ВОСПОМИНАНИЯ О МАЙКЛЕ
| |
ната | Дата: Суббота, 10.05.2014, 15:28 | Сообщение # 351 |
Новосибирск
| Майкл Джексон и меня держал за руку
http://www.michaeljackson.ru/
Просто еще одна трогательная история о Майкле Джексоне — о его доброте и эмпатии, о способности искренне переживать за людей.
Майкл Джексон ScreamДавно нужно было об этом рассказать… Слишком долго это было моей маленькой тайной, но сейчас я хочу, наконец, поведать вам о том, как Майкл Джексон держал меня за руку…
Это произошло на студии Universal во время съемок видеоклипа «Scream», в котором Майкл выступал вместе со своей сестрой Джанет. Незадолго до этого я познакомился с Майклом, когда готовил для него сцену во время репетиций тура Dangerous.
И режиссер видео «Scream» Марк Романек, и художник-постановщик Том Фоден — бескомпромиссные перфекционисты. Работать с ними над многочисленными проектами было огромным удовольствием. В киноиндустрии сотрудничать с людьми, обладающими видением, значительно лучше, чем с теми, кому этого видения недостает. В этом конкретном проекте я работал с художественным департаментом, который возглавлял Том Фоден. В его подчинении были Дана Гармэн, Ричард Берг, Джеми Викерс, Поли Питч, Марк Брукс и другие.
«Scream» — это, наверное, самое дорогое музыкальное видео, которое когда-либо снимали. По-моему, общий бюджет продакшена/пост-продакшена составлял около 8,3 миллионов долларов. И могу сказать, что значительная доля этой суммы — может быть, около половины — приходилась на художественный департамент. Мы занимали три полноразмерных павильона в студии Universal в Лос-Анжелесе, внутри которых было более дюжины съемочных площадок. Когда начиналась съемка, я выполнял обязанности «декоратора на площадке» — проще говоря, представителя художественного департамента, который должен был все время находится на площадке как «лицо» департамента. По роду обязанностей эта работа включала непосредственное взаимодействие с артистом.
Бесспорно, это была сумасшедшая работенка. Три павильона, более дюжины сцен, двадцать съемочных дней.
В первый съемочный день нас вызвали в 7 утра, но Майкл появился только после полудня. Потом укладка волос, грим, выход на площадку — итого, съемки мы начали уже в 16:30. Стало ясно, что в последующие 20 дней снимать мы будем ночами. Также стало ясно, что Майклу это нравилось… работать по ночам.
Наконец, мы приступаем. Входит Майкл, его встречает Марк и объясняет ему постановку. Первая сцена, которую мы снимаем, — та, где Майкл танцует на одной из белых панелей, которых в этом видео множество. Майкл встает в свою позицию на расстоянии около 6 футов от камеры, пробует пару дублей и говорит, что пол (белый виниловый линолеум) немного скользкий. Я подбегаю со своими инструментами: металлической мочалкой, тряпкой и пульверизатором с «особой смесью», немного натираю пол мочалкой и отхожу назад. Марк выходит из-за камеры, смотрит на мою работу, зовет Тома и спрашивает, не пропал ли глянец. Я говорю, что нет, обрызгиваю пол «особой смесью», и она высыхает до блеска. Когда я поднимаюсь с колен, Майкл улыбается мне и говорит: «Я помню тебя с репетиций тура». Я отвечаю: «Верно». Он спрашивает, как дела у моих детей, и я говорю, «отлично, замечательно». Затем все возвращается в норму, Майкл делает свое дело, работа пошла.
Как я и предсказывал, сбор команды перенесли на 16 часов вместо 7 утра, и каждую ночь мы работали до 4-6 часов утра.
На исходе последней съемочной ночи мы переместились в декорации «дзэн». Съемки подходили к концу: последний день, последняя сцена, последние кадры. Художественный департамент подготовил помещение к приходу Майкла, который должен был занять место на дзэн-подиуме в центре съемочной площадки. Майкл обвел взглядом сцену и отметил красоту декораций. Он был абсолютно спокоен, и видно было, что ему нравилось сидеть в центре этого временного храма.
Марк попросил подрезать что-то на потолке, я взял 12-ступенчатую лестницу, взобрался наверх и начал пилить. По случайности портативная пила отскочила назад и отрезала мне треть левого безымянного пальца. Не говоря ни слова, я вынул из заднего кармана тряпку, обернул ею палец, спустился вниз и вышел со съемочной площадки. По пути я встретил Тома и показал ему, что произошло. Том проводил меня до выхода из павильона, и я лег на бетонный пол. Вскоре вокруг меня уже полукругом возвышалась вся съемочная группа. Ребята из профсоюза, жующие жвачку. Три часа утра. Представили?
Внезапно толпа расступается и появляется Майкл — и останавливается, нависая надо мной и глядя на меня сверху. Он смотрит на мою левую руку, которую я держу на весу, потом снова на меня. А потом ни с того ни с сего опускается на колени справа от меня, берет мою правую руку и сжимает ее в своих ладонях. Он смотрит мне прямо в глаза и извиняется — он повторял извинения снова и снова, а на глазах у него выступили слезы, и он так и держал меня за руку, пока не приехала «скорая» и не увезла меня.
На следующей неделе, когда я поправлялся дома, начали приходить подарки от Майкла и Джанет — со вкусом подобранные, классные вещи: превосходное мыло, банный халат, благовония, открытка. Вот такая у меня история. Майкл Джексон и меня держал за руку. Майкл, если ты прочтешь это, спасибо тебе за заботу.
Даг Льюис История размещена в блоге veniceartsclub 6 сентября 2009 г. Перевод jil_dp, morinen Фото Ричарда Берга
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
|
| |
Ирина | Дата: Понедельник, 12.05.2014, 16:35 | Сообщение # 352 |
Москва
Российская Федерация | Брэд Баксер: «В музыке мы говорили на одном языке»
Брэд Баксер, клавишник и аранжировщик на всех альбомах Майкла Джексона, начиная с Dangerous, музыкальный директор туров Dangerous и HIStory, был близким другом и коллегой Майкла более 15 лет. Брэд — скромный человек и почти никогда не рассказывает о своей работе с Королем поп-музыки. В ноябре 2009 года он дал единственное полноценное интервью французскому фэнзину Black & White.
Black & White: Как вы начали работать с Майклом?
Брэд Баксер: В 1986 году я ездил в тур со Стиви Уандером. Как вы знаете, Майкл был большим поклонником Стиви, поэтому внимательно следил за музыкантами, которые у него играли. До 1991 года я ездил с Уандером, и в то же время благодаря ему я познакомился с Майклом. Никогда не забуду нашу первую встречу. Между нами мгновенно проскочила искра: в музыке мы говорили на одном языке, были на одной волне. Разумеется, мы быстро подружились. Наша дружба началась естественно и со временем укрепилась.
Black & White: Таким образом, вскоре вы с Майклом уже занимались творческой работой над альбомом Dangerous?
Брэд Баксер: Да. До того, как в команду пришел Тедди Райли, мы с Биллом Боттреллом записали несколько демок, включая «Who Is It», «Black Or White» и «Heal The World».
Black & White: Dangerous был первым альбомом, записанным без Куинси Джонса. Как вы думаете, почему так вышло?
Брэд Баксер: Позвольте мне кое-что прояснить: Майкл не был сердит на Куинси. Он всегда восхищался им и испытывал к нему глубокое уважение. Но в Dangerous Майкл хотел полностью контролировать весь творческий процесс, от начала и до конца. Другими словами, он хотел быть сам себе начальник. Майкл всегда был очень независим и хотел показать, что его успех не зависел от кого-то, в частности, от Куинси. Однако с мнением Куинси по-прежнему считались. Когда мы закончили Dangerous, Майкл позвонил Куинси, чтобы тот немного помог ему на последних этапах. И Куинси высказал свое мнение о песнях. Но когда он сказал, что мы создали шедевр, Майкл уже не сомневался в готовности альбома к изданию.
Black & White: Одна из выдающихся песен альбома Dangerous — «Who Is It». По структуре песня во многом напоминает «Billie Jean». Майкл сделал это умышленно?
Брэд Баксер: Нет, не думаю. На самом деле, я никогда не обращал на это внимание, но сейчас задумался — и правда, «Who Is It» и «Billie Jean» очень похожи. Тем не менее, при всех заслугах «Who Is It» не думаю, что она стоит рядом с «Billie Jean». С «Billie Jean» ни одна песня не сравнится.
Black & White: Давал ли вам Майкл свободу в студии?
Брэд Баксер: Разумеется. Майкл был гибким в этом плане, он всегда был открыт для моих предложений и идей. Он полностью мне доверял. Очень часто он напевал мелодию, а я придумывал аранжировку. Если ему что-то не нравилось в аранжировке струнных или клавишных, он говорил мне, что идти в этом направлении не стоит. В музыке Майкл был гением: он знал, что не может заниматься всем самостоятельно, и умел делегировать те или иные вещи. Иногда он точно знал, что именно хочет услышать, и пропевал все партии песни. Иногда позволял мне играть, пока не слышал что-то, что ему нравилось. Именно так родились песни «Who Is It» и «Stranger In Moscow».
MTV беседует с Брэдом Баксером во время мирового тура Майкла. Брэд рассказывает об инструментах и говорит, что музыканты устанавливают оборудование в номерах отелей, чтобы практиковаться и сочинять музыку в свободное от выступлений время. Ведущая спрашивает, как Брэд и Майкл пишут музыку. Брэд рассказывает про «Who Is It»: «Я пришел, у Майкла играл трек с базовым ритмом ударных. Мы с Майклом подобрали несколько аккордов, потом другие элементы и музыкальные партии. И с “Will You Be There” все происходило так же. У него, по сути, все партии в голове. Например, в случае “Will You Be There” он спел мелодию и сказал: “Сыграй аккорды”, — я сыграл, и он уже знал, что хотел услышать. И когда я сыграл верные аккорды, он сказал: “Вот оно”. Понимаете, он пишет все эти песни, но… вот как вы сейчас со мной сидите, так же и мы работаем с Майклом».
Black & White: Правда ли, что Майкл иногда писал сначала текст, а потом мелодию?
Брэд Баксер: Нет, такое бывало крайне редко. Майкл часто писал текст в последний момент, где-нибудь на углу стола. Такая у него была привычка [смеется]. Он хотел полностью закончить оркестровку песни, прежде чем писать текст. И это иногда сводило нас с ума! К примеру, Майкл написал текст «Black Or White» за 20 минут, прямо перед началом записи вокальной партии, пока мы сидели и ждали его.
Black & White: Не случалось ли вам видеть досаду Майкла из-за того, что он что-то не мог сыграть на музыкальном инструменте?
Брэд Баксер: Не припомню. Но однажды он попросил меня дать ему пару уроков игры на фортепиано. Я сказал: «Ладно, Майкл, но к этому надо подойти серьезно. Каждый день мы будем проводить 15-минутное занятие, и ты должен сосредоточиться». Но у него так и не хватило терпения заняться этим как следует. [смеется] Думаю, он знал, что ему не нужно играть на каком-либо инструменте, чтобы проявить свой талант. Хотя он никогда ни на чем не играл, он все равно был фантастическим музыкантом. Он инстинктивно понимал музыку. Это было у него от природы.
Black & White: Ходят слухи, что в 1993 году Майкл написал музыку к видеоигре Sonic 3, над которой работали и вы, это правда?
Брэд Баксер: Я никогда в игру не играл и не знаю, сохранили ли разработчики те треки, которые создали мы с Майклом, но, да, мы написали музыку. Майкл позвонил мне, чтобы я помог ему с этим проектом, и я помог. Если он не указан как автор музыки, значит, он, вероятно, был недоволен результатом, звучавшим с игровой приставки. В то время у приставок не было технических возможностей для нормального воспроизведения музыки, и Майкл остался разочарован. Он не хотел ассоциироваться с продуктом, который обесценивал его музыку.
Black & White: Удивительно то, что в музыке к Sonic 3 слышны аккорды «Stranger In Moscow», хотя она была написана позднее.
Брэд Баксер: Да, мы с Майклом сделали аранжировку для игры, а потом взяли ее как основу для «Stranger In Moscow». Из всех песен, над которыми мы работали с Майклом, в «Stranger In Moscow» мой творческий вклад наиболее значим. Я не указан в этом треке как второй композитор, но я тесно сотрудничал с Майклом, когда мы создавали композицию и структуру песни. И я играл практически все инструментальные партии.
Black & White: Вас не огорчило то, что Майкл не указал вас как композитора песни?
Брэд Баксер: Нет. Я и не просил об этом. Когда у тебя есть возможность поработать с таким гением, признание неважно. У меня была уникальная возможность работать с Майклом все эти годы. Вероятно, из всех музыкантов со мной он работал дольше всего. Я занимался аранжировками его песен с 1989 по 2006 год. Мы были с ним на одной сцене.
Black & White: Вы также играли почти все инструментальные партии в «Morphine».
Брэд Баксер: Да, но, в отличие от «Stranger In Moscow», здесь Майкл точно знал, что хотел услышать от каждого инструмента. Он пропел мне все партии — и фортепианную партию в середине, и синтезаторные партии в припеве. Все в этой песне было написано им. Я просто реализовал его идеи. Вместе с двумя звукоинженерами мы даже пели слово «Morphine» в припеве. Было очень здорово…
Black & White: Вы можете рассказать о песне «In The Back», которая вышла в сборнике The Ultimate Collection? Исключительная композиция.
Брэд Баксер: Я рад, что вы вспомнили об этой песне, она одна из моих любимых. Невероятный трек, который в очередной раз подтверждает, что Майкл был гением. Как и в «Morphine», я играл все партии в этой песне, но все идеи принадлежали Майклу. Какая жалость, что он не написал текст — эта песня заслуживает быть законченной. Как и «Beautiful Girl», кстати… Мы так старательно работали над «In The Back»! Мы записали множество партий, которые не вошли в ту версию, что вы знаете. Например, Билл Престон (легендарный клавишник, работавший с Битлз и Роллинг Стоунз – прим. ред.) сыграл партию на органе. Но Майкл потом не включил ее в песню.
Black & White: Много ли вы экспериментировали при записи трека?
Брэд Баксер: Да, Майкл обожал искать новые звуки, которые людское ухо еще не слышало. Часто он повторял: «Брэд, найди мне звук, от которого очень больно». Это означало, он искал что-то, что потрясет его изнутри. Даже когда мы использовали компьютеры для создания сэмплов ударных, мы порой находили более… органичные идеи, что ли. Более натуральные. Например, мы стучали по крышке рояля бейсбольной битой, чтобы создать определенный звук барабанов.
Black & White: Вы записывали с Майклом новые песни после альбома Invincible. Можете рассказать о них что-нибудь?
Брэд Баксер: Да, один из последних треков, над которыми мы работали с Майклом, — «From The Bottom Of My Heart». Мы написали его, чтобы собрать деньги для пострадавших от урагана Катрина. Вообще все песни, которые мы записывали в последние годы, — исключительного качества. Слухи о том, что Майкл якобы переживал творческий упадок, несправедливы. Он буквально кипел идеями. И эти песни были более оригинальны, чем то, что мы делали раньше.
Black & White: То есть, у Майкла никогда не бывало недостатка вдохновения?
Брэд Баксер: Никогда. У Майкла всегда было вдохновение. К тому же он прошел через множество испытаний, например, суд в 2005 году, и на его творческий заряд это повлияло позитивно.
Black & White: Как вы думаете, услышим ли мы в будущем все эти песни, записанные за последние годы жизни?
Брэд Баксер: Мне запрещено говорить об этом, но это вполне вероятно.
Black & White: Вы поддерживали с Майклом контакт после того, как перестали работать с ним?
Брэд Баксер: В прошлом году он позвонил мне и снова пригласил поработать. Но проблема была в том, что я только-только получил лицензию пилота, и меня наняла крупная авиакомпания. А проекты с Майклом были туманными — он даже не имел контракта с лейблом звукозаписи, и я не смог рискнуть потерей предложенной мне работы. Мне нужны были гарантии, а в данном случае их просто не было. Мне уже 51 год, меня могут больше никогда не позвать в такую крупную компанию. К моему глубокому сожалению, я был вынужден отказаться от работы с Майклом.
Black & White: Что вам запомнилось о Майкле больше всего?
Брэд Баксер: То, как мы смеялись. Помню, как мы носились по коридорам отеля во время туров, как устраивали битвы едой в наших номерах… Но чаще всего я вспоминаю его улыбку, когда мы слушали законченную песню. В этой улыбке читались и гордость, и любовь и уважение. И эти чувства были взаимными. Мне повезло почти 20 лет считать Майкла одним из лучших друзей. Мы с ним были ровесники. Надо ли говорить, что я ужасно по нему скучаю…
Перевод: justice_rainger Интервью опубликовано в журнале Black & White за ноябрь-декабрь 2009.
Брэд Баксер действительно крайне мало публично говорил о Майкле. После смерти Майкла он ушел из индустрии музыки и теперь работает пилотом. В этом году 27-го июня он впервые согласился провести эксклюзивную встречу с поклонниками в Лос-Анджелесе. Если вы планируете быть на пятую годовщину в Лос-Анджелесе, не пропустите это мероприятие: это уникальная возможность послушать рассказы одного из самых преданных друзей и соавторов Майкла. Подробнее о мероприятии — на фейсбуке In The Studio With MJ.
Брэд Баксер и Майкл Принс в 2013 году
http://www.michaeljackson.ru
Сообщение отредактировал Ирина - Понедельник, 12.05.2014, 16:39 |
|
| |
Ирина | Дата: Понедельник, 12.05.2014, 17:34 | Сообщение # 353 |
Москва
Российская Федерация | Говард Маккрэри на этом снимке второй от Майкла справа. "Когда Mайкл [Джексон] явился на аудиенцию к папе римскому Иоанну Павлу ll, c ним был его учитель по вокалу Сет Риггз. Пока они ожидали встречи с его святейшеством в дальней комнате, туда влетела муха. Она с беззаботной свободой ребенка летала жужжа, вокруг них и так надоела Сету, что он не стал больше это терпеть и убил ее одним махом. Cо слезами на глазах Mайкл спросил:“Зачем ты это сделал?!” Сет ответил:“Она жужжала, действуя мне на нервы!” Mайкл на это ответил: “Она наслаждалась своей свободой и жила своей жизнью, а ты покончил с ней!” С этого дня Сет стал больше ценить все живое, из-за сострадания Майкла проявленного к мухе. Mайкл знал насколько важно было любовью мотивировать каждого в его команде, на самое лучшее исполнение, потому что понимал, что любовь самая могущественная сила в мире. Мы любили его и он любил нас всех как семью и заставлял нас чувствовать себя самыми важными людьми в мире. С любовью нет ничего невозможного". — Из разных интервью Говарда Маккрэри, певца, музыканта, актера, работавшего с Майклом над вокальными аранжировками песни "Кeep The Faith".
tally777 с http://www.liveinternet.ru
|
|
| |
Ирина | Дата: Среда, 14.05.2014, 16:52 | Сообщение # 354 |
Москва
Российская Федерация | Любимая картина мистера Джексона
Эта история — об одной из семи картин, которые Майкл Джексон приобрел у художника Патрика Велана незадолго до смерти. И может быть, она не заслуживала бы особого упоминания, если бы не удивительное сходство девушки на картине с женщиной, занимавшей значительное место в жизни Майкла. История рассказана от первого лица автором этой работы, Патриком Веланом.
Я увидел трагедию на ее лице еще до того, как она заговорила, но слова все равно не укладывались в голове. «Майкл Джексон только что умер», — произнесла она едва слышно. Амбер сидела на ступенях, ведших в подсобные помещения. Менее двух недель назад мы доставили семь картин в арендованный Джексоном особняк на Кэролвуд-Уэй. Прекрасный новый письменный стол, купленный в награду самим себе за удачно заключенную сделку, стоял в нашей галерее в Лагуна-Бич — мы так и не удосужились поставить его на место.
Я вспомнил середину шестидесятых, свое детство, которое я провел в Джольет, штат Иллинойс. У меня был талант к рисованию, слишком много лучших друзей и наивная уверенность в том, что впереди меня ждет легкий и славный путь. Я счастливо рос в своих мечтах, совершенно не подозревая о существовании другого ребенка, жившего неподалеку в Гэри, штат Индиана — юного гения, обладавшего талантом к пению и танцу и уже начавшего прокладывать себе дорогу в вечность.
В 1980 году я был молодым художником, пытавшимся выбиться в люди и жившим в крохотной квартирке в долине Сан-Фернандо, штат Калифорния. По совместительству я работал охранником, чтобы оплатить квартиру. Компания, в которой я работал, заключила контракт с семьей Джексонов на охрану их дома в Энсино. Один из двух охранников, определенных в группу секьюрити, рассказал мне, как работал там в ночной смене, и добавил, что Майкл, которому до стремительного взлета сольной карьеры оставалось всего ничего, часто сопровождал его во время обходов, чтобы ему не было скучно. Охранник описывал Майкла как очень тихого, привлекательного и скромного молодого человека. Вскоре после этого мне тоже позвонили: меня назначили в охрану дома Джексонов.
Я рано приехал к воротам. Мне сказали, что кто-нибудь меня встретит и впустит внутрь, но полчаса спустя я все еще ждал снаружи и уже начинал паниковать. А что если я адрес не тот? Я кинулся искать телефон (в 1980 году не было мобильников), чтобы проверить, не перепутал ли я. Нет, я не ошибся… Но к тому моменту, когда я вернулся к воротам, было уже поздно. Меня уже уволили.
Май 2009 года. Вместе с Амбер Генри, директором галереи, где выставлялись мои работы, мы представили наш стенд на арт-выставке Affaire In The Gardens в Беверли Хиллс. Мы не знали, что наш павильончик находился всего лишь в паре кварталов от дома Короля поп-музыки в Холмби-Хиллс. Примерно в 2 часа дня к столу, где сидела Амбер, подошла девочка с длинными каштановыми волосами и стала собирать брошюры галереи и делать фотографии картины под названием «Медитации». «Вы художник?» — шутливо спросила ее Амбер. «Ага», — улыбнулась девочка и кивнула.
Затем я заметил небольшую группу людей, которые подошли вслед за девочкой. Мужчина посредине мгновенно выделялся среди них. Его лицо было частично скрыто темным шарфом. На нем были очки, шляпа, в руках он держал зонтик. Его взгляд был устремлен на картину «Медитации». Кажется, больше он не замечал никого и ничего вокруг. Затем он отвернулся и пошел прочь. И пока он удалялся, на меня снизошло озарение. «О, Боже! — подумал я. — Да это же Майкл Джексон!» Я склонился к Амбер и поделился с ней своим наблюдением. «Ты знаешь, кто это был?» — спросил я. Она так ничего и не сообразила. «Это был Майкл Джексон», — произнес я, подчеркивая каждое слово. Она повернулась ко мне и одарила меня улыбкой, говорившей, что такого просто не может быть.
В этот момент к нам подошел представительный мужчина в темном костюме. Он назвался Фахимом и протянул мне визитку. На ней было написано «Компания Майкла Джексона». «Мистер Джексон желает приобрести эту картину», — сказал Фахим, улыбаясь и указывая на «Медитации». Я ощутил себя так, словно попал в параллельную реальность. Я подозвал Амбер, чтобы она оформила документы, но он отказался оформлять покупку сразу, заявив: «Мы заплатим вам позже». Затем он сказал нам, что вернется, и исчез.
Мы с Амбер переглянулись. Что только что произошло? Мы не знали, что и думать. Но через 20-30 минут группа и впрямь вернулась. Майкл Джексон, девочка, в которой мы узнали его дочь Пэрис, Фахим и еще один крупногабаритный телохранитель снова появились возле нашего стенда. Вероятно, в группе было больше людей, но я их попросту не заметил. Мы с Амбер наблюдали, как Майкл и Пэрис рассматривали картины, которые мы выставили. Они указывали на них друг другу. Они фотографировали. В какой-то момент Майкл драматично упал на одно колено и протянул руки к небольшой картине, стоявшей на полу в уголке. Никто не задавал вопросов. Мы были призраками в мире Майкла Джексона, не в состоянии (да и не желая) вмешаться в незамутненную умиротворенность его шоппинга.
Выбрав три… пять, шесть, семь картин, они закончили осмотр стенда, и «свита» тихонько отошла. Остался только Фахим. Радость, с которой он выполнял свою работу, была неподдельной и очевидной. У него была лучшая работа в мире, и он это знал. Он быстро определил список выбранных Майклом картин, среди которых были три оригинальные работы, написанные маслом, и четыре оттиска лимитированного тиража. Опять-таки, он отказался оформить покупку. «Мы заплатим позже», — сказал он с широкой улыбкой и поспешил следом за уходившей группой. Они взяли наши контактные данные. Мы получили их телефоны. И что теперь? Позднее в тот же день Фахим попросил банковские данные и сказал, что деньги будут переведены на наш счет в понедельник утром. Наступил понедельник — и никаких денег. Через пару дней Фахим связался с нами. «Деньги уже пришли? Мистер Джексон хочет получить свои картины». В следующие недели эти слова повторялись столько раз с незначительными изменениями, что стали напоминать припев песни.
Как художник, я не мог не признать, что, когда артист такого уровня и таланта, как Майкл Джексон, заинтересовался твоей работой, это была высочайшая честь. Но если отбросить сантименты, я просто не мог отдать картины без оплаты. Некоторые выбранные им картины были оригинальными работами в единственном экземпляре, и замены им не было. Звонки Фахима становились все более настойчивыми. «Мистеру Джексону действительно очень нравится ваша работа. Он спрашивает о картинах каждый день, — сообщил он Амбер. — Я не понимаю, почему вы до сих пор не получили платеж».
Наконец 11 июня в галерею позвонила бухгалтер из AEG Live. Она извинилась за задержку и сказала, что деньги уже перечислены. Затем она прислала нам копию документа о перечислении денег на счет. В документе было написано: «Личные расходы Майкла Джексона». Амбер позвонила мне домой. «Мы получили деньги! — объявила она. — Они хотят, чтобы мы завтра с утра доставили картины. Фахим сказал, что нам надо быть там к десяти, потому что мистер Джексон поедет на репетицию. И он сказал, что мистер Джексон хотел бы встретиться с художником».
Мы приехали в Беверли Хиллс примерно в 8:30 утра в пятницу, 12 июня. Мы остановились в парке, и Амбер позвонила в дом, чтобы сообщить о нашем прибытии. Затем нам пришлось ждать еще полчаса, пока Фахим не связался с нами. Он сказал, что все еще выполняет кое-какие утренние поручения мистера Джексона, и попросил нас встретить его у ворот через 20 минут. Подъехав к особняку, мы припарковались на другой стороне улицы, за фургоном, в котором сидел папарацци. На каждой из створок ворот висел гигантский рождественский венок, что было очень необычно для середины июня. Вскоре к нам пристроились еще папарацци. Несколько человек стояли на тротуаре, поигрывая гигантскими объективами фотокамер. Мы все ждали.
Затем, едва часы пробили десять, появился Фахим: он как раз завернул за угол, в руке у него был чемоданчик, и он сделал нам знак, приглашая следовать за ним. Мы чувствовали, что за нами следят со всех сторон, пока наш грузовичок въезжал в закрытый со всех сторон двор, определенно обустроенный так, чтобы максимально защитить обитателей дома от посторонних глаз. Нам велели подогнать машину к центральному крыльцу, и Амбер припарковалась, нервничая и едва не врезавшись в фонтан во дворе.
В этот момент во дворе стали появляться мужчины в костюмах, окружая наш автомобиль. Несколько картин тут же исчезли за открытой дверью дома. Я заглянул внутрь и увидел, что лестница на второй этаж была любовно изукрашена разноцветными рождественскими гирляндами.
Внезапно я заметил, что обычно спокойный и улыбающийся Фахим выглядит обеспокоенным. Он лихорадочно перебирал оставшиеся картины и с ужасом спрашивал: «Где голубая картина?» Я сначала не понял, что он имел в виду, и только позже осознал, что так Майкл Джексон назвал мою картину «Медитации». Как ни странно, в самой картине было очень мало голубого цвета, однако она была обрамлена широкой голубой полосой по периметру.
«Где картина, на которой сидит девушка, опустив голову на колено?» — уточнил он. На лице у него была написана паника. Наконец, я понял, что именно он искал. Я сказал ему, что картина «Медитации», «спящий ангел», уже была занесена в дом. Они взяли ее первой. Его это не убедило. Он не видел ее в доме и тут же побежал проверять.
Через несколько мгновений я поднял голову и увидел сияющего и вновь обретшего уверенность Фахима. Чувство облегчения, исходившее от него, было физически ощутимым. Он определенно нашел картину. «Это любимая картина мистера Джексона», — объяснил он, улыбаясь. Я признался, что она была и моей любимой тоже, поэтому мне очень льстило, что она пришлась мистеру Джексону настолько по душе.
Когда все картины были отнесены в дом, Амбер и я, переминаясь с ноги на ногу, ждали возле машины, пока Фахим ходил устроить нашу встречу с хозяином дома. Во дворе, который еще пару минут назад кишел людьми, внезапно стало пусто. Даже дружелюбный парень, открывавший и закрывавший ворота, куда-то испарился. Его словно поглотила гигантская живая изгородь.
Фахим вернулся один. «У меня есть хорошая новость и плохая, — сказал он. — Плохая новость в том, что мистер Джексон не сможет увидеться с вами сегодня, поскольку он все еще в постели. Хорошая новость — он хотел бы встретиться с вами немного позже». Мы сказали, что будем счастливы приехать сюда снова. Мы также упомянули, что пришлем сертификаты на все картины по почте. Однако Фахим попросил нас не делать этого, поскольку их почтовый ящик постоянно обворовывали, и добавил, что будет лучше и безопаснее просто захватить их с собой, когда мы приедем в следующий раз.
После этого Амбер говорила с Фахимом еще только раз. В последний раз мы слышали его голос в том лихорадочном звонке в «скорую», который крутили в новостях после смерти Майкла Джексона. 25 июня солнце светило ярко, впрочем, как и всегда в южной Калифорнии. Однако чего-то недоставало. Голоса, присутствия, части нашей культуры не стало — наступила тишина. И мир стал каким-то пугающе неполноценным. Я знал, что теперь мне до самой смерти придется гадать, чем же так привлекла Майкла в последние дни его жизни эта почти пророческая картина — прекрасное изображение спящего ангела.
Помню, как однажды, когда я был еще ребенком, я стоял на берегу реки. На мне были водные лыжи и спасательный жилет. Загудел двигатель катера, и я приготовился скользить по воде в первый раз. А затем, в последний момент перед запуском, мой отец велел им остановиться. Было слишком поздно. Солнце уже садилось, и мне пора было домой.
Я так ни разу и не покатался на водных лыжах и не поговорил с Майклом Джексоном. И все же мы говорили друг с другом, говорили вполне реально. Я обратился к нему на языке своего искусства, а он ответил признанием моего таланта. Возможно, в конечном итоге, этого вполне достаточно.
Патрик Велан Перевод: justice rainger
Когда эта история вместе с изображением картины «Meditations» появилась в прессе, поклонники, конечно, сразу заметили сходство девушки на картине с Лизой Мари Пресли. Кто-то из фэнов написал об этом Патрику Велану, и получил следующий ответ:
«Спасибо, спасибо за ваши теплые слова! “Meditations” — одна из моих любимых работ, поэтому мне было особенно приятно, что такой артист, как Майкл Джексон, обратил на нее внимание. Я совсем не сразу увидел связь с Лизой Мари Пресли, потому что, конечно, знаю модель, которая позировала для картины. Но я уже слышал об этом от стольких людей, включая многих посетителей галереи, что теперь сходство для меня очевидно.
Окончательно это понимание снизошло на меня пару недель назад, когда я увидел статью в тайваньской газете. Они опубликовали изображение картины рядом с тремя фотографиями Лизы Мари того периода, когда она была с Майклом. Сходство было действительно разительным. Теперь я абсолютно убежден, что именно поэтому он так привязался к этой картине. Может быть, он планировал показать ее ей или даже преподнести в подарок. Но, к сожалению, он скончался вскоре после, так что теперь нам этого уже не узнать.
Сомневаюсь, что Лиза Мари знает о ее существовании. Но думаю, было бы замечательно, если бы она увидела эту работу — тогда она знала бы, что оставалась в сердце Майкла до самого конца. Может быть, когда-нибудь она ее увидит. Надеюсь на это. Мне кажется, Майклу было бы приятно.
С наилучшими пожеланиями, Патрик» Майкл Джексон никак не прокомментировал свой выбор этой картины Патрику Велану, однако он говорил о ней со своими помощниками. Если верить биографии Дж. Рэнди Тараборелли (стр. 730), выбрав картину, Майкл сказал своему подчиненному:
«Такой я мысленно представляю себе Лизу. На самом деле, когда она снится мне, она выглядит именно так. Мне нужна эта картина».
http://www.michaeljackson.ru/
|
|
| |
Ирина | Дата: Пятница, 16.05.2014, 18:22 | Сообщение # 355 |
Москва
Российская Федерация | Майкл и Чармиан Кaрр. 1980-е гг.
Позднее живя в Энсино, штат Калифорния она открыла собственный бизнес интерьер-дизайнера, Charmian Carr Designs. Ее именовали как "Леди комнаты манекенов", после ее работы на Mайкла Джексона. В своем доме он хотел комнату, которая бы выглядела так как если бы там случилась вечеринка. Поэтому Чармиан наполнила комнату манекенами одетыми так, как если бы они побывали на вечеринке!
"Он был дома со своей матерью и двумя сестрами Дженет и Ла Тойей. Майкл был застенчив и проводил время играя с собакой на заднем дворе. Когда я пришла он подозвал меня и мы полчаса беседовали. "Не могу поверить, что Вы будете украшать мой дом, - сказал он. "Звуки музыки"- мой любимый фильм. Мне всегда нравилась Лисль."
Первая справа от Майкла Чармиан Карр, слева семья актрисы Хизер Мензес - Урих. Она исполнительница роли Луизы в "Звуках музыки". Фото из ее семейного архива. " У меня с ним были потрясающие взаимоотношения. Я работала с ним шесть с половиной лет, с 1981 по 1987 год, на пике его карьеры — его альбом Thriller вышел. Он был замечательный, - вспоминает она. Был очень добр ко мне, очень заботлив. Мы стали хорошими друзьями. Мы очень часто обедали вместе. Все время бывали в Диснейлэнде, потому что он хотел чтобы в одной из комнат его дома присутствовали различные сцены из "Пиратов Карибского моря". Он никогда не мог решить, какую сцену он хотел и поэтому всегда говорил: ‘Давай вернемся и посмотрим снова.’ Со временем, мы не могли возвращаться, потому что альбом Thriller только что вышел и он стал так популярен. Когда он находился в турне Victory он взял с собой меня и двух моих дочерей. Потом я не видела его долгие годы."
tally777 с http://www.liveinternet.ru
|
|
| |
Ирина | Дата: Пятница, 16.05.2014, 19:33 | Сообщение # 356 |
Москва
Российская Федерация | Yoshiki говорит о MJ
Хаяси Ёсики говорит о MJ :
Q. Вы встречались с Майклом Джексоном. Вы можете мне рассказать об этой встрече?
A. Это было в Токио, но он также использовал мою North Hollywood studio. Q. Он был хорошим (человеком)?
A. Да, полностью. Некоторые люди, которые работали для Майкла Джексона - клавишник, который играл на синтезаторе, работал также и со мной. У нас было несколько общих знакомых. Так что, он говорил немного о музыке. Первое, что он спросил, было : “Какие клавишные вы любите?” Я не ожидал такую постановку вопроса.
Q. У вас было несколько повязок на запястье, напульсники.
A. Я ношу их почти постоянно на протяжении уже долгого времени, потому что у меня проблемы с карпальным каналом (запястным каналом), тендинит (воспаление ткани сухожилий) от игры на барабанах и игры на пианино. Поэтому, когда мы увиделись с ним, он сказал : “Что это? Я могу надеть это?” Он подумал, что это элемент моды. Я сказал ему, что это была медицинская вещь. Но ему понравилось, так что я подарил их ему. Вы можете увидеть на некоторых фотографиях, что на нем надеты повязки на запястье, - это подарок от меня. Это было за несколько лет до того, как он ушел.
Lyud с http://www.liveinternet.ru
|
|
| |
Ирина | Дата: Понедельник, 19.05.2014, 16:15 | Сообщение # 357 |
Москва
Российская Федерация | В этом интервью 2011 года продюсер Эллиот Страйт (Dr. Freeze) рассказывает сайту mjfrance.com о дружбе с Майклом Джексоном и работе над песнями “Break of Dawn”, “Blue Gangsta” и “A Place With No Name”.
Quagmire: Мне не терпится услышать, как вы начали работать с Майклом Джексоном, как он связался с вами. Dr. Freeze: Я знал его менеджера, Джона Макклейна. Я тогда работал над альбомом со своими партнерами Spydermann. После завершения альбома все пошло не так, как мы планировали, и нам пришлось отменить его выпуск. Я был очень расстроен. И тогда Джон Макклейн сказал: «Фриз, не волнуйся, у меня есть для тебя еще один проект. Ты будешь работать с Майклом». — «С каким Майклом?» — не понял я. Он ответил: «С Майклом Джексоном!» Сначала я не поверил в это, это было невероятно! А потом в один прекрасный день, когда я говорил со своим отцом по телефону, кто-то позвонил мне на другую линию… И это был Майкл! Вот так все и началось. У меня было несколько песен, написанных для Майкла. Они ему страшно понравились! Потому что у нас мы с Майклом одинаковое чутье на мелодию. Каждый раз, когда я показывал ему песню, он с легкостью выучивал ее, как если бы уже знал. Я отдал ему несколько песен, которые он обожал. Он ценил их как драгоценность. Вот так мы и познакомились.
Q: Поговорим о «Break of Dawn» — это замечательная песня. На мой взгляд, это одна из самых чувственных песен, которые пел Майкл, именно такие вещи я хотел слышать от него. Не знаю, знали ли вы об этом, но это первый раз, когда он в песне говорит о занятии любовью. Не знаю, обсуждали ли вы с ним эту тему.
F: (смеется) Да, спасибо! Это была его любимая песня, его детка.
Q: Вы помните точное количество песен, которое предложили ему на выбор?
F: Я предлагал ему много песен. Основные песни, над которыми мы вместе работали, это «Break of Dawn», «A Place With No Name» и «Blue Gangsta». Эти три песни были приоритетными.»Break of Dawn» была завершена, остальные оставили на потом. Они находятся в запасниках.
Q: Как я понимаю, он особенно полюбил «Break of Dawn», поэтому сосредоточился на этой песне. А что произошло потом? F: Мы записывали, меняли студии, записывали снова… «A Place With No Name» и «Blue Gangsta» были записаны в одно и то же время. Были и другие песни, о которых я пока не могу говорить. Мы много чего записали, но эти три песни были нашими главными целями.
Q: Какие мысли были у вас в первый день работы в студии с Майклом? Что вы чувствовали?
F: Было очень страшно! Я чувствовал, будто вернулся в начальную школу и ничего не знаю о звукозаписи! С Майклом я изучал все заново. Мы с другими продюсерами были словно студенты перед учителем. С Майклом мы будто ничего не знали о нашем бизнесе: нам пришлось повторно все изучить. Он учил нас делать все как можно лучше: Майкл был перфекционистом, и нам пришлось начинать с нуля, чтобы создавать музыку наилучшим образом. Я очень-очень нервничал, но был очень польщен! Но Майкл нервничал в моем присутствии еще больше, чем я, работая с ним. Он был самым замечательным человеком, о работе с каким можно только мечтать. Это было здорово! Он знал все о музыкальной индустрии, все обо всем, ничто не было ему чуждо, и он многому меня научил. Наконец, он был очень скромным и плодотворным человеком. Работать с ним было действительно здорово.
Q: То есть вы показали ему песню «Break of Dawn», а затем полностью переделали ее, следуя его советам?
F: Нет, ему нужно было только записать вокал, добавить свое волшебство. В песне от этого как будто выросли цветы и деревья! Он коснулся ее, и она стала волшебной! Я был потрясен!
Q: Значит, все музыкальные партии и слова были написаны заранее? F: Да, ему понравилась песня, и он хотел оставить в ней все, как есть. Весь трек написал я, никто не имел право ничего менять. Такой он услышал песню в первый раз, в ней была мечта, было видение, и он хотел воссоздать это видение в песне до последней детали. Он не хотел ничего менять, он хотел сохранить магию песни абсолютно нетронутой. То, что вы слышите в Invincible, — это точно та версия, которую я принес ему до того, как он добавил в нее свой вокал. Q: Сколько времени потребовалось на запись песни?
F: Ему потребовалось время, потому что он добивался большего импульса в голосе, особенно в части гармонии, которую вы слышите в припеве. На это ушло время. Почти столько же времени, сколько занимает съемка фильма!
Q: В то время он работал и над другими песнями для Invincible?
F: Да.
Q: Значит, он записал свой вокал, прослушал его, аранжировал и начал работать над другими песнями, а через несколько дней вернулся, чтобы добавить дополнительные штрихи?
F: Да, это была постепенная работа. Иногда он записывал партию ведущего вокала, иногда только припев или экспромты… Он также слушал различные миксы и изменял детали там и сям. Он полностью контролировал творческий процесс. Мы хотели, чтобы песня была безупречной – как режиссер, снимающий фильм, меняет сценарий или актеров для улучшения картины. Таков был процесс работы над песней и в целом над альбомом Invincible.
Q: То есть он мог изменить куплет, потом начать работать над другой песней, а потом вернуться к вам, чтобы поменять что-то еще?
F: Да. Он возвращался, вносил изменения, предлагал идеи и внимательно слушал. Пару раз добавлял что-то в аранжировку. В конечном итоге, все решения принимал он. Он был боссом. Он был открыт для любой критики и предложений, которые шли песне на пользу, и это был эффективный подход. Все, чего он хотел, это хит номер один.
Q: Чья идея была взять песню «A Horse With No Name» группы America?
F: Моя. Опять же, я написал всю музыку, Майклу ему нужно было только выучить слова. Песня была записана в то же самое время, что и «Break of Dawn», но она не получила развития тогда — работу над ней мы продолжили позже. Эту песню улучшали постепенно.
Q: Она была задумана для альбома Invincible или для другого проекта?
F: Сначала она была запланирована для альбома Invincible. Но потом она не попала в альбом и осталась в резерве, как и «Blue Gangsta».
Q: Отличался ли финальный микс от того отрывка, который появился в интернете? (на момент этого интервью песня целиком еще не была опубликована — прим. ред.)
F: Да, то, что вы слышали, — старый микс. Скоро вы услышите абсолютно новый. Q: Вы сказали «скоро»? Поподробнее, пожалуйста! F: Обе песни, «A Place With No Name» и «Blue Gangsta», войдут в следующий посмертный альбом Майкла Джексона. «A Place With No Name» будет отличаться от той версии, что появилась в Интернете, она будет обновленной. Для «Blue Gangsta» я перезаписал инструментальную часть, так что ожидайте изменения и в ней.
Q: Вы закончили эту песню при жизни Майкла?
F: Да, она была полностью завершена.
Q: Каково было ваше отношение к Майклу, когда вы узнали его немного лучше, поработав с ним в студии? F: Он не только научил меня тому, как правильно создавать песни, но и давал мне советы относительно музыкальной индустрии в целом. Главное, я чувствую, что он был абсолютным гением. Мне посчастливилось учиться у одного из самых великих. Я пытаюсь применить его советы в проектах, над которыми работаю сегодня: я пытаюсь поддерживать творческий дух Майкла Джексона. Я как будто закончил музыкальный «Университет Майкла Джексона». Возвращаясь к вашему вопросу, «отношение» — это слишком примитивное слово. Нет такого слова, чтобы описать то, чему я научился и что я пережил, находясь рядом с Королем поп-музыки.
Q: У вас есть какие-нибудь забавные истории о ваших студийных сессиях?
F: Работать с ним было очень здорово. Майкл обожал забавные шутки. Мы с ним говорили на разные темы — о видеоиграх и т.д. Потом возвращались к работе. Его работоспособность была поразительна. Так все и происходило.
Q: Он долго распевался перед записью вокала?
F: Разогрев нужен всегда, как в спорте, так и в пении. Мы никогда лично не наблюдали его вокальные упражнения, но когда он приходил в студию на запись, он вставал перед микрофоном и зажигал песню огнем. А потом уходил, оставляя студию в пепле и наши челюсти на полу. Это было поистине впечатляющее зрелище. Q: Как я уже упоминал, «Break of Dawn» содержит очень интимные слова. Это очень чувственная песня и первая, где Майкл говорит о занятии любовью. Как он себя чувствовал, когда вы записывали эту песню, в каком он был настроении? Были ли какие-либо особые пожелания в ходе этих сессий?
F: Нет, он просто сказал мне, что ему очень нравится эта песня. Я не давал ему наставлений, он точно знал, что надо делать. Он контролировал полет, я же только следил за взлетом.
Q: Говорил ли он: «Давай перезапишем этот куплет еще раз, Эл…» Кстати, он так называл вас, Эллиот?
F: Нет, он всегда называл меня «Фриз»!
Q: А вы? Вы сразу стали называть его по имени?
F: Сразу! Мы очень сблизились. Если быть точным, я обращался к нему по уменьшительному имени — «Майк» вместо «Майкл».
Q: Ранее вы упоминали видеоигры. Вы помните, в какие видеоигры вы с ним тогда играли? F: У него дома было много видеоигр: Street Fighter, Mortal Kombat, Flight Simulator. Мы провели за ними много времени. Q: Вы играли в студии или в Неверленде?
F: Да, я ездил в Неверленд, и для работы, и для отдыха. Мы много работали там. У него на ранчо была студия. Бывало, во время работы он говорил: «Сделай перерыв, Фриз! Иди отдохни: посмотри кино, сходи на аттракционы или в зоопарк». Неверленд был для меня почти что вторым домом.
Q: Я и не знал, что вы работали в Неверленде! Это очень интересно, потому что у нас не так много информации о студии в Неверленде. Там была профессиональная студия?
F: Да, полноценная. Там было много профессионального оборудования: Pro Tools и прочее.
Q: Майкл пользовался всем этим, когда был один? F: Безусловно, в студии Майклу не было равных.
Q: На самом деле, мы знаем, что он не умел играть на музыкальных инструментах, поэтому мне всегда было интересно, мог ли записать что-нибудь самостоятельно, без помощи звукоинженеров.
F: Он все мог делать сам. Он был настоящим «живым инструментом». Он мог сыграть кое-какие аккорды на клавишных, у него это неплохо получалось. Также он разбирался в запрограммированных ритмах.
Q: Вернемся к «Break of Dawn». Вы можете рассказать, почему Майкл Джексон не поет припев в этой песне? F: Потому что ему понравился припев в моем исполнении. Он нашел его очень красивым и решил оставить, как есть. Ему нравилось мое пение. Он не хотел менять припев, ему нравилось то, что я его оставил. Это уже стало моей визитной карточкой — самостоятельно исполнять припев в песнях, которые я написал («Poison», «I Want to Sex You Up»). Я всегда так делал, и Майклу понравилось мое пение в «Break of Dawn».
Q: Где вы черпали вдохновение для создания песен «Break of Dawn», «Blue Gangsta» и «A Place With No Name»? Как протекал творческий процесс?
F: «Break of Dawn» — это просто романтическая баллада, которую я написал за один день. В случае «Blue Gangsta» я хотел сделать новый «Smooth Criminal». Что-то более современное, со звучанием 2000-х. Такова была задумка. «A Place With No Name» — это песня — побег от реальности; вы закрываете глаза и переноситесь в удивительный мир. На самом деле, эта песня родилась из хита «A Horse With No Name» группы America. Слова той песни очень глубоки. Я хотел освежить ее, сделать, опять же, версию 2000-х.
Q: Вы быстро получили разрешение на использование песни? Вы вообще спрашивали разрешение у группы?
F: Да, конечно. Группе America понравилась эта идея. Новая версия показалась им совершенно потрясающей. Они с большим энтузиазмом отнеслись к этому проекту. По сравнению с отрывком, появившимся в интернете, Майкл добавил в песню много замечательных нюансов. Она стала более насыщенной, гораздо более насыщенной. Поверьте, когда вы ее услышите, вы не сможете устоять!
Q: Значит, ее вы не трогали, она будет выпущена такой, какой вы записали ее с Майклом?
F: Будет выпущена последняя версия песни, над которой мы работали. Она будет резко отличаться от отрывка, появившегося в июле 2009-го, она будет гораздо масштабнее. На самом деле эта песня кинематографична по сути. Она могла бы стать прекрасным саундтреком к фильму вроде «Аватар», так как являет нам удивительный мир, где люди другие, счастливые. Эта песня — побег из повседневной жизни. Песня, которая переносит вас в иное место.
Q: К песне «Blue Gangsta» рэпером Tempamental был сделан ремикс «No Friend of Mine….»
F: Это не настоящее название песни, просто строка из припева. Реальное ее название — «Blue Gangsta». Когда я услышал этот ремикс, я не поверил своим ушам. Люди начали звонить мне и спрашивать о нем, но я не понимал, что произошло. Я даже не знаю, кто выпустил эту песню! Это остается загадкой. Зачем они это сделали? Откуда там появился этот рэп? Как к ним попал оригинал? Мы ничего не знали об этой истории — ни я, ни Майкл. Мы не понимали, как произошла утечка…
Q: И никто из фэнов не знал, откуда эта песня и как в ней участвовал Майкл Джексон.
F: Знаю, это просто безумие! Ей даже названия хорошего не дали. (Фриз напевает припев песни по телефону: «You’re no friend of mine, what have you put me through, now I’m the blue gangsta…») Это был всего лишь припев. Это говорит о невежестве людей, которые сливают песни в интернет: они выкладывают песню, ничего не зная о ее происхождении.
Q: Поклонники не понимали, откуда она взялась. Это было странно. Мы подозревали, что что-то не так, но не знали точно, что…
F: Да, песня не была представлена публике должным образом. Кто-то украл ее, добавил рэп и слил ее в сеть. Ни меня, ни Майкла даже не указали в качестве создателей. Она просто появилась без каких-либо объяснений.
Q: Вы работали с Майклом Джексоном над другими песнями, кроме этих трех?
F: Мы работали и над другими песнями, хотя не закончили их. Я не уверен, могу ли рассказывать об этом.
Q: Сколько всего песен вы написали для Майкла?
F: Около тридцати, и записал с ним пять или шесть.
Q: Эти песни сейчас у вас?
F: Большинство песен сейчас находятся в хранилище. Я ничего не контролирую. Они все держат у себя.
Q: Они — это управляющие имуществом Майкла?
F: Да. Джон Макклейн ответственен за это. Q: Он главный!
F: Да, он главный! Q: Вы слышали новые песни? F: Да, многие из них я послушал. Извините, но я не могу это комментировать. Мне не разрешено раскрывать детали.
Q: Давайте сыграем в игру: я буду называть песни, а вы будете говорить, слышали вы их или нет. Вы слышали «Escape»?
F: «Escape»? Это название мне ни о чем не говорит.
Q: «Fear» и «Face» — это вам о чем-то говорит?
F: Нет. Вообще, ничего.
Q: Вы слышали «Do You Know Where Your Children Are»?
F: Эту я слышал в студии. Q: «Crack Kills»?
F: Никогда не слышал о ней.
Q:А «The Gloved One»? F: Нет.
Q: Было бы проще, если бы вы озвучили названия песен… Назовите какой-нибудь невыпущенный трек, который вам особенно запомнился, и расскажите о нем немного.
F: Мы с Майклом работали над одной песней, она назвалась «Rise Above It All». Но я не знаю, записал ли он к ней вокал.
Q: О чем эта песня? F: Это оптимистичная песня. Даже когда вам плохо, когда вас печалит то, что происходит в мире, старайтесь быть оптимистом, радуйтесь жизни и оставьте негатив в стороне. Преодолевайте невзгоды, будьте выше бед, войн, голода и прочих несчастий. Соберитесь вместе, возьмитесь за руки, поднимите руки к небесам и преодолейте все это. Такова была тема этой песни. Я не знаю, записал ли он к ней вокал, но мы над ней работали. Были и другие песни, над которыми мы работали. Большинство из них были среднего темпа, но больше я ничего не могу сказать.
Q: Вы говорили с Джоном Макклейном о песнях, которые записали с Майклом, и о том, что он намерен с ними сделать?
F: Нет. С Джоном Макклейном сложно наладить непосредственный контакт, он очень занят. Этот вопрос еще не обсуждался.
Q: Откуда же вы знаете, что песни «A Place With No Name» и «Blue Gangsta» войдут в следующий альбом?
F: Это я точно знаю. Это подтверждено.
Q: Отлично, будем ждать! Собираетесь ли вы обновить песню «Blue Gangsta», освежить ее?
F: На самом деле, «Blue Gangsta» я уже обновил. Песня закончена и готова к релизу. Она будет сильно отличаться от той версии, что есть в сети. Она вполне подходит для клубов и звучит очень по-европейски, в стиле Kraftwerk. Q: Сохранили ли вы основу песни?
F: Безусловно, все осталось как было, но звучание стало более современным. Q: Вы ускорили темп?
F: Нет-нет. Все осталось в точности как было.
Q: (Озадаченно) Хорошо. То есть вы добавили лишь несколько новых звуков и немного изменили звучание?
F: Совершенно верно. Как если бы вы сняли фильм, а затем превратили его в 3D. Q: Есть ли видеозаписи ваших сессий с Майклом?
F: Нет, присутствие камер не разрешалось. Ему не нравилось, когда его фотографировали и снимали в студии. Поэтому это было запрещено.
Q: Ранее в интервью вы сказали, что он умел программировать ритмы и играл перед вами на клавишных. Можете рассказать нам подробнее?
F: Иногда он создавал песни совершенно естественно, и это потрясало меня. Чаще это были лишь идеи, брошенные там и сям, в зависимости от его эмоции в конкретный момент. Это был творческий процесс — Майкл это обожал. От заката до рассвета он непрерывно создал звуки, мелодии, гармонии. Для меня это был потрясающий опыт. Я многому научился у него.
Q: В каких студиях вы записывались?
F: Мы записывались в разных студиях. Иногда в Нью-Йорке, иногда в Калифорнии. Мы провели много времени на ранчо. В основном выбор студии зависел от ее географического положения. Мы записывались в HitFactory в Нью-Йорке и, если память меня не подводит, в RecordOne в Лос-Анджелесе. Также мы пользовались студией Джона Макклейна, и работали в Неверленде.
Q: Есть в финальных миксах песен фрагменты, записанные в Неверленде?
F: Все мои песни — из крупных студий. Но он записывал песни и с другими продюсерами в Неверленде. К сожалению, я не могу сказать точно, какие. Хотя я вспомнил песню, которая вошла в последний альбом. Она, кажется, называется «Hollywood». Я помню, что он работал над ней в Неверленде.
Q: Значит, он работал и над другими проектами, когда вы были там?
F: Да, он работал и над другими песнями. Иногда он интересовался моим мнением. Порой я даже помогал с другими песнями немного. Но я там был не один. Там были и другие продюсеры, с которыми он сотрудничал.
Q: Когда вы завершили ваши сессии, вы знали, что работа закончена, или предполагали еще вернуться к другим вещам?
F: Как только мы приступили к записи песен, я посвятил себя этому полностью. Я не хотел работать ни с кем, кроме Майкла. Я пообещал не работать ни кем другим. Это была полная занятость: я работал с ним в течение многих лет. Я был с ним в студии незадолго до его смерти.
Q: Вы были с ним в студии незадолго до его смерти?
F: Мы много общались и готовы были приступить к записи. Я помню, как приезжал к нему домой в Лас-Вегас, и там была студия. Это было непосредственно перед тем, как он оттуда уехал. Q: Вы что-нибудь записали?
F: Нет, тогда ничего не было записано, мы просто обменялись идеями. Мы собирались приступить к записи и готовили студийное оборудование. Я показал ему несколько новых песен, которые написал специально для него. Они ему очень понравились, и он хотел записать их, но умер.
Q: Он не говорил о своем новом альбоме? О том, когда собирался его выпустить?
F: Нет, это мы не обсуждали.
Q: Вернемся к «Blue Gangsta». Идею с аккордеоном и свистом вы позаимствовали у Эннио Морриконе?
F: Да. Мне в голову пришла эта идея, родившаяся из фильма «Хороший, плохой, злой» (насвистывает мелодию). Как я уже говорил, я хотел создать новый «Smooth Criminal». Такова была наша цель: новый «Smooth Criminal».
Трибьют труппы Цирка дю Солей на пеcню «Blue Gangsta» — вполне в духе задумки Фриза, второй «Smooth Criminal».
Q: Вы помните свое первое впечатление от встречи с Майклом? Она была такой, как вы предполагали? Вы были приятно удивлены или разочарованы его характером?
F: Я уже знал, что Майкл был самым скромным человеком, какого только можно встретить. Он стал моим лучшим другом, это было самое прекрасное знакомство в моей жизни. Это как встретиться с капитаном Кирком, — кому не нравится капитан Кирк? Это вымышленный персонаж: классный, дружелюбный, отличный парень. Майкл немного походил на него. Как вы уже догадались, я фанат «Звездного пути», поэтому и говорю о капитане Кирке. Встреча с Майклом была в чем-то похожа на встречу с капитаном Кирком — это было настолько невероятно! Сегодня уже нет звезд с такой аурой. Я был потрясен, когда встретился с ним, и мои родители очень гордятся мной: я не только поработал с королем поп-музыки, но наше общение не ограничилось профессиональными отношениями. Я стал ему другом, лучшим другом. Я люблю его до смерти до сих пор. Мы были как братья, очень близки. Так что да, если обобщить, моя встреча с Майклом была похожа на то, как если бы я подружился с капитаном Кирком!
Q: Майкл по всему миру признан как один из величайших артистов. Вы знали его и были одним из его друзей. У вас есть какие-либо забавные истории о нем, которых мы не знаем?
F: Это было невероятно, он был гением. Он был ангелом — именно поэтому его звали Майкл. Он был настоящим ангелом.
Q: У него были какие-то конкретные требования к аппаратуре, используемой в записях, к микрофонам и инструментам?
F: Нет, ему лишь было важно, чтобы музыка звучала хорошо. Он мог напеть что-то на свой диктофон и сохранить так — его не беспокоила техника, главное, чтобы мелодия была хороша. Q: Вы помните какой микрофон использовался для записи «Break of Dawn»?
F: Нет. Мы записывались во многих студиях… Этот вопрос надо задать звукоинженерам: у каждого из них было свое оборудование, я точно не помню, какое.
Q: Кто из инженеров участвовал в ваших сессиях?
F: Насколько я помню, там был Майкл Принс, Брэд Баксер и Майк Дин. И конечно, Брюс Свиден. Я не работал непосредственно с ним, но я знаю его очень хорошо, он классный. Еще один гений.
Q: Брюс заканчивал ваши песни, или вы сводили их самостоятельно?
F: Над некоторыми песнями работали инженеры. Я не знаю, кто занимался окончательным микшированием. Надо спросить Джона Макклейна… Я не знаю, кто работал над этими песнями с Майклом, я при этом не присутствовал.
Q: Что вас больше всего впечатлило в Майкле-артисте?
F: Майкл любил своих поклонников, он любил свою музыку, и он любил создавать музыку для поклонников. Он хотел дарить любовь и радость людям. В этом заключалась его миссия. Он был предан своему делу. Он хотел этим заниматься, и верил, что в этом его призвание. Он любил людей всей душой. И когда он писал музыку, он писал ее для нас.
Q: Какой альбом Майкла у вас любимый?
F: Я люблю их все. У Майкла Джексона невозможно выбрать любимую песню или альбом. Но когда я был ребенком, моей любимой песней была «Rock With You». Она мне очень нравилась… Она определенно была одной из моих любимых. Q: Вы помните, о чем вы говорили с Майклом во время вашей последней беседы?
F: Я собирался записать новый альбом, и когда он услышал мои песни, он велел мне выпускать их за рубежом как можно скорее. Ему понравилось мое новое звучание. Это был наш последний разговор. Он сказал: «Я люблю тебя», и на этом все кончилось.
Q: Что вы имеете в виду, говоря «за рубежом»?
F: В настоящее время я выпускаю музыку за границей. Я последовал инструкции Майкла. Он сказал мне, чтобы я взял эту музыку и начал продавать ее за границей, и я так и сделал. Он ведь действительно разбирался в бизнесе, поэтому я последовал его совету. Сейчас вы узнали эксклюзивную новость: мой альбом скоро выйдет!
Q: Когда это произойдет? F: Первый сингл намечен на весну 2011. Он называется «We Are The Robots». Q: Здорово! Спасибо за воспоминания о Майкле Джексоне, которыми вы поделились с нами. Успехов вам в будущих проектах!
F: Спасибо.
Интервью опубликовано на сайте mjfrance.com в январе 2011 года Перевод: Богиня, morinen http://www.michaeljackson.ru/
|
|
| |
ната | Дата: Понедельник, 26.05.2014, 14:44 | Сообщение # 358 |
Новосибирск
| Он любил сильнее
Эта история рассказана поклонницами из Германии, которые приехали поддержать Майкла Джексона в 2004 году, когда ему были предъявлены обвинения в совращении ребенка. История очень личная, и можно понять, почему ее участницы долгие годы хранили эти воспоминания при себе.
Когда Майкла обвинили в преступном поведении, многие задавались вопросами, что стоит за этими обвинениями и как они скажутся на жизни и психике предполагаемых жертв. Но почти никто не задумывался о том, как переживает их сам Майкл. И лишь после его смерти очевидцы стали рассказывать о том, чем для него стали те два года. Он любил сильнее
Бригитта Блемен, Марина Доблер, Стефани Гросе, Соня Винтерхоллер, Германия
Стефани, Соня, Марина и Гитти у ворот Неверленда
Поначалу мы были шокированы событиями, которые разворачивались перед нашими взорами, и просто не могли поверить в то, что Майклу придется вынести подобные обвинения, клевету и боль во второй раз в жизни. Хотя обвинения были нелепыми и очевидно сфабрикованными, обвинить его в столь ужасной вещи, как насилие над ребенком, и убедить в этом весь мир через некомпетентных журналистов – это самое ужасное, что можно было с ним сделать. Мы знали, что это разбило Майклу сердце, особенно когда так называемые «друзья» отвернулись от него в час нужды и даже многие поклонники не знали, чему верить, и предпочли уйти в тень, пока ситуация не прояснится.
Но мы понимали, что нужно было действовать – нужно было как-то показать ему, что есть еще люди, которые не верят в то, что говорится. Поэтому, как только назначили дату первой явки в суд в январе 2004 года, ничто не могло удержать нас от поездки в Калифорнию.
В Санта-Марии мы с ужасом увидели целую армию людей: вертолеты, летавшие над зданием суда в поддержку медийной вакханалии с сотней журналистов со всех концов мира, и несколько сотен зевак, осадивших территорию. Обстановка была, мягко говоря, беспорядочной. Мы с облегчением нашли в толпе знакомые лица поклонников, стоявших у барьеров с призывами к вере и любви, написанными для моральной поддержки Майкла в этот страшный день.
Когда Майкл прибыл и прошел в здание, нам показалось, что он выглядел уверенным, решительным и сильным, и он укрепил наше впечатление, когда на обратном пути поприветствовал поклонников у ограды и даже запрыгнул на крышу машины, чтобы его было лучше видно. Откровенно говоря, его вид нас приободрил и немного усыпил наши тревоги. Но сердцем мы знали правду – глаза не могли нас обмануть.
Приглашение в Неверленд после предъявления Майклу обвинений
Приглашение в Неверленд после предъявления Майклу обвинений После судебного слушания толпа двинулась в Неверленд, потому что прошел слух, что Майкл откроет ранчо для публики. Тысячи людей смогли, наконец, удовлетворить свое любопытство и провести день в его парке развлечений, зоопарке, аркаде – они пили и ели вдоволь и воспользовались возможностью, чтобы заглянуть в дом Майкла. Очевидно, в большинстве своем, люди просто развлекались от души.
Мы же, поклонники, чувствовали себя совсем иначе. Майкл однажды сказал: «Неверленд – это я. Он олицетворяет самую мою сущность». Поэтому у нас было такое ощущение, будто Майклу пришлось обнажиться, вывернуть свой внутренний мир перед публикой, чтобы они все увидели и смогли, наконец, понять его. В тот день на ранчо нас посещали очень грустные мысли, и для нас Неверленд уже не был тем волшебным местом, что мы видели раньше. И тот факт, что ранчо осадила пресса, только усугубил ситуацию: над ним постоянно кружили вертолеты и снаружи ожидали десятки объективов.
Несколько дней спустя большинство поклонников разъехались по домам. По какой-то причине мы взяли билеты на пару дней позже, чем остальные, поэтому внезапно остались в этой местности одни. Мы немного поездили по окрестным достопримечательностям, но каждый день возвращались к воротам Неверленда, чтобы побыть поближе к Майклу в остаток нашего путешествия.
Снаружи Неверленд выглядел как обычно, но изнутри место было осквернено и его дух уничтожен. Как и другие поклонники, которым было не все равно, мы отчаянно хотели помочь Майклу – облегчить его боль, поднять ему настроение, – но не знали, как это сделать. Мы написали ему письма поддержки, смастерили кое-какие воодушевляющие подарки и попытались передать их через охрану.
Однажды вечером, когда мы сидели на траве у ворот, из Неверленда выехал один из братьев Майкла. Так как мы в тот момент ели, мы не обратили на него особого внимания, но он остановил машину и помахал нам, так что, в конце концов, мы встали и подошли к нему. Мы поздоровались и спросили, как Майкл. Он ответил, что Майкл «ничего», учитывая обстоятельства, но нотка грусти в его голосе не ускользнула от нас.
Мы спросили, может ли он передать Майклу кое-какие подарки, но он ответил, что мы можем передать их ему сами. Он объяснил, что Майкл будет выезжать из Неверленда завтра рано утром, и если мы будем здесь, то он обязательно остановится поговорить с нами. Мы лишились дара речи от такой перспективы, но в итоге поблагодарили его за то, что он дал нам об этом знать.
Конечно, мы разволновались и стали ломать голову над тем, что можем сказать или сделать, чтобы приободрить Майкла. Надо ли говорить, что нам предстояла бессонная ночь. Будильник зазвонил посреди ночи, и вскоре мы были уже на пути в Неверленд. Когда мы подъехали к воротам и запарковались на своем обычном месте, мы заметили, что вся охрана начеку. Позднее они объяснили нам, что посреди ночи там опасно, потому что всякие ненормальные – расисты или пьяные – носятся мимо ворот на машинах и выкрикивают грубости, а порой даже кидают чем-то в направлении охраны. Они боялись, что в один прекрасный день может начаться стрельба или кто-то даже попытается протаранить ворота на машине, чтобы причинить вред Майклу. Поэтому, увидев, что мы всего лишь поклонники, они вздохнули с облегчением.
Сердце, выложенное из свечей у ворот Неверленда
Сердце, выложенное из свечей у ворот Неверленда Было еще темно и очень холодно – нам даже пришлось снять корку льда с лобового стекла нашей машины. Мы привезли с собой декоративные свечи и выложили из них сердечко у дороги, а затем приготовили наши подарки, письмо и стали повторять слова, которые собирались сказать Майклу, чтобы не забыть их на нервной почве.
Время шло, мы замерзали, а Майкла все не было. Мы уж было подумали, что его брат подшутил над нами, как вдруг увидели свет фар большого транспортного средства, движущегося по территории Неверленда к воротам. Сначала мы даже не поняли, что это, но потом разглядели ползущий по направлению к нам большой автобус. Медленно до нас дошло, что этот автобус, наверное, как-то связан с Майклом. Мы стояли, словно прикованные к месту, и смотрели на приближающийся автобус, пока он не остановился перед воротами. К нему подошли два охранника, и автобус выкатился к нам из ворот. Он открыл дверь, и к нам вышла ассистентка Майкла с вопросом, есть ли здесь кто-нибудь из прессы. Мы ответили отрицательно. Тогда она велела нам идти за ней. Из-за нашей нервозности мы с минуту колебались. Она поднялась в автобус, потом снова вышла и сказала, что каждая из нас может зайти внутрь – по отдельности.
«По отдельности?» — переспросили мы вслух. Мы не могли поверить, что все это происходит на самом деле. Не то чтобы мы не хотели встретиться с Майклом – совсем даже наоборот, просто мы представляли себе совсем другой сценарий: он проедет мимо и опустит окно – что-то в этом духе. Но подняться в автобус в одиночестве и остаться там с ним наедине было для нас чересчур — мы оказались не готовы.
Наша подруга Стефани, которая прослушала, что сказала ассистентка Майкла, только что подошла к нам, и мы, не задумываясь, сообщили ей, что она первая идет внутрь встречаться с Майклом. У нее не было времени отказаться…
Стефани: «Я пошла в автобус первой. Я взобралась по ступенькам и на последних двух упала прямо под ноги Майклу – страшно смутившись при этом. Пока я вставала на ноги, я не заметила, как Майкл подошел ближе. Когда я подняла глаза, он стоял прямо передо мной. Едва не отшатнувшись назад, я посмотрела прямо ему в глаза и в состоянии шока смогла сказать только: «Привет». Он тоже ответил «привет» и поцеловал меня в обе щеки. Я пыталась вспомнить все умные предложения, которые мы придумали ранее и даже записали на бумажку, но они не приходили на ум. В тишине, которая повисла между нами, Майкл нахмурился, будто пытаясь понять, о чем я думаю. Чувствуя безвыходность положения, я вспомнила, что несколько дней назад охранники Неверленда забрали у нас подарки для Майкла. Мы с моими слабослышащими родственниками сделали ему в поддержку баннер, на котором языком жестов было написано «Мы верим в тебя». Этот баннер был среди подарков, которые должны были передать Майклу. И теперь, стоя лицом к лицу с Майклом, я спросила его, получил ли он те подарки. Он подтвердил, и тогда я спросила, обратил ли он внимание на баннер. Он задумался на мгновение, а потом, как если бы что-то всплыло у него в памяти, протянул: «Дааа…» Я помогла ему, вставив, что на баннере была надпись на языке жестов. Это освежило его память, и он воскликнул: «О, да-а!» Я спросила его, понял ли он смысл знаков. Он ответил просто: «Нет». Конечно, я объяснила ему: «Мы верим в тебя!»
Он упал прямо ко мне в руки и крепко обнял меня. Я воспользовалась шансом, чтобы поблагодарить его за то, каким человеком он был, и за то, как много людей он вдохновил и как помог моим слабослышащим родственникам. Слушать музыку для них очень нелегко, и они слышат ее совсем не так, как мы. Для них все звучит экзотично и несравнимо с теми звуками, которые можем различать мы. Нам повезло, что мы можем наслаждаться музыкой Майкла и звуками вокруг без усилий. Проникшись его искусством, полюбив Майкла и восхищаясь им, они натренировали слух, слушая его песни снова и снова, концентрируясь на деталях и пытаясь распознавать повторяющиеся элементы, отдельные слова. Такая тренировка повлияла на их повседневную жизнь: школа стала даваться им проще, им проще стало ориентироваться в мире слышащих людей.
Услышав это, Майкл был глубоко тронут, и мы еще какое-то время стояли, крепко обнявшись, не в силах сдержать эмоции. В этот момент я почувствовала, что это уже не односторонняя поддержка Майкла поклонниками – мы были нужны ему рядом, чтобы черпать мужество из таких историй, как моя. Он подкрепил мои догадки словами: «Скажи всем поклонникам, что я их очень люблю и ценю их поддержку по всему миру. Вы все очень дороги мне, и я нуждаюсь в вас». Про тяжелую ситуацию, в которой он находился, он добавил, что те, кто в ответе за эти ужасные обстоятельства, «пытаются уничтожить» его, и что все это «большая ложь, неправда!» Он настойчиво просил меня вернуться и поддержать его во время суда. Наверное, этого достаточно, чтобы описать те искренние отношения, что были у Майкла с нами, поклонниками, – между нами не было преград, и он считал нас близкими, как семья. Пережив эти минуты, я вышла из автобуса другим человеком».
Стефани спустилась со ступенек автобуса, и следующей идти к Майклу должна была Соня. Неуверенно она сделала несколько шагов наверх…
Соня: «И вот внезапно я стою прямо перед Майклом и глупо говорю ему: «Привет, Майкл». Я отчаянно пыталась вспомнить вопросы, которые мы подготовили и записали, чтобы задать ему, но в этот момент все это испарилось. Единственный уместный вопрос, который пришел мне в голову, был «как ты?» Его я и задала. Майкл просто молча стоял передо мной. Он даже не смотрел на меня, только крепко сжимал мою левую ладонь обеими руками. Затем он наклонился и поцеловал меня в каждую щеку, по-прежнему не проронив ни слова. Я немного растерялась и не знала, что делать. Поэтому снова я спросила его: «Ты в порядке?» Он, наконец, посмотрел прямо на меня и выпалил: «Нет!» Сжимая мою руку, он продолжил: «Я притворяюсь, что я в порядке, но это не так – не так!» В ту же секунду он обнял меня очень крепко, и я поняла, что он плачет. О боже, теперь я начала понимать, почему он ничего не говорил до этого! Он пытался не потерять самообладания, не заплакать, а тут я со своими вопросами…
Мы стояли так какое-то время, просто обняв друг друга. Майкл всхлипнул несколько раз, и я ощущала, как он дрожит, хотя в автобусе было довольно тепло. У меня ушло, наверное, полминуты на то, чтобы осознать, что в это мгновение Майкл обнимает меня, плачет и показывает мне свои истинные чувства. До этого момента я на самом деле думала, что он пойдет на предстоящий суд сильным и с позитивным настроем, какой он продемонстрировал во время предъявления обвинений несколькими днями ранее. Какой же наивной я была! Конечно, ему было так страшно и больно, как только может быть перед лицом столь ужасных обвинений, когда все, чего он хотел, это помочь ребенку, как помог многим другим несчастным детям до и после этого.
От этих мыслей в голове и от ощущения того, как Майкл дрожал, мне самой пришлось бороться с подступающими слезами. Майкл в это время говорил мне, что присутствие поклонников у здания суда очень помогло ему, и что мы должны позвать всех фэнов вернуться и поддержать его. «Это так много для меня значит!» — говорил он и продолжал: «Иди и в интернет и скажи всем поклонникам, что я их очень люблю!» Он сказал это прямо мне в ухо, потому что мы по-прежнему обнимались. Хотя он все еще всхлипывал между словами, его голос звучал так мягко и чудесно. Я ответила ему, что мы обязательно передадим его слова фэнам, и что многие из нас с удовольствием присутствовали бы там все время, но живут в Европе или где-то еще – я упомянула, что мы из Германии – и что нам трудно вырваться на все слушания. Я просто хотела объяснить, почему мы и другие фэны не сможем быть там каждый день, хотя и хотели бы. Мне кажется, он понял, что я хотела сказать. Он произнес только: «Я знаю», — и сжал меня очень крепко. Я чувствовала, что это самое эмоциональное объятие, которое у меня когда-либо с кем-либо было. В тот момент совсем неважно было, кто он и кто я – мы были просто два человека, обнимавшие друг друга. Это было удивительно. Эмоции захлестнули меня, и не в силах сдержаться, я произнесла: «Я люблю тебя так сильно…» Мы крепко обнимались еще несколько секунд, а потом одновременно отпустили друг друга.
Я была так растеряна, что чуть было не ушла из автобуса, не сказав больше ни слова. Но потом я вспомнила, что у меня для Майкла был маленький баварский флаг, на котором мы написали «Мюнхен любит тебя». Поэтому я снова повернулась и сказала: «А, вот это тебе». Он взял флаг своей большой ладонью, в которой флажок почти исчез, и ответил «спасибо». После этого я, наконец, спустилась с лестницы на подгибающихся ногах».
Соня вышла из автобуса белая, как полотно. Следующей была Марина.
Марина: «Вид Сони заставил меня заволноваться – не из-за встречи с Майклом, а из-за того, насколько эмоционально тяжелой она может получиться. Я остановилась, увидев Майкла, глядящего на меня сверху ступенек. «Доброе утро, Майкл», — сказала я ему робко. Поначалу он просто смотрел на меня, не шевелясь. Казалось, он собирался что-то произнести, но вдруг взял меня за руки и подтянул к себе на две оставшиеся ступеньки вверх, после чего поцеловал в каждую щеку и крепко обнял. В этот момент все накопленное напряжение, весь страх и вся печаль за него, все переживания, все мое сострадание, и главное, вся любовь к нему полились по моему лицу потоком слез. «Я так люблю тебя, Майкл!» — только и смогла произнести я. Тут Майкл тоже не смог сдержаться, хотя и пытался изо всех сил, и заплакал, отвечая: «Я люблю тебя гораздо сильнее!» Он обнял меня еще крепче и, пытаясь успокоить, поглаживал по голове и спине.
Мы оба не могли успокоиться, и кажется, плакали все сильнее и сильнее. В тот момент я почувствовала и поняла, как глубоко огорчен, уязвлен и сломлен Майкл был тем, что происходило в его жизни. У него вовсе не было такой уверенности, какую он пытался продемонстрировать миру несколькими днями ранее у здания суда в Санта-Марии. В какой-то момент Майкл начал дрожать всем телом. Было настолько очевидно, что ему в жизни нужны люди, на которых можно опереться, которым можно верить, — люди, которые были бы уверены в его невиновности. Некоторое время мы просто сжимали друг друга в объятиях, всхлипывая, а потом он вдруг сказал надломленным голосом: «… знаешь, они сделали мне этим так больно, они пытаются меня уничтожить…» При этом его колотила дрожь, и я беспомощно пыталась утешить его, как могла, поглаживая по спине, но слова утешения не шли, потому что я знала: положение, в котором он находился, было просто ужасно, и утверждать обратно было бы откровенной ложью. «Я знаю… знаю…» — вот и все, что я могла пролепетать, к тому же мы столько плакали, что оба едва могли дышать. Майкл был похож на утопающего, который хватался за соломинки – он сжал меня еще сильнее, почти до боли. И вот в этот момент глубочайшего отчаяния он попытался заговорить снова. Почти потеряв голос от плача, он хрипло прошептал с отчаянием и мольбой: «…но мы должны вылечить мир и помочь детям». То, как он выговорил эти слова, вызвало у меня нешуточное беспокойство, потому что в них слышалась какая-то нота прощания, как если бы он пытался сказать, что не останется здесь надолго, и что мы, фэны, должны выполнить его миссию.
Инстинктивно я ответила: «Конечно – но мы сделаем это вместе с тобой, Майкл!» — пытаясь сказать ему, как сильно он нам всем нужен. При этих словах у Майкла начался новый приступ рыданий, и он начал всхлипывать так сильно, что мне пришлось поддерживать его и на ногах и пытаться удержать равновесие за нас обоих. И снова мы долго плакали, и только через какое-то время Майкл вдруг нашел в себе силы собраться. Я постаралась последовать его примеру. Дрожащие, с лицами, мокрыми от общих слез, мы, наконец, попрощались, и я пошла вниз по ступенькам, чувствуя себя совершенно выжатой, с сердцем, порванным в клочья».
Бригитта: «Пока Марина была наверху с Майклом, я осмелилась заглянуть внутрь только разок, и увидела их в объятиях друг друга – похоже было, что они плакали. В автобусе было темно и играла негромкая фортепианная музыка. Я дрожала от холода и нервного напряжения, не зная, чего ждать. Поэтому я старалась отвлечься беседой с ассистенткой Майкла, которая стояла рядом с кабиной водителя. Я рассказала ей о том, почему мы здесь – о том, что мы приехали на судебное заседание, но улетаем позже, потому что такие билеты были дешевле.
За разговором я услышала, как Марина идет в моем направлении и пытается спуститься из автобуса. Не говоря ни слова, сама не своя, Марина протиснулась мимо меня и чуть не упала со ступенек, споткнувшись. Честно говоря, ее состояние и звуки всхлипов, что я слышала раньше, меня немного напугали. Поэтому я попыталась всеми силами потянуть время, но после того, как я помогла Марине выйти из автобуса, пришла моя очередь.
Медленно и робко я забралась по ступенькам к Майклу, избегая смотреть на него. Я не хотела смотреть ему прямо в глаза, чтобы не смущать его и не смущаться самой, поэтому просто протянула ему руку со словами: «Привет». Но прежде чем я успела что-либо произнести, он схватил меня за руку, подтянул к себе и немедленно крепко обнял. Я практически висела на две ступеньки ниже, чем стоял Майкл, а он подтягивал меня к себе ближе и ближе. В автобусе был небольшой барьер, отгораживавший место водителя и служивший одновременно преградой, чтобы люди не падали, и поручнем тем, кто поднимается наверх. Поскольку я не успела подняться до конца и Майкл схватил меня раньше, этот барьер уперся прямо мне в живот, что было не очень удобно, особенно потому что Майкл прижимал меня к себе через него очень крепко и не отпускал.
Но поскольку было ранее утро – я была уставшая, замерзшая, растерянная и взволнованная, — мои чувства работали выборочно, и я забыла про этот упирающийся мне в живот барьер через несколько секунд. И только через какое-то время я почувствовала, какое тепло исходило от Майкла, и заметила, что он пытается согреть меня, потирая рукой мою спину. Он, должно быть, почувствовал, как сильно я тряслась. Звук трения руки по куртке наконец меня «разбудил», и я почувствовала, что Майкл тоже немного дрожит и что он плачет у меня на плече. Мы простояли так минуту или две, ничего не говоря. Потом я услышала, как он шепчет мне в ухо: «Выйди в интернет…» Как я уже сказала, я была немного не в себе в тот момент, и поняла только, что он говорит что-то про интернет. Но в конце концов мне удалось сосредоточиться, и я расслышала продолжение фразы: «Выйди в интернет и скажи всем, скажи всем поклонникам, что я их очень люблю и что они должны придти в следующий раз в суд! Это ТАК важно для меня!» Сказав это, Майкл прижал меня к себе еще крепче. Я едва могла вздохнуть, но ответила: «Я обещаю, они придут – для нас это тоже очень важно» (я имела в виду, что нам тоже важно наконец оказать ему поддержку и помочь чем-то, после того как он стольким помог миру). После этого Майкл снова заплакал. Я чувствовала себя беспомощно и растеряно, дрожала и всхлипывала, но по-настоящему плакать не могла. Это больше походило на шок, и я инстинктивно начала тереть его по спине, как он меня до этого. Он на несколько секунд обнял меня крепче – я слышала его дыхание и всхлипы, — а затем отпустил. Он отступил назад, сжав ладони перед лицом, и тихо прошептал: «Я люблю тебя». Я ответила: «Я люблю тебя сильнее», развернулась в полном шоке и чуть не свалилась со ступенек, на которых стояла. Но прежде чем спуститься, я вспомнила, что у меня в руке по-прежнему зажаты три открытки из Мюнхена, которые мы надписали Майклу прошлой ночью. Они немного помялись, оказавшись зажаты где-то между барьером, Майклом и мной, но я все же повернулась и сказала: «Ой, это для тебя» — и отдала их ему. Он тихо ответил: «Ой, спасибо», все еще вытирая слезы.
Я вышла из автобуса к другим девочкам, которые переглядывались, не в силах поверить в то, что случилось, дрожа от холода, держась друг за друга… у нас просто не было слов».
Автобус простоял там еще несколько минут с открытой дверью. Мы были слишком измучены и не запомнили, что именно произошло дальше, но мы помним, как ассистентка Майкла обсуждала с охранниками, что с нами теперь делать, и как Майкл велел ей пустить нас в Неверленд и накормить и напоить чем-нибудь – очевидно, чтобы дать нам немного успокоиться и развеяться после всех переживаний.
Мы все подошли ближе к автобусу, услышав голос Майкла, и как только он снова нас увидел, он немедленно подошел к каждой из нас и сказал: «Спасибо!» Мы в ответ пожелали ему оставаться сильным и не терять веры и сказали, что будем рядом и что очень его любим. Не отпуская наших рук, он сказал очень громким глубоким голосом: «Я люблю вас сильнее!» Потом двери автобуса закрылись и автобус уехал с Майклом, который стоял у окна и махал нам, а мы махали ему.
Плакаты со всего мира у дома Майкла
Плакаты со всего мира у дома Майкла Это холодное январское утро изменило всех нас. Это было самое тяжелое, самое болезненное переживание в нашей жизни – чувствовать, что человеку, которого ты так сильно любишь, так больно, и что ты ничем не можешь ему помочь, кроме как своей чистосердечной поддержкой и присутствием рядом. Но что впечатлило нас больше всего и показало нам настоящего Майкла, это то, что даже в самый страшный и безнадежный момент сердце у Майкла болело за других, за нуждающихся, за больных и бедных детей и за нашу планету! Мы поняли, что это было в самой сути его личности. Помощь, любовь, забота о ближнем. И как бы люди ни пытались высмеять, унизить, уязвить и даже уничтожить его, Майкл никогда не терял способности любить, переживать за других, и желания помогать людям. Он просто любил их сильнее!
История из книги «A life for L.O.V.E.: Michael Jackson stories you should have heard before» Перевод: morinen http://www.michaeljackson.ru/%D0%BE%....5%D0%B5
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
|
| |
Ирина | Дата: Понедельник, 26.05.2014, 19:26 | Сообщение # 359 |
Москва
Российская Федерация |
Когда Майклу было примерно 24 года, ему подарили огромный, черный с золотом харлей-дэвидсон в обмен на какую-то услугу. Мотоцикл был шикарный, стоил примерно 35 тысяч долларов, и Майкл поставил его в фойе дома на Хейвенхерст-авеню, прямо под лестницей. В тот же вечер Майкл сказал, что прокатится на мотоцикле. В то время он был очень красив, силен, здоров и полон любви к приключениям. Чуть позже я пошла в студию, где он работал. Он писал какие-то новые тексты к песням, создавал новые аранжировки, и когда закончил, я заглянула к нему, вот он и сказал мне, что собирается прокатиться. – Ты уверен? Не думаю, что тебе стоит рисковать и выезжать в город. Движение на дорогах слишком интенсивное. – Да я катаюсь очень рано утром, когда машин почти нет, – ответил мне Майкл, – а иногда я просто езжу по парку. Он все же уговорил меня прокатиться с ним. Я неохотно залезла на мотоцикл у него за спиной и сцепила руки у Майкла на груди. Он стартовал на такой скорости, что я уцепилась за него как сумасшедшая и заорала! Он только рассмеялся и прибавил газу! Мы носились по парку, я была напугана до синих чертей, но в какой-то степени мне даже понравилось, а Майкл все прибавлял скорость и явно получал удовольствие от поездки. Разумеется, он вернул меня к отправной точке нашей прогулки в целости и сохранности, но какая это была поездка! Глория Берлин. В поисках Неверленда Перевод/пересказ Justice Rainger
|
|
| |
Ирина | Дата: Среда, 28.05.2014, 14:46 | Сообщение # 360 |
Москва
Российская Федерация |
Концерты Майкла в городе Паранак, на Филиппинах, в рамках турне History, 8 и 10 декабря 1996г. имели большой успех, 145 тыс. филиппинцев пришли посмотреть на него воочию. Решение Майкла провести концерты здесь было с восторгом встречено филиппинцами, потому что международно известные артисты как сообщалось избегали поездок сюда. Перед концертом, Майкл посетил местную, детскую больницу.
Тогда репортер телекомпании ABS-CBN, а теперь сенатор Лорен Легарда вспоминает Майкла как “очень доброго и благородного человека", она взяла у него интервью. Легарда сказала, что хотя у нее не было договоренности об этом, он не отказал ей.
Она вспоминает, что охрана была очень строгой, но ей удалось встретиться с Майклом при содействии актрисы Aльмы Mоренo, бывшей жены мэра города. “Я попросила Альму представить меня Майклу как свою родственницу, так я преодолела кордон охраны, потому что представителей местных СМИ к нему не допускали. Он попросил меня выглянуть вместе с ним в окно и он помахал рукой людям, которые жаждали увидеть его”.
Она сказала, что как только представилась, Майкл улыбнулся и просто сказал: “Рад познакомится с вами.” Джексон был очень скромным, простым человеком и сказал, что действительно хочет помочь больным филиппинским детям".
По материалам газеты Philstar, 2009г. tally777 с http://www.liveinternet.ru
|
|
| |
|