что верит ему. Многие притворяются его друзьями, но они ему не друзья. Если он не делает им деньги, их рядом не будет.
Когда закончился суд, мистер Джексон хотел верить, что его жизнь будет такой же, как раньше. Он считал, что мир увидит его невиновность, увидит, что его обвинили несправедливо, все вернутся к нему и будут любить его. Но этого не случилось. Это разбило ему сердце. Сейчас мы видим все эти суды, показания, люди обвиняют друг друга, задают вопросы, все подают на всех в суд, все ругаются и спорят, кто или что убило Майкла Джексона. А для меня все ясно. Я знаю, что убило его.
Пока я сидел в зале и смотрел на всех этих людей, я не мог забыть тот разговор с Грейс. Я хотел побыть наедине со своими мыслями, хотел оплакать его. Но я не мог. Я ощущал лишь гнев. Гнев застилал все остальное. Люди выходили на сцену, говорили о том, каким чудесным другом был Майкл и как много он для них значил, а я думал: где же вы были? Где вы были, когда телефон молчал целыми днями? Когда он не мог спать по ночам, и у него не было никого, с кем он мог бы поговорить? Когда у Пэрис был день рождения, и никто не пришел, чтобы посмотреть, как она открывает подарки? Лишь няня и парочка телохранителей. Где же вы все были, когда его выбрасывали из отелей, когда его дети жили на чемоданах, а у нас не было денег, чтобы заправить машину? Где были все эти люди?
Где были все эти люди, когда он так нуждался в них?..
-----------------
КОНЕЦ
Автор перевода Юлия justice_rainge
|
| |
| |
| ната | Дата: Суббота, 28.06.2014, 17:15 | Сообщение # 25 |
Новосибирск
| Радикальная человечность Майкла Джексона
Category: О феномене, Статьи
За пять лет, минувшие со дня его смерти, мы так и не разглядели в таблоидной карикатуре живого человека
Автор: Таннер Колби
Стоял чудесный летний день. Я сидел у открытого окна в своей квартире в Бруклине, когда в Фейсбуке стали появляться заголовки. Сначаладва-три, а потом целая лавина. Через некоторое время я подключился к iTunes и стал слушать песни, которые не слушал уже очень давно. Я проигрывал их подряд без остановки весь день. Судя по звукам, раздававшимся из открытых окон по всему кварталу и из проезжавших мимо машин, все занимались тем же.Мы все помним, где мы были пять лет назад, когда услышали, что Майкл Джексон умер, убитый смертельной дозой анестетика, используемого исключительно в клинических условиях. Певец же применял его для борьбы с хронической бессонницей. И все же, невзирая на глобальное излияние ностальгии и любви, никто из нас толком не знал человека, о котором мы так скорбели. Для простых обывателей, особенно в последние годы, Джексон стал некой абстракцией – не человеком, а таблоидным комиксом. Поспешно написанные некрологи едва ли не в узел завязывались, пытаясь извлечь изящные воспоминания из горы статей, в итоге вылившихся в беспрестанный поток сплетен о его пластических операциях и эксцентричном поведении, а заодно в неизбежные обсуждения обвинений в растлении детей – было или не было? Все то, что в итоге уничтожило его репутацию. Каждое слово похвалы было написано с подтекстом. В лучшем случае, мы оплакивали юного одаренного чернокожего парня, выросшего в трагичного, изувеченного мужчину. По этому мужчине никто не плакал.Когда дело касается истории Джексона, мы до сих пор не можем разделить ее на категории. Мы кладем “Billie Jean” и “Thriller” в один ящик, его личную жизнь – в другой и стараемся не слишком задумываться над этим. Два года назад я был вынужден заполнить этот провал. Билл Витфилд и Джавон Бирд, люди, работавшие в личной охране Джексона последние два с половиной года его жизни, обратились ко мне с просьбой помочь им написать книгу о последних днях Джексона, о времени, проведенном с его семьей за закрытыми воротами арендованного особняка в Лас Вегасе, вдали от любопытных взглядов и света прожекторов. Биографию абстракции написать крайне сложно. Придется извлечь живого человека из клубка мифов и лжи, накапливавшейся десятилетиями. Главным инструментом здесь является сопереживание, и именно этого качества не хватает в практически любой книге, написанной о Майкле Джексоне. Мы или превозносим его, или делаем из него чудовище, или жалеем его, или берем его меняющийся облик и на его основе строим теории о расовой и гендерной принадлежности – с претензией на интеллектуальность и объективацию, которым место только в таблоидах. Мы делаем все это, но не пытаемся понять его.Идея того, что Майкл Джексон является живым человеком, остается радикальным понятием. Однако я познал его именно в процессе написания книги. Глазами Билла и Джавона я увидел обычного человека: Джексон, помогающий своим детям делать уроки, Джексон, играющий в баскетбол со своими телохранителями на подъездной дорожке у дома. Разумеется, имело место и эксцентричное поведение, но в контексте ситуаций это поведение имело смысл; я стал гораздо лучше понимать его выбор и поступки.Что же касается обвинений в растлении, едва я стал разбираться в этом самостоятельно, меня изумила не беспочвенность этих обвинений, а скорей то, насколько явно они были беспочвенны. Первые обвинения, предъявленные ему в 1993 году, были опровергнуты тщательным журналистским расследованием и статьей в журнале GQ. Вторые обвинения, предъявленные десять лет спустя, были отвергнуты двенадцатью присяжными как безосновательные и не имеющие доказательств. Все эти факты доступны любому, у кого есть пять минут свободного времени и доступ в Интернет. И все же вопросы о его невиновности продолжают возникать. Истории о «безумном Джеко» никуда не делись.Причиной тому является инаковость Джексона. Его действия не вписывались в норму. Людям требуется какой-то контекст, структура, рамки, в которые его можно задвинуть, чтобы понять. Люди любят рассказывать истории. Такова наша природа: мы складываем факты в историю. История Джексона, подстегнутая таблоидами и принятая практически всеми, рассказывала о маленьком гении, выросшем в странного чудаковатого парня, возможно, преступника. Это единственная история, которая нам известна, и на сегодняшний день не возникло ни одного удовлетворительного альтернативного варианта. Обвинения, выдвинутые против него, давным-давно признаны ложными, но их не заменила необоримая правда. В этом вся проблема. Не имея новой правды, люди вольны говорить все, что захотят. В зависимости от дня недели Джексон либо серийный педофил, либо девственный ребенок в мужском теле. Или же оба варианта сразу.  Майкл Джексон заслуживает более честного повествования о своей жизни. Он заслуживает того, чтобы его историю рассказали как положено. Оглядываясь на события пятилетней давности, нам бы следовало заново осмыслить все, что нам, как мы полагаем, известно о нем. Например, можно взять одно из заявлений Джексона, над которым все так насмехались: «Я Питер Пэн». Это заявление прозвучало в печально известном документальном фильме Мартина Башира «Жизнь с Майклом Джексоном» (2003). Когда Джексон сказал, что он Питер Пэн, Башир воспользовался этим, дабы изобразить певца сбежавшим пациентом психлечебницы, а мир решил, что Джексон видел себя капризным эльфом, скачущим по Неверленду ( в русском переводе книги – «Нетландия». – прим. пер.) в зеленых лосинах и рассыпавшим повсюду волшебную пыль. Да, этот парень явно в чем-то виноват. Однако такое видение основано на нашем собственном карикатурном восприятии и Джексона, и Питера Пэна. Помимо всего прочего, Майкл Джексон был чрезвычайно образован и начитан. Он ездил в книжные магазины по ночам и оставлял там по 5 тысяч долларов за раз. История, искусство, наука, религия, философия. Он сидел в своем доме в одиночестве и залпом читал все, до чего мог дотянуться. (Если у вас хроническая бессонница, и вы слишком знамениты, чтобы вот так просто выйти из дома, вы бы тоже увлеклись чтением.) Источником одержимости Майкла Джексона Питером Пэном был не только диснеевский мультфильм 1953 года, но еще и оригинальная книга Джеймса Барри. Джексон, к слову, собирал для своей библиотеки все старые издания этой книги.В оригинальной истории Барри Питер Пэн совершенно другой. Он не может вырасти и поэтому застрял в вечном настоящем. Он живет без последствий. У него нет памяти, поэтому нет и понимания того, как его действия влияют на других, а это значит, что он не может ни по-настоящему установить какие-либо отношения с людьми, ни сочувствовать им. Он одинок. Ведь неслучайно домом Питера Пэна является остров Неверленд, оторванный от реальности. В самом буквальном значении Неверленд – место, где ты никогда не сможешь за что-то зацепиться, никогда не сможешь успокоиться. Это вечная неистовая воображаемая битва между пиратами и индейцами.Как и многие чудесные детские сказки, Питер Пэн – темная и болезненная история. Что имеется в виду, когда мы говорим, что кто-то «потерял» ребенка? Это значит, что ребенок мертв. В книге это Потерянные дети, души детей, вырванные из колясок по всему Лондону и потерявшиеся на пути из этого мира в следующий. И Питер Пэн одет вовсе не в зеленые лосины. Он носит тунику из «скелетов листьев». Эту символику сложно не заметить. Неверленд, Потерянные дети и сам Питер Пэн – все они представляют собой вариант смерти, поскольку, если ты не вырастаешь, ты уже мертв. Невзирая на то, что быть вечным ребенком очень весело. И хотя Питер Пэн видится нам беззаботным искателем приключений, поздно ночью, когда игры заканчиваются, его осаждают кошмары, сны, «более болезненные, чем сны других мальчиков», «сны, которые заставляют его жалобно стенать». Но источник ночных мучений Питера Пэна остается тайной, никто не понимает причин и не может заставить их исчезнуть.Когда Майкл Джексон сказал, что он – Питер Пэн, вряд ли он имел в виду то, что хочет быть мультяшкой. Трагедия несправедливых обвинений, предъявленных ему, в том, что они заслонили собой реальную проблему, на которую нам следовало бы обратить внимание. Во время суда целый ряд свидетелей показывал, что Джексон никогда не делал с ними ничего предосудительного. Они были просто друзьями. Я бы сказал, что отношения Джексона с детьми довольно скучны и совершенно не скандальны. Поначалу, на первый взгляд, они кажутся необычными, но в них нет ничего, кроме совместного просмотра фильмов по ночам и поездок в парки развлечений. Отношения Джексона с детьми гораздо более примечательны тем, что именно они рассказывают нам о его отношениях со взрослыми (точнее, об отсутствии таких отношений). Вот это действительно интересно.Джексон попал в развлекательную индустрию с десятилетнего возраста. Почти все отношения, знакомые ему, заключались по контракту. Для звукозаписывающей компании он был продуктом. Для семьи – талоном на питание. Почти все, кто его окружал, держались исключительно на чеках, а когда чеки переставали выписывать и оплачивать – исчезали и люди. «Я встречал многих людей за свою жизнь, – говорил Джексон, – но очень редко они становились настоящими друзьями. Вероятно, я могу сосчитать их по пальцам одной руки». В итоге даже такие люди, как Элизабет Тейлор и Крис Такер, стали приходить буквально на пару часов. Как верно подметили Билл и Джавон: «В жизнь Майкла Джексона приходили многие, но никто не оставался».В каком-то смысле Джексон сам ответственен за такую изоляцию. Поскольку его всю жизнь использовали другие, он не был способен на обоюдное доверие, необходимое для крепких значимых отношений. Этот парень горестно пел о своем одиночестве в каждой песне, но сам же и отвергал то, что так жаждал получить. Джексон мог быть невероятно добрым и щедрым с людьми, но эта очевидная доброта маскировала более глубокую неспособность устанавливать связи. Он вырос в самом сердце своей собственной вселенной, в мире, где все вращалось вокруг него. Когда отношения начинали тяготить его или слишком много требовали, он отсекал их. К моменту переезда в Вегас Джексон отдалился от всех своих братьев и сестер. (Да, и от Дженет тоже.) Два брака Джексона (с Лизой Мари Пресли и Дебби Роу) также показательны в этом плане. Как и все прочее в его жизни, эти отношения стали предметом бесконечных и безвкусных обсуждений. Но нам нет нужды сплетничать о характере его браков, чтобы отметить один явный аспект: долго эти браки не продлились. Если они и были фиктивными, как предполагали люди, то не удались даже на этом уровне.Джексон нашел убежище в мире детей, потому что это было единственным местом, где он чувствовал себя в безопасности. Он говорил, что дети «ничего от вас не требуют». Фактически, вне студий звукозаписи, в мире Джексона постоянными были лишь три вида отношений: его отношения с матерью, с поклонниками и детьми. У этих отношений тоже есть общая черта: они просты. Любовь матери безусловна. Преданность фаната – тем более. А кто из нас смог бы устоять перед обожанием в широко открытых глазах ребенка? Такая любовь хоть и приятна, но не требует усилий. Она не бросает вызов получателю и в итоге расслабляет. Чрезмерная материнская опека и поклонение ослабили Джексона и лишили его желания меняться.Примечательно то, что самые ярые поклонники Джексона никогда не спешили судить его так, как судили простые обыватели, но обожание поклонников и детей не может выполнять роль супруга, партнера или истинного друга. Именно в таких отношениях мы вынуждены из кожи вон лезть, чтобы стать как можно лучше. При всей одержимости вопросами, с кем же делил постель Майкл Джексон, мы редко спрашивали: а с кем Майкл Джексон действительно установил прочные отношения? Кого он любил зрелой и полноценной любовью, и дарил ли кто-нибудь Майклу Джексону такую любовь взамен? Никто. Едва гасли огни прожекторов, он оставался один. И не просто один, а с отчаянной нехваткой возможностей хоть как-то изменить эту ситуацию.  Единственным светлым пятном последних дней Джексона были его дети. Он был лучшим и самым любящим отцом, каким только мог стать. Однако он, по своим собственным словам, не мог быть полноценным родителем. Он не мог делать все то, что обычно должен делать отец. В их жизни бывали моменты, которые он не мог разделить с ними, то, что большинство из нас вообще не воспринимает всерьез. Когда они проезжали мимо общественного парка в Вирджинии, дети увидели игровую площадку и начали просить отца остановить машину и пойти поиграть с ними там. Но Джексон не мог рисковать. Его могли сфотографировать вместе с детьми и таким образом открыть их личности для папарацци. Поэтому он ждал в машине, наблюдая за ними сквозь затемненные стекла, пока телохранители вели детей на площадку и наслаждались моментом, который должен был бы принадлежать ему. Эта проблема только усугублялась по мере их взросления. Что с ними будет, когда они вырастут из своих масок и кодовых имен? Что произойдет, когда они, как и все подростки, начнут отвергать мир, созданный для них Джексоном?У Питера Пэна несчастливый конец, по крайней мере, для него самого. Дети семейства Дарлингов начинают скучать по дому и умоляют Питера отправить их домой, что он и делает. Дети возвращаются в свою комнату, прибегают их обрадованные родители, чтобы обнять их покрепче и поздравить с возвращением, а Пэн остается снаружи, заглядывая в окна и не имея возможности разделить эти теплые семейные объятия. «У него было множество других радостей, недоступных другим детям, – писал Барри, – но он видел в окне единственную радость, которой он лишен навсегда».Да, множество других радостей, но отказ в простых радостях обычного человека. Довольно точное описание жизни в золотой клетке Джексона. Может быть, тот парень по телевизору, назвавший себя Питером Пэном, вовсе не сумасшедший. Самой большой разницей между Майклом Джексоном и Питером Пэном является то, что у Пэна не было памяти. Он не помнил, что именно вызывает его ночные кошмары. Джексон же, напротив, слишком хорошо знал, почему он не может спать по ночам, и именно поэтому он прибегал к шприцам и пузырькам с таблетками, чтобы дотянуть до утра.Майкл Джексон принимал множество нездоровых решений в попытке справиться со своей тяжкой ношей, но нам не следует осуждать эти решения без искренней попытки понять, почему он пошел на все это. В прошлом году покойный Король поп-музыки возглавил список самых прибыльных артистов по версии журнала Forbes, оставив далеко позади свою ныне здравствующую соперницу, Мадонну, и оторвавшись от нее на добрых 35 млн. долларов. Эта позиция была достигнута путем капитальной перезагрузки погрязшего в долгах Фонда наследия Джексона, трансформировавшегося в необычайно прибыльную корпорацию стоимостью в несколько миллиардов долларов. Если можно исправить его профессиональное наследие, приложив столько усилий, то тем более будет преступлением, если мы не сделаем того же для его личного наследия. История Майкла Джексона просто обязана быть пересмотренной. Этот человек вел выдающуюся и исключительно тяжелую жизнь. Он заслуживает эпитафий без какого-либо негативного подтекста. Таннер Колби, соавтор книги «Remember the Time» (Майкл Джексон в последние дни:
воспоминания телохранителей), автор Some of My Best Friends Are Black: The Strange Story of Integration in America (Мои друзья-чернокожие: странная история интеграции в Америке).
Перевод: Юлия Сирош
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
|
