|
You Are Not Alone: Michael, Through a Brother's Eyes
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:11 | Сообщение # 31 |
Новосибирск
| Глава девятая.
УМНОЖЕНИЕ ПЕЧАЛИ
Для ребенка-звезды взросление - всегда потенциальный враг, который норовит украсть образ, на котором построена твоя мечта. Мы с Майклом боролись с прыщами: у меня, 18-летнего, они продолжали бушевать, а у 14-летнего Майкла только появились, но доставляли ему огромные неприятности. Давала о себе знать наша любовь к жирной пище и газировке в гримерке. Мы с Марлоном, у которого тоже были прыщи, принимали очередные высыпания без особой печали, и я не думал, что Майкл относится к этому как-то иначе. Я не отдавал себе отчет, что он очень сильно беспокоился о том, как прыщи влияют на его образ, потому что он никогда об этом не говорил. Мы никогда не обсуждали подобные вещи. Чем занят "крутой" мальчишка-подросток? Мы, братья Джексоны, были в этом ограничены. Мы много знали об уважении, чести и исполнительности, но не научились общаться легко и свободно. Мы говорили друг с другом только если речь шла о записи альбома, о туре, о танцах, баскетболе или о девчонках. Поэтому Майкл безмолвно страдал, когда черты его лица изменились и кожа покрылась прыщами. Он замкнулся в себе, лишь иногда делясь своим беспокойством с мамой.
Многое изменилось, но его голос стал еще лучше. Он остался достаточно высоким, но Майкл научился петь разными голосами, расширив диапазон и придав ему уникальный легкий тембр. Ходили нелепые слухи, что он получал инъекции гормонов, чтобы сохранить свой высокий нежный голос. Даже когда его учитель по вокалу Сет Риггс подтвердил, что голос у Майкла натуральный, никто не поверил. Но об этом он беспокоился меньше всего. Прыщи - вот что превратилось для него в настоящую проблему. А потом еще нос, который стал заметно шире - Майкл его ненавидел. Он действительно так возненавидел свою кожу и нос, что не мог смотреть на себя в зеркало. Это было не просто неприятие себя, типичное для всех подростков. Это переросло в настоящий комплекс неполноценности, расцветший пышным цветом. Чем больше он на себя смотрел, тем несчастнее себя чувствовал. Он стал болезненно робким и, разговаривая с кем-либо, всегда опускал глаза, чтобы избегать зрительного контакта.
Зоной комфорта для него, как и прежде, оставалась сцена или трибуна, где он давал интервью для прессы и где журналисты говорили о его "энергичности", "любознательности" и "энтузиазме". Во время выступлений все его подростковые беды были скрыты за гримом или за образом, который он создавал. Вне сцены мы беспощадно подшучивали над ним, и это лишь усугубляло проблему. Но где вы видели братьев, которые не дразнили бы друг друга? Мы все прошли через это. Когда у меня впервые высыпали прыщи, все, включая Майкла, звали меня "Бугристая Рожа" ("Bumpy Face") или "Изрезанное Лицо" ("Map Face"), а Марлона называли "Мясистые губы" ("Liver Lips"). Еще у меня была кличка "Большая Башка" - наверное, моя голова была слишком велика по сравнению с туловищем. Так что, когда Майкла стали звать "Большой нос", мы считали это своего рода признанием его нового возрастного статуса, а он упорно сопротивлялся. Но тогда мы этого не понимали.
Майкл часто вспоминал, как Джозеф пошучивал над ним и что больнее всего было слышать это из уст взрослого человека, который всю жизнь толковал нам о важности нашего внешнего вида. "Эй, Большой Нос, иди-ка сюда," - говорил Джозеф. Майкл в ответ молчал и каждый раз словно сворачивался в себя.
Однажды утром я проснулся и обнаружил у себя на бедре светлое, почти белое пятнышко, размером с горошину. Я забеспокоился и пошел к врачу. Он сказал, что это витилиго, но пока оно не распространяется, волноваться не стоит. Нам было чем заняться. По утрам мы с Майклом стоя перед зеркалом, выдавливали прыщи. Еще мы пользовались отбеливающим кремом "Nadinola" после того, как Майкл обнаружил, что после выдавливания остаются следы, которые темнее, чем цвет нашей кожи. Этот крем был для нас как волшебное средство: темные следы от прыщей постепенно светлели, тон кожи выравнивался.
Я пишу эти слова и понимаю, что один этот факт, если вырвать его из контекста, может служить подтверждением мифа о том, что Майкл отбеливал кожу, чтобы обрести бОльшую популярность - бессмысленное предположение, если учесть, что у нас и так было очень много фанов. В любом случае, крем "Nadinola" отпускается без рецепта и используется для лечения акне и нарушений пигментации кожи. Он содержит 3% гидрохинона, этого недостаточно, чтобы изменить пигментацию. Поэтому я хочу уточнить: Майкл никогда не отбеливал лицо или какую-либо часть тела, за исключением осветления темных пятен, которые оставались после прыщей. Позже, для лечения более серьезных заболеваний кожи, он использовал другие методы лечения. Его всегда задевали разговоры о том, что он пытается стать белым, особенно тогда, когда его цвет кожи стал таким, как у Ла Тойи, которая с рождения была светлее. Майкл гордился своими черными корнями и был счастлив быть черным артистом, который многого достиг, но заголовки твердили совершенно иное и это было частью взрослой жизни.
Я не думаю, что кто-нибудь из нас предвидел, что все эти болезни роста повлияют на нашу группу. В бизнесе наши хиты, сплоченность, совместная деятельность и популярность не предвещали нашего распада. И мы не производили впечатление парней, которые хотели бы жить отдельно, жениться и иметь детей. Майкл в особенности не осознавал, что несет с собой взрослая жизнь.
Желая показать нашу несхожесть в составе Джексон 5 и извлечь выгоду из вдвое большего количества фанов, мистер Горди решил, что я и Майкл должны начать свои сольные проекты. Несмотря на такую возможность, на первом месте для нас всегда была группа: Джексон 5 был нашим прибежищем, а сольные проекты - экспериментальным приключением. Мы понимали, что любой частный успех только укрепит брэнд. Сначала Майкл занял 4-е место в Billboard Hot 100 со своим хитом "Got To Be There", затем на 2-м месте оказался "Rockin' Robin". Потом первый сольный хит Майкла "Ben" стал No.1 и продался тиражом 1.5 млн копий. Я выпустил сингл "Daddy's Home" - кавер хита "Shep & the Limelites" - и он занял третью строчку, продажи составили около миллиона копий. До 1975 года мы выпустили еще несколько хитов, правда ни один из них не попал в Top 10.
Но вслед за нашим успехом я вдруг обнаружил, что пресса видит между нами конкуренцию. "Каково это, быть конкурентом своего брата? Джермейн, Майкл на первом месте, ты тоже хочешь?" Эти вопросы были древними, как пожелтевшие газеты, забытые на окне. Журналисты упустили из виду, что мы прежде всего братья, а уж потом - артисты. Майкл поддерживал меня как раньше на бейсбольном поле. Я мог на него положиться, как когда-то в Гэри, и в школе, и на сцене. Нас воспитывали так, чтобы мы подстегивали стремления друг друга, всякий раз поднимая планку. Это было здоровое соперничество, и мы делали это друг для друга. Музыке нет дела до соперничества, но мы видели, как замечания со стороны подрывали наши отношения, как братьев. Я всегда говорил, что глядя в аквариум невозможно узнать, о чем думает золотая рыбка, но люди все равно пытаются. Когда мы с Майклом взрослели, СМИ создали образ нашего "соперничества" и "зависти", от которого мы не смогли отделаться. Как и все, что оставляет отметины в нашем детстве - эмоции, чувства, опыт, шрамы - это остается с вами навсегда.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:11 | Сообщение # 32 |
Новосибирск
| Мы должны были выпустить еще четыре сингла в составе группы: Skywriter, Get It Together, Dancing Machine и Moving Violation. Мы отошли от баблгам-соула и стали петь фанк с вкраплениями поп-музыки. И хотя в среднем по миру продажи колебались в пределах отметки в два миллиона, наш успех больше не был заоблачным. Мы перестали быть постоянными обитателями Топ-10, более того, мы с трудом попали в Топ-50. По сравнению с нашим предыдущим успехом, это была неудача, которой мы не находили объяснения. Где-то между альбомами, скажем, в середине 1973 года, моих ушей впервые достиг беспокойный ропот насчет того, что команда Мотаун больше не справляется со своими обязанностями. Майкл, который начинал все больше и больше верить в свои творческие способности, говорил, что мы нуждаемся в большей свободе, чтобы писать свой собственный материал, и Джозеф к этому прислушивался. Они считали, что мы хит-мейкеры, которые выпускают мало хитов и что Мотаун недостаточно активно нас продвигает.
Я не понимал их жалоб. Зачем зацикливаться на одной-двух провальных песнях, если у нас так много других хитов? Я размышлял. Массовую истерию было не остановить: спрос на гастроли остался на прежнем уровне, толпы фанатов продолжали кричать. Вряд ли это был кризис. Как бы там ни было, мои мысли были заняты совершенно другим. После нескольких успешных ухаживаний за девушками я понял, что никто в мире не сравнится с Хейзел Горди. Я сделал ей предложение, когда она присоединилась к нам на гастролях на Восточном побережье. И она согласилась. С тех пор как мы переехали в Лос-Анджелес Джексоны были близки с семьей Горди. Теперь мы укрепили эту связь еще больше. Мы были в восторге. В то время я верил в "навсегда" и в счастливый конец. Точнее, я верил, что хорошее не закончится никогда.
Я знал, что моя семья может воспринять эту новость совсем иначе. Поэтому несколько дней я молчал и думал, как им лучше сказать. Я боялся разговора с Джозефом, потому что с тех пор как Тито женился на Ди-Ди он решил, что теряет нас, и ему было трудно это принять. Невозможно было предугадать его реакцию. Я переживал, как я скажу это Майклу, ведь мы с ним были так близки, что для него это станет ударом. Короче говоря, в нашей семье каждый брак изначально воспринимался не как союз двух людей, а как гвоздь, вбитый в крышку гроба успешной группы.
Я помню, как мысленно репетировал свой разговор, но все, что я мог себе представить - сердитое лицо Джозефа и грустные глаза Майкла. Кажется, именно поэтому я решил сперва сообщить эту новость Джозефу по телефону, когда мы были на гастролях в Бостоне (Хейзел стояла рядом со мной). К тому времени Джозеф не всегда сопровождал нас в турне. Он уже достаточно доверял действиям Мотаун и иногда пользовался случаем, чтобы отдохнуть.
Я набрал Энсино, к телефону подошла мама. Я рассказал ей новость, она была в восторге. "Джозеф всегда говорил, что эта девочка без ума от тебя, - сказала она. - Я сейчас его позову, он в саду".
Должно быть, Джозеф сдувал листья или подстригал траву, я прождал целую вечность, бросая монетки в телефон-автомат. "Мне очень жаль, Джермейн... он не может подойти к телефону. Он занят в саду". Покорность в ее голосе сказала мне все, я был раздавлен. Мистер Горди меня поддержал. Мой собственный отец - нет, и это причиняло боль.
В тот же вечер я набрался мужества и сказал братьям. "Мы уже знаем, - отозвался Майкл. - Я люблю Хейзел. Я очень рад за вас". Он улыбался и называл мою невесту "миссис G". И ни разу не сказал мне, что воспринимал женитьбу своих братьев (Джеки вскоре женился на своей девушке Энид) как измену. Немного позже мама рассказала мне об этом. "Ему это не нравится, Джермейн. Ему кажется, что все меняется и все его бросают. Следующими будут Марлон и Рэнди. Ему грустно. Он боится остаться один".
Но Майкл ничего не сказал, ни тогда, ни позже. Он спрятал подальше свои истинные чувства, не желая разрушить мое счастье или испортить важный для меня день.
Мистер Горди в роли отца невесты! Как объявил журнал "Эбони", это событие обещало стать "свадьбой века". У меня не было причин оправдываться или в чем-то себя обвинять. Это было похоже на создание нового альбома: мне надо было просто появиться, сделать свое дело и все должно было решиться само собой. В списке гостей были все сливки музыкальной индустрии. Свадьба в стиле "Зимней Сказки" проходила в отеле Беверли Хиллз: 175 белых голубей, искусственный снег и Смоки Робинсон, поющий "Starting Here and Now", написанную специально для нас. Наша с Хейзел фотография появилась на обложке "Soul and Life" под заголовком "Эксклюзивный репортаж со свадьбы".
Великий день настал 15 декабря, на следующий день после моего девятнадцатилетия. Мистер Горди передал мне свою прекрасную дочь у алтаря, сжал мою руку и подмигнул, как бы говоря: "Теперь она твоя, позаботься о ней".
День пролетел как во сне, я был так увлечен, что не видел Майкла, который сидел в одиночестве за столом в костюме шафера. Я не уделил ему внимания, хотя догадывался, что он расстроен нашим расставанием. Так или иначе, мы с Хейзел нашли дом в Бел Эйр в 15-20 минутах езды от Энсино. К тому же, мы ведь продолжали гастролировать и записываться вместе. Во всяком случае, положительным следствием стало то, что мой брак привязал нас к самому сердцу Мотаун. Я не видел обратной стороны медали. Я просто предполагал, что все были рады за меня.
Но через несколько дней Хейзел сказала мне, что ее отец получил письмо от Тито. Смысл написанного сводился к тому, что он считал несправедливым то, что нам с Хейзел была устроена такая пышная свадьба, тогда как у них с Ди-Ди все прошло намного скромнее. Или что-то в этом роде. Он упустил одну деталь: мистер Горди оплатил нашу свадьбу как отец невесты, а не как президент Мотаун. Но это не мешало им считать, что я получаю от босса какие-то привилегии.
Я ни секунды не сомневался, что письмо написал не Тито. Мужчин мало волнует организация свадьбы (их жен - да). Но все-таки он подписал письмо и это меня покоробило, хотя я ему ничего не сказал. Я смахнул его слова под тот же ковер, где Майкл хранил свои чувства о разрушительном действии брака. Мы не любили конфронтацию. Мы прятали свои скелеты подальше в шкаф, у нас всегда были претензии друг к другу, но мы игнорировали их, дабы не разжигать конфликты. Худой мир лучше доброй ссоры - так говорила мама, Джозеф считал с точностью до наоборот. Похоже, наша с Хейзел свадьба также всколыхнула и семью Горди, и весь Мотаун. Как выяснилось, Марвин Гэй - гений, которого погубила собственная расхлябанность, ставший дядей Хейзел после женитьбы на сестре мистера Горди, Анне - тоже был обеспокоен. Позже я узнал (и Дэвид Ритц - его доверенное лицо и соавтор книги "Sexual Healing" - это подтвердил), что он был обеспокоен тем, что "в семью пришел новый певец". "Это все часть плана Берри, чтобы меня заменить", - говорил он. И это были слова артиста такого невероятного уровня! Марвин беспричинно убедил себя, что теперь я стану любимым сыном в семье Мотаун.
Оглядываясь назад, трудно поверить, что моя любовь к Хейзел вызвала такое недовольство. К счастью, я был слишком поглощен своим счастьем, чтобы обращать на это внимание.
Если Майклу когда-либо и нравилось его отражение в зеркале, то это были минуты, когда он танцевал. Для нашего сингла 1974 года "Dancing machine", занявшего вторую строчку в чартах, он хотел попробовать какой-то "особенный", идеальный танец под названием "Робот", который он подглядел в уличном театре. Каждую свободную минуту он тренировался перед зеркалом то в Хейвенхерсте, то в студии, вероятно, что и перед сном тоже. Его первые попытки выглядели неуклюжими и бессвязными, но когда он, наконец, показал нам отшлифованную версию, это было потрясающе. Казалось, у него колесики на ступнях и электрический привод в суставах. Он стал радиоуправляемым. "Робот" был первым движением, которое стало узнаваем задолго до "Лунной походки". Но когда он впервые показывал его в "Dancing Machine" на шоу Soul Train, никто не знал, как все пройдет. Что я могу сказать - посмотрите на YouTube, и вы увидите волнительный момент, когда Майкл впервые бросил свою шляпу на сцену, это движение знаменовало появление самого талантливого танцора нашего поколения. Ребятишки в Лос-Анджелесе разучивали движения "Робота". Мы снова вернулись в Тор 10. "Вот она, сила танца и телевидения", - говорили мы, делая себе заметки на будущее.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:11 | Сообщение # 33 |
Новосибирск
| В 1974 году Майкл получил шанс выступать в Лас-Вегасе, пойти по следам Сэмми Дэвиса-младшего - мы задумали сделать полноценное эстрадное представление в стиле настоящего Вегаса. Мы были представлены как "The Jacksons" и решили, что Ла Тойя, Джанет и Ребби тоже будут выступать вместе с нами в MGM Grand в течении двух недель. Нам выпало редкое удовольствие 14 дней находиться в одном городе, на одном месте, наконец у нас появилась возможность распаковать чемоданы. Что еще делало это шоу особенным - то, что мы, Джексоны, сделали его сами, без участия Мотаун. Братья были постановщиками, Джозеф организатором и управляющим. Мы превратили варьете-программу в настоящее шоу, с музыкой, степом, актерской игрой и комедийными скетчами в сопровождении струнных и духовых инструментов. Все девять братьев и сестер развлекали на этот раз не орущих фанатов, а разношерстную толпу туристов. Мы были полны сумасшедшей энергией, словно опять вернулись в дни нашего детства на Джексон-стрит, и нашли сцену, где можно было выпустить пар. Особенно приятно, что вместе с нами была Ребби, которая раньше всех покинула семью. Мы испытывали гордость от того, что каждый вечер на сцену выходили не только пять братьев, но вся наша семья. Эти шоу были очень полезны для Майкла, ведь он получил уникальную возможность экспериментировать со своим изменившимся голосом и своими разнообразными талантами, это рождало новые творческие планы.
Это была его идея, чтобы Джанет сыграла Мэй Уэст в скетч-попурри из песен, которые они исполняли вместе с Рэнди: они играли взрослых мужчину и женщину. В песне "Love Is Strange" был момент, когда Рэнди обращается к ней, а она его игнорирует, он со злостью выкрикивает ее имя. Затем музыка остановилась, Джанет повернулась и подошла к нему, виляя бедрами под удары барабана. Потом она (какая прелесть!) положила руку на бедро и промурлыкала: "Мы могли бы иногда встречаться".
В каждом шоу ее появление вызывало шквал аплодисментов. Люди заговорили о Джанет Джексон, и мы поняли, что наша маленькая сестренка - неплохая артистка. Ла Тойя тоже участвовала в шоу. Вместе с Майклом, Марлоном и Ребби она танцевала "Fever" Пегги Ли. Шоу заканчивалось нашим общим танцем - семейной чечеткой. Зал аплодировал, мы раскланивались и улыбались, держась за руки и чувствуя, что все мы - одно целое. Если бы меня попросили выбрать только один кадр из того времени, я бы сохранил эти улыбки, нашу радость от того, что мы занимаемся любимым делом - развлекаем публику. Мы отлично справились с толпой в Вегасе, нас пригласили выступить еще несколько раз. Но затем постепенно все стало меняться.
Я стал понимать, что что-то идет не так, когда заметил, что при моем появлении в гримерке братья прекращают разговор и начинают делать вид, что читают свои журналы. Майкл выглядел сконфуженным, в воздухе повисало неловкое молчание. Обстановка была, по крайней мере... странной. Я убеждал себя, что в этом нет ничего страшного, братья просто жалуются на мистера Горди и не хотят говорить об этом при мне, чтобы не ставить меня в неловкое положение.
Иллюзию единства нашей семьи вдребезги разбил один телефонный звонок. Позвонила мамина подруга и сообщила, что у Джозефа есть любовница. Больнее всего то, что эта женщина однажды была в нашем доме по приглашению матери и даже положила глаз на Джеки. Как всякая обманутая женщина, мать была опустошена, расстроена, сбита с толку, она мучила себя вопросами "когда" и "где". Всю свою жизнь она была в тени, не думая ни о чем, кроме семьи, и этот звонок был для нее как гром среди ясного неба.
Мы с Хейзел были в Филадельфии, но я знал от других, что в Хейвенхерсте дела плохи. Джанет и Ребби умоляли мать "бросить его, развестись" и не терпеть этого "грязного ничтожного подонка". Джанет кричала ему в лицо, сколько боли он причинил всем нам - и Джозеф ее слушал. Майкл плакал от обиды и гнева и тоже потихоньку советовал матери вышвырнуть отца. Джозеф потерял уважение, которое долгие годы воспитывал в своих детях. Его действия противоречили понятиям о верности и порядочности - семейным ценностям, которые он нам прививал. Сгоряча мать собрала чемоданы и была готова его бросить. Но в конце концов она осталась верна своим старомодным религиозным взглядам, что прощение и время могут восстановить семью. "У меня нет сил бороться, нет места для мерзости и я верю в Господа", - сказала она.
Из всех приглашений и вечеринок, на которых мы побывали, самым запоминающимся оказался тот день, который мы провели в 1975 году с Бобом Марли и "Wailers" в их музыкальной гавани по адресу 56 Hope Road, Кингстон, Ямайка. В тот год увидел свет "No Woman No Cry", ставший настоящим открытием в Америке и по всему миру. Нас пригласили выступить на концерте в поддержку тогдашнего лидера оппозиции Ямайки, главы Лейбористской партии Эдварда Сэага. С нами была мама и наши жены. Мама напомнила нам, что не каждый день выпадает шанс пообщаться с Бобом Марли - она любила рэгги.
Мы проехали через ворота, раскрашенные во все цвета радуги и остановились у дома с черепичной крышей, расположенного посреди манговых деревьев, раскошных пальм и прочей зелени. Вокруг катались на велосипедах дети. Мы "вошли внутрь" и увидели земляной пол: ни половиц, ни ковра, только земля. Это стало итогом волнений нашего земного дня.
"Круто, парни, что вы приехали... Оставайтесь сколько хотите", - сказал Боб, весь такой хорошо воспитанный растаман со спутанными дредами, в расклешенных джинсах и безрукавке. Мы сидели и говорили о силе деревьев, о Матери Земле и о Джеймсе Брауне. Мы были слишком вежливы, чтобы спросить его об этом непонятном запахе в воздухе (он был похож на запах крыс). Он слишком уважал нашу невинность, чтобы объяснить, что это запах марихуаны.
Было довольно волнительно попробовать напиток, которым он нас угощал: мутная, грязная жидкость в пластиковой бутылке. "Мы должны это пить?" - спросил Майкл. Ребята из "Wailers" засмеялись. Было неловко отказываться, и мы держали бутылку, как пробирку на уроке химии, разглядывая хлопья, которые плавали в мутной воде. К счастью для всех нас, бутылку держал Майкл и все взгляды устремились на него.
"Это травы со специями", - заверил кто-то.
"Это волшебное очистительное лекарство для лечения всех недугов. Очень полезно", - добавил другой.
Майкл наклонил бутылку, окунул палец в жидкость, нерешительно лизнул его... и его лицо вытянулось в гримасе, которая сказала больше, чем нам надо было знать: это не лучше, чем касторка Джозефа. Нам ловко удалось убедить хозяина, что мы возьмем эту чудо-жидкость с собой, "чтобы выпить позже".
Мы получили кучу удовольствия, общаясь с жителями Ямайки, которые в те времена переживали бурные и зачастую жестокие политические баталии. Боб был первопроходцем, как музыкант и гуманист, с его лирическими посланиями о любви, мире и гармонии. Примерно три года спустя он выступил в Кингстоне и спел "One Love, One Peace". Там он блестяще справился с ситуацией встречи на сцене противоборствующих сторон. Тогда премьер-министр и лидер Народной Национальной Партии Майкл Мэнли пожал руку лейбористу Эдварду Сэага. Этот хрупкий мир продлился недолго, но Майкл убедился, чего можно достичь с помощью музыки, а не политики. "Это именно то, чем я хочу заниматься, - говорил он. - Я хочу создавать музыку, которая изменит мир к лучшему."
Где-то в 1974-75 году мы были на Ямайке, когда наши жены - Хэйзел, Ди-Ди и Энид - прилетели к нам, чтобы скрасить однообразие, которое иногда бывает на гастролях. Майкл был гостеприимен и вежлив, но все-таки немного раздражен таким развитием событий. Это разрушало наше единство, это отвлекало наше внимание. Это значило, что мы с ним больше не живем в одной комнате. Думаю, это также умеряло наш пыл, ведь то, что происходило на сцене, вызывало ревность наших жен. Но, как оказалось, такого рода ревность была еще самой малой из наших забот.
Проблемы начались в тот день, когда мы прибыли на Ямайку. К аэропорту подъехал черный лимузин и Тито с Ди-Ди, которые шли впереди всех, запрыгнули в него.
"Вы мистер и миссис Джексон?" - спросил шофер.
"Да".
"Вы... мистер и миссис Джермейн Джексон?"
"Ой... нет... извините", - сказал Тито.
И они с Ди-Ди пересели в автобус, припаркованный позади. Мы с Хэйзел сели в лимузин и тот медленно двинулся с места.
Такого рода вещи стали происходить с тех пор, как я женился на Хейзел: куда бы мы ни ехали, мистер Горди хотел, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась, поэтому заказывал для нее отдельную машину с усиленной охраной. Что я должен был делать? Сказать боссу, чтобы он прекратил поступать как отец? Оставить мою жену путешествовать в одиночку, а самому уехать с братьями и их женами? Я оставил все как есть и надеялся, что проблем не будет. Но я принимал желаемое за действительное, потому что остальных жен это задевало. Именно они, а не братья, возмущались привилегиями, которые получала Хейзел. И это могло привести к разногласиям там, где раньше никто и подумать не мог о зависти. В конце концов что-то должно было случиться, и это случилось в аэропорту перед вылетом домой. Во время регистрации Энид, жена Джеки, говорила очень громко. Она никогда не пыталась поговорить с Хейзел с глазу на глаз, а сейчас продолжала что-то громко говорить, явно желая быть услышанной.
Когда Энид в очередной раз начала жаловаться, Хейзел отрезала: "Какая досада, Энид!"
"Джеки!- взорвалась Энид. - Ты слышишь, что она такое говорит?"
"Замолчи, Энид", - ответил Джеки, раздраженный не меньше остальных.
Любой мужчина знает, что это было худшее, что он мог сказать, с этого все и началось. Джеки, разозлившись, оттолкнул ее и она упала. Майкл был подавлен. "Раньше такого не было, раньше нам было весело", - повторял он. Он ненавидел раздоры, и этот эпизод только подтверждал его точку зрения: жены всегда драматизируют ситуацию, ссорятся по пустякам и сводят с ума. Слухи о том, что Хейзел вмешивается в наши репетиции, были смехотворны. Никто из братьев не потерпел бы этого. Особенно Майкл.
Ему хватало борьбы с завистью и за пределами репетиций. Он даже подобрал выражение для жен и их назойливости. Цитируя Библию, он называл их "когтистыми вероломными маленькими павлинами" - так описывается женщина, которая была подослана, чтобы шептать Моисею на ухо. Жены были причиной распада многих групп: у каждой из них было собственное мнение, чем должны заниматься их мужья. Именно такое положение вещей заставило Майкла поклясться, что он не женится, пока не найдет по-настоящему родственную душу, свою вторую половинку. Кроме того, впереди его ждало еще много вершин, которые следовало покорить, и он не хотел, чтобы ему кто-то мешал. Тот случай в аэропорту был лишь одним из многих в конце 70-х. В конечном счете, в 1983 году он написал об этом песню "Wanna Be Startin’ Something". Вслушайтесь в ее слова, и вы поймете, что Майкл думал о женах, которые всегда все драматизируют.
В середине 70-х годов Мотаун изо всех сил пытался сохранить свою семью. В продвижении и продаже записей царило затишье. "Four Tops" и "Gladys Knight & the Pips" сменили лейбл (вслед за ними ушли "Temptations"), а Марвин Гэй последовал примеру Стиви Уандера, взял контроль над репертуаром в свои руки и создал незабываемый альбом "What's Going On". Когда он был выпущен, Майкл назвал его "настоящим шедевром" и поставил на полку в Хэйвенхерсте - чтобы восхищаться и подражать. Он и сейчас находится на том же самом месте, куда его поставил Майкл.
Тогда нам казалось, что многие обрели новое вдохновение, поменяв руководство или получив больше свободы. Только не "Jackson 5". Майкл всегда говорил: "Каждый из нас - капитан своего корабля". После творческих просторов Вегаса Мотаун показался нам душной пыльной комнатой. Нас заставляли чувствовать себя младенцами, неспособными творить, в то время как у Майкла было полно идей для новых песен в голове и на бумаге, и братья начали всерьез опасаться, что "корабль Мотаун идет ко дну".
Затем последовал трудный разговор с мистером Горди (меня на него не пригласили), где уже Майкл, а не Джозеф, требовал большей свободы. И ему отказали. Мистер Горди считал, что мы все еще не сможем обойтись без Корпорации, и Майкл расценил это как недоверие. Я не вмешивался, надеясь, что все уладится само собой. Майкл любил мистера Горди и знал, каким он может быть упрямым. Но если бы Майкл выждал пару дней, он бы сдался. Точно так же, как тогда, когда он сперва отмахнулся от предложения Сюзанн де Пасс подписать с нами контракт. Так же, как он сдался, когда Марвин Гэй (а еще раньше - Стиви Уандер) попросил большей свободы в написании песен. Мистер Горди был упрямым, но рассудительным. Ему просто надо было дать время.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 34 |
Новосибирск
| Глава десятая.
Пути расходятся
«Я хочу, чтобы ты приехал без Хейзел», — заявил Джозеф.
Я ехал на машине к своему шурину Терри, у него был выпускной вечер в колледже, когда в моей машине зазвонил телефон (телекоммуникационное устройство было установлено между передними сидениями). Благодарая чудесам современной технологии я стал достижим в любом месте и в любое время — и теперь в любое время мог раздаться звонок с из Хейвенхерста с требованием явиться "сию же минуту".
По команде я развернулся и направился в Энсино. Хотя Джозеф и утратил наше уважение из-за его похождений, но его требования все еще имели вес. Когда я услышал нетерпение в его голосе и фразу «без Хейзел», мое сердце сжалось. Я инстинктивно чувствовал, что наступил день, когда мне предстояло принять решение насчет Мотаун. Но чего я не предполагал, так это того, что решение было уже принято.
Слава богу, когда я приехал, все разъехались. Было тихо, даже собака не лаяла во дворе. «Я в своей комнате!» — прокричал Джозеф.
Я вошел и увидел его откинувшимся на кровати, голова опиралась на спинку, а ноги были на полу. Непреклонное выражение лица говорило: «Ты сделаешь так, как я скажу, Джермейн». На цветастом пуховом одеяле рядом с ним веером раскинулась пачка контрактов, развернутых на странице с подписью.
Я подошел, заглянул в один из них, где было написано мое имя, и увидел, что это было соглашение с CBS Records Group. Внутри у меня все оборвалось.
«Мы собираемся перейти в CBS Records. Ты должен это подписать», — сказал Джозеф, указывая на то место, где должна была стоять моя подпись. Он сказал, что нам невероятно повезло. «Ты будешь записывать свой собственный материал, и ты сам сможешь его продюсировать», — продолжал он, зная, что это именно то, чего нам всем так хотелось.
У меня закружилась голова. Ты заключил соглашение за моей спиной? Когда? Как отреагировали на это братья?
«А Майкл подписал?» — спросил я.
«Да» — он протянул мне контракт Майкла.
Я был потрясен и опустился на кровать. «Я этого не подпишу», — сказал я.
Джозеф встал, обошел вокруг меня. Это был первый случай в моей жизни, когда я посмел возразить отцу, ни один из нас не мог в это поверить. Я смотрел на него, на лице у него были горечь и недоумение, куда подевались преданность и семейная сплоченность, которым он нас учил. Джозеф, похоже, считал, что в моей жизни просто не могло быть никаких других ценностей, кроме группы.
«Подпиши это», — сказал он.
Я думал о моей жене, Хейзел, и о моем приемном отце, мистере Горди, и обо всем, что он сделал для нас в личном и профессиональном плане. О семье Горди. О семье Мотаун. И, черт побери, я думал о нашей семье. «Я должен вызвать своего адвоката», — сказал я и выскочил из комнаты. Джозеф не двинулся с места.
Как в тумане я добрался до ресторана в Беверли Хиллз, где Хейзел все еще праздновала со свои братом окончание колледжа. По дороге мысли о Майкле не оставляли меня. Он любил мистера Горди и поддерживал близкие отношения с Дайаной Росс. Как он мог бросить «семью» и переметнуться в другую компанию? Хорошо зная его, я не мог представить, что он бросает Мотаун по собственной воле. Я был в этом абсолютно уверен.
Он пояснил в биографии "Лунная походка": «Я знал, что наступило время для перемен, и мы выиграли после того, как мы решили попытаться начать заново с другим лейблом…»
Финансово, да, они выиграли. Когда директор CBS Рон Алексенберг предложил около 20 процентов роялти по сравнению с двумя процентами, которые платили нам Мотаун, плюс миллион долларов авансом, Джозеф никогда бы не отказался, к тому же это позволило ему заново утвердить в группе свое влияние. Но Майкл скрыл одно обстоятельство: каким образом была получена его подпись. Правда оставалась неизвестной до того момента, когда в 1984 мы поехали в тур Victory. «Ты не представляешь, как я был зол, — сказал он. — Я даже не знаю, каким словом назвать Джозефа после этого».
Чтобы его уговорить, наш отец использовал мечту всей жизни Майкла. Он сказал, что если Майкл подпишет этот контракт, то он устроит ему обед с его кумиром, Фредом Астером. После этого обещания, я знаю, Майкл должен был схватить ручку и тут же все подписать. Но этот обед так и не состоялся, и Майкл не мог поверить, что отец просто манипулировал им, давая обещание, которое не собирался выполнять. А его подпись отец использовал, чтобы повлиять не меня. Но меня вовсе не удивляет, почему Джозеф была так заинтересован в переходе именно на CBS Records, ведь их новый президент Уолтер Етникофф имел в индустрии репутацию такого человека, что по сравнению с ним Джозеф выглядел просто душкой. Почему? Он сам ответил на этот вопрос в своей биографии: «Я общался со своими артистами методом кнута и пряника, предпочитая кнут, — написал он в 2004. — Я начал воспринимать себя как звезду. Как у большинства звезд, мое самомнение опасно раздулось… Но я хотел еще большего. Чтобы мой стол ломился и били фонтаны из шампанского, чтобы мне льстили, власть в корпорации, доступные женщины… все это доставалось очень легко». Я бы не смог лучше проиллюстрировать разницу между мистером Горди, Мотаун и Етникофф, который воплощал в себе все худшее, что есть в Голливуде. Что касается Джозефа, он не мог понять, что CBS/Epic, не имея никакого отношения к тому, чего мы уже достигли, не будет заботиться о нас: они просто хотели заполучить раскрученных артистов с именем, сделать нас своей собственностью, чтобы потом хлестать плеткой.
Итак, я прибыл в ресторан и увидел Хейзел и мистера Горди, который тоже был там. Наверное, мое лицо рассказало о том, что я недавно пережил. Он поднялся из-за обеденного стола и подсел ко мне в баре. Когда я рассказал ему все, его лицо потемнело. «Что ты собираешься делать?» — спросил он.
«Они сказали, что корабль Мотаун дал течь», — ответил я, не глядя ему в глаза.
Но самообладание быстро вернулось к нему, и он был достаточно великодушен, чтобы принять эту потерю для Мотаун. «Я не собираюсь на тебя давить и спокойно отнесусь к любому решению, которое ты примешь», — сказал он.
Мне было трудно собраться с мыслями, поэтому я сказал мистеру Горди то, что подсказывало мое сердце: «Даже если корабль Мотаун дал течь, я хочу остаться и помогать ему держаться на плаву».
Он поверил в нас, когда мы были ничем, и для меня этот груз признательности перевешивал все доллары CBS. Мистер Горди сочувственно улыбнулся, встал, похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я отправлялся домой и подумал обо всем этом не торопясь.
Еще один разговор в Хейвенхерсте с Джозефом и Мамой подтвердил, что ничего не изменились. Предложение мистера Горди («Мы сделаем все, что вы хотите, потому что мы хотим, чтобы вы остались в Мотаун») не смогло их поколебать. В таком случае группа «Джексон 5» переходит на новый лейбл без меня, сказал Джозеф.
Он снова затянул свою обычную мантру: семья должна быть самой важной вещью на свете; все остальное приходит и уходит, но твои братья, сестры и родители всегда будут с тобой. Семья — наш маяк, убежище от всех бед, штаб-квартира, святилище и королевство. «Ну и что ты собираешься делать?» — спросил он.
«Мне не нужны «Джексон 5» без Мотаун», — ответил я.
Он взорвался: «ЭТО МОЯ КРОВЬ ТЕЧЕТ В ТВОИХ ЖИЛАХ, А НЕ МИСТЕРА ГОРДИ!»
Я пытался объяснить: «Мистер Горди привез нас в Голливуд, — сказал я. — Он открыл для нас мир. Он положил стейки в наши тарелки и вставил зубы в наши рты!»
Мама решила меня успокоить, напомнив, что мы ели стейки и в Гэри, и что зубное протезирование, которое помогло Тито и Джеки исправить сломанные зубы, «окупилась мистеру Горди стократно».
В отчаянии я хотел поговорить с Майклом, но что бы это изменило? Теперь между мной и моими братьями словно выросла невидимая стена, к тому же все контролировал Джозеф. Я понял, что это бесполезно. Вернувшись домой, я попросил совета у Хейзел. Не знаю, как без нее я бы пережил то время, и в тот день она дала мне ясный ответ. «Я замужем за тобой, а не за бизнесом своего отца, — сказала она. — Что бы ты ни решил, я поддержу тебя во всем». Я серьезно задумался над тем, что я собираюсь делать дальше, и попросил время у «Джексон 5», чтобы я смог принять решение.
К тому времени Хейзел и я переехали в Бель Эйр, на ранчо «Тысяча Дубов», к северо-западу от ЛА. Дом был построен Полом Уильямсом, усадьба включала участок на 46 акрах, с 12 лошадями, 11 собаками, утками и лебедями в пруду — и пума в загородке. Мы приобрели Шебу детенышем, она была свидетельством того, что мое увлечение разведением экзотических животных со временем только росло. Хотя мне еще трудно было конкурировать с нашим соседом, Дином Мартином: он держал медведя, который наводил страх на всю долину. В общем, нам принадлежал участок земли, затерянный в Затерянной Долине.
Наше ранчо соседствовало с заповедником, и все-таки там было не лучшее место для медитации, по сравнению с побережьем Тихого Океана, поэтому мы любили проводить время в нашем пляжном доме на побережье Ла-Коста в Малибу Наш балкон и окна выходили прямо на пляж, а спиной дом стоял к шоссе Pacific Coast Highway. Не знаю, сколько дней я провел, наблюдая рассветы и закаты и обдумывая свое будущее. Наконец, когда я в очередной раз сидел на пляже, Хейзел позвала меня к телефону. Это был ее отец.
«Джермейн, — сказал мистер Горди, — мне только что звонил Майкл, он хочет, чтобы ты приехал». Братья до этого уже отыграли без меня несколько концертов в разных городах, но Майкл хотел, чтобы я был рядом с ним на Музыкальной Ярмарке в Вестебери на Лонг-Айленд. По словам мистера Горди, он сказал: «Пожалуйста, передайте Джермейну, что я буду его ждать. Я скучаю по нему. Мне тяжело, когда я не вижу его на привычном месте по левую руку».
В автобиографии Майкл написал об этом так: «Это причиняло мне боль… Я привык, что рядом со мной всегда стоял Джермейн. Когда я впервые вышел на сцену без него… я чувствовал себя совершенно беззащитным…»
Мистер Горди посоветовал мне: «Он твой брат, — сказал он, — он нуждается в тебе. Поезжай и поддержи его».
В телесериале 1992 года, который рассказывал нашу историю, меня изобразили беззаботно гуляющим по пляжу на Западном Побережье, в то время, как Майкл выступал на Восточном. В других письменных источниках биографы вообще превратили всю эту ситуацию в фантастический комикс. На самом деле тогда я сел на самолет до Нью-Йорка, чтобы присоединиться к своим братьям. Хейзел осталась дома, и со мной поехал кто-то из Мотаун, чтобы «защитить артиста мистера Горди и его интересы». В полете все, о чем я мог думать, почему Майкл позвонил мистеру Горди. Это был смелый поступок, и я уверился в двух вещах: он сделал это без ведома Джозефа; Майкл хотел, чтобы мистер Горди знал, что с его стороны не было никакой враждебности, что он по-прежнему испытывает к мистеру Горди доверие и уважение.
Мой страх утихал по мере того, как самолет приближался к Лонг-Айленд. Меня не заботило, что скажет Джозеф, он мог подумать, что я на коленях приполз просить прощения. Все, чего я хотел — увидеться с моими братьями. Не было жарких объятий, когда я появился в отеле перед вечерним шоу, но когда Майкл меня увидел, его лицо засияло улыбкой. Я думаю, некоторые чувства не нуждаются в том, чтобы выражать их бурно. Мы начали разговор. Он сказал, что не может себе представить дальнейшую работу на сцене без меня. Я сказал, что не могу себе представить дальнейшую жизнь в Мотаун без моих братьев. Но постепенно нам пришлось вернуться в реальность: для меня это означало сохранять свою позицию и верность Мотуан; для него это означало смирение с коллективным решением, которое было уже принято. Постепенно нам пришлось признать, хотя до полного осознания этого факта было еще далеко, что игра окончена.
Мысль о том, что наши пути расходятся, была невыносимой. Я плакал. Майкл плакал тоже.
Джозеф прервал наш разговор и спросил, что я собираюсь сейчас делать.
«Я не собираюсь выходить на сцену», — ответил я.
В этот момент стало ясно, что мое появление всех ввело в заблуждение, они подумали, что я приехал для того, чтобы выступать. До шоу оставалось около часа, Джозеф побагровел от злости. Остальные братья обвиняли меня в том, что я их обманул. Я хотел было сдаться, запрыгнуть в сценический костюм и схватить ближайший бас, но инстинкт, толкавший меня назад, был сильнее. Помню, как я стоял и смотрел на них, удаляющихся в нимбе славы, который меня больше не окружал. Дойдя до конца коридора отеля, Майкл оглянулся, гримаска боли на его лице убила меня. Хмурый взгляд Джозефа подытожил: «Если ты не с нами, ты против нас. Это твой выбор».
Я чувствовал себя виноватым; я чувствовал себя так, будто я подвел их всех, но выйдя на сцену, я бы ввел в заблуждение фанатов. В итоге братья наняли бас-гитариста из оркестра, чтобы их было пятеро, и концерт на Музыкальной Ярмарке в Вестбери прошел без меня. Я остался в отеле и завалился спать в отдельном номере, впервые совсем один с тех пор, как я трехлетним попал в госпиталь. Наверное, именно воспоминания такого рода убивали меня больше всего, мне было о чем жалеть.
На следующее утро я присоединился к братьям в офисе CBS Records на Манхэттене. Должно быть, с началом нового дня в Джозефе проснулась новая надежда, что я изменю свое решение, когда услышу блестящий стратегический план нашего возвышения. Но мне было просто любопытно послушать, что они скажут. Я шел на эту встречу как на разведку. У меня сохранилось лишь одно воспоминание от нескольких часов, проведенных в офисе, когда один из агентов отдела по работе с артистами, одетый во все белое, под цвет его отбеленных зубов, расписывал их вселенские планы, и в конце концов договорился до того, что «они собираеются сделать нас такими же популярными как Битлз!»
Я посмотрел на Джозефа. Посмотрел на моих братьев. Никакой реакции. Тогда я сказал это за них: «Но мы "Джексон 5". Мы заткнули Битлз за пояс по количеству песен на первой строчке чартов». Все головы повернулись ко мне. «Мы уже дважды Битлз», — уточнил я.
Это переключило менеджера. Он аккуратно замял неловкость, которую сам же и создал, и навешал нам на уши столько лапши, что не хватало вилок ее снимать (дословно по тексту: вдул столько дыма в наши задницы, что он начал выходить у нас изо рта)). После этого они хотели повезти нас куда-то, чтобы «встретиться с некоторыми людьми», но я соблюдал осторожность из-за фотографов, толпившихся вокруг здания. Я понимал, что они не упустят шанс заснять всех пятерых братьев вместе в CBS Records. Многие хотели увидеть такую фотографию, когда уже просочились тревожные слухи о распаде группы. Я вышел из здания, попрощался и в тот же день улетел в ЛА.
Было очевидно, что наши пути окончательно разошлись. Высказывались предположения, что из-за моего ухода группа развалится, но я никогда так не думал, и я не пытался их развалить. Не я бросил их - это они бросили меня. Он бросили «дом» — и я буду настаивать на этом, пока не умру. Нет смысла вспоминать все ужасные юридические разборки, которые последовали позднее между Мотаун, Джозефом и CBS. Я прочитал, что мистер Горди оценил свой ущерб в сумму от 100 до 150 тысяч долларов. Я никогда не видел подтверждения этим цифрам — я просто знаю, что это должно было быть дорогостоящим решением, и что Мотаун заявил свои права на коммерческое название «Jackson 5». Братьям пришлось назваться «The Jacksons». Рэнди, ему было 11, занял мое место.
За шесть лет, если верить Джозефу, мы записали в Мотаун более 400 песен, но выпустили меньше половины из этого количества. Где-то существует неизданный архив. Я не подсчитывал. Но я хорошо помню тысячи тысяч часов в студии, плюс все время, которое мы провели на сцене и путешествуя по миру. Это принесло нам наибольшее удовольствие, самые запоминающиеся моменты и самые счастливые воспоминания в нашей жизни. Если бы я мог выкупить их назад на аукционе, вернуть это время, за это я отдал бы все, что было потом.
Для меня наступили трудные дни, такой депрессии я не испытывал больше никогда, вплоть до июня 2009 года. Чувство одиночества, потерянности было очень сильным. Я мог бы сказать, что чувствовал себя так, будто потерял правую руку, но это было бы неправдой - мне казалось, что я потерял все конечности разом. Да, у меня была Хейзел, но дружба моих братьев определяла того, кем я был, это было почти все, что я знал в жизни. И когда все вдруг рухнуло, я начал распадаться на части.
Хуже всего было то, что в 1976 году братья не хотели со мной разговаривать в течение шести месяцев. Только Мама поддерживала связь по телефону, желая меня подбодрить, в чем я очень нуждался тогда. Это был не просто уход из группы, меня заставляли это прочувствовать как отпадение от божьей милости, как отлучение от церкви. Мое еженедельное содержание и выплаты роялти приостановили, подозреваю, не обошлось без Джозефа — он решил проучить меня от имени всей семьи.
Пару раз случалось, мне домой звонил Джозеф: «Как твои дела, Джермейн? Как поживаешь? Что кушаешь?»
Это были дурацкие вопросы, учитывая, в каком достатке я жил, но я никогда не принимал его издевки за чистую монету. Несмотря на насмешливый тон, Джозеф на самом деле хотел убедиться, что у меня все нормально. По крайней мере, я хотел бы так думать.
Хейзел сказала, что мое состояние "безрукости" длилось месяцами, но это уже почти стерлось из моей памяти. «Твоя депрессия меня пугала, — рассказала она недавно, чтобы освежить мою память для книги. — Ты целыми днями бродил по пляжу и не хотел никого видеть. Ты ходил и плакал, и не было никого, что мог бы вытащить тебя из этой ямы. Все, что я могла сделать, это держать тебя за руку и плакать вместе с тобой».
Я мог бы сказать, что время затянуло все раны, но это не так. От стресса у меня выпали волосы, больше чем на четверть макушки я стал лысым. Я пошел показаться дерматологу и «эмоциональному доктору», и они оба спросили, была ли недавняя травма в моей жизни. Я, видимо, попал именно к тем двум врачам в Голливуде, которые не читали газет.
Но фанаты прессу читали, и вскоре я оказался изгоем. Было несколько случаев, когда фанаты Джексон 5 подходили ко мне на улице и говорили: «Мне не нужен твой автограф. Ты ушел из группы — ты предал своих братьев!» Может быть вы сможете понять мои чувства: после всей лести и восхвалений, после фанатичного обожания, для меня это был сокрушительный удар в челюсть.
Позитивом в этом темном периоде, ведь я оставался артистом, было то, что порой эти настроения могли найти себе выход в песнях. Мой первый опыт одиночества вдохновил меня написать «Lonely Won’t Leave Me Alone», выпущенную в моем альбоме «Precious Moments» в 1986 году.
Но думаю, что песня, которая точнее всего рассказывает о том времени и годах, последовавших за ним, это «I’m My Brother’s Keeper». Я раскрыл мою боль в этой песне, как одну из страниц в старом дневнике, который ты написал ребенком: «It’s been five years or more since we’ve sung our song/ And I wonder why we took so long/ Through all the pain and the tears that I cried/ Our dream never died inside...» (Прошло пять лет или больше с тех пор, как мы пели нашу песню/ И я не могу понять, почему мы так долго проходим/ Через всю боль и слезы, которые я выплакал/ Внутри нас наша мечта никогда не умирала…) Поищите на ютьюбе, она навсегда останется песней, которая напоминает мне о расставании с Джексон 5
Однажды днем Хейзел решила вытащить меня из дома и попросила походить с ней по магазинам на Родео Драйв, в Беверли Хилз. Пока мы там были, мы случайно столкнулись с Джином Пейджем, правой рукой Барри Уайта — композитором и продюсером, чье чуткое руководство и искусные аранжировки являлись основой многих воздушно-нежных песен Барри. Этим вечером у Барри была вечерника, и Джин пригласил нас пойти туда вместе с ним. Это оказалось одной из самых удивительных встреч в моей жизни.
Барри жил в Шерман Окс, и его огромный сад — дремучие тропические заросли с великолепным водопадом — был полон самыми интересными людьми, связанными с музыкальной индустрией. Барри, улыбавшийся от уха до уха, поприветствовал нас возле дверей, и почти весь вечер мы провели, сидя в библиотеке. Мы стали друзьями на всю жизнь и поддерживали отношения до дня его смерти.
Он был прекрасным человеком с большим сердцем, и очень мудрым. Он знал, как затронуть людские души своими стихами, в то время мы разделяли с ним страсть к домам на колесах, лошадям и сидению под телевизором, чтобы посмотреть «Десять заповедей» снова и снова. Мы смотрели эту классику столько раз, что наизусть знали все реплики.
Барри дал мне совет насчет моего странного положения, и он был бесценным. Я потерял счет часам, когда я надоедал ему со своей дилеммой, даже после того, как решение было уже принято. «Это тест на характер, — сказал он, — сможешь ли ты выстоять и защитить то, во что мы верим. У тебя благородное сердце, — добавил он, — поэтому следуй своему сердцу. Я всегда поддержу тебя, и твои братья со временем тоже поймут. Семья и бизнес — никогда не стоит смешивать эти два понятия».
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 35 |
Новосибирск
| Барри оказался прав. В конце 1976 года я был принят обратно в лоно семьи, и все старалась больше не касаться в разговорах того, что произошло. Я думаю, обе стороны поняли, что повели себя не лучшим образом, но мы смогли отделить наши артистические амбиции от семейных отношений.
Я снова стал постоянным визитером в Хейвенхерсте и увидел, что как бы ни менялись вещи вокруг нас, внутри мы оставались все такими же. Мы с братьями, как и раньше, собирались в одной комнате, чтобы поговорить и посмеяться. Майкл включал мне демо-записи «The Jacksons», и я внимательно слушал.
— Неплохо… Но кое-чего не хватает, — говорил я с серьезным видом.
— Чего? О чем ты говоришь?
— Не хватает моего голоса.
Отчасти это была шутка, но без моего вокала их звучание действительно стало другим, непривычным.
Майкл любил проводить время у меня на ранчо или в моем пляжном доме. Лес в Затерянной Долине и океанский бриз на Малибу давали ему чувство умиротворения, ему очень нравилось уединенность этих мест, и он часто повторял: «Никогда не продавай их». Это, по всей видимости, привлекало и моих соседей: актеров Райана О’Нила (через четыре дома ниже по улице) и Бо Бриджеса (прямо рядом со мной). Во время своих обычных утренних пробежек по пляжу я махал рукой дочери Райана, Татум, которая по утрам загорала на балконе. Ей было 13, и в то время она уже была девочкой-звездой, в 10 лет завоевавшей Оскар как Лучшая актриса второго плана в «Бумажной Луне». Я рассказал Майклу, что по соседству со мной живет «совершенно прелестная девчушка», и с тех пор он начал все чаще и чаще показываться на уикенды в моем пляжном доме. Забавно, что они всегда махали друг другу, но никогда не разговаривали до тех пор, пока случайно не встретились в клубе на Сансет-Стрип.
«Это должно было случиться», — шутил я. «Это ничего не значит, мы просто друзья», — отмахивался он. Но было очевидно, что между ними есть какие-то отношения, потому что Татум несколько раз приезжала в Хейвенхерст. Она была увлечена Майклом, он тоже пытался за ней ухаживать, но о каких свиданиях может идти речь, если Майкл везде и повсюду был с охраной. Во время его визитов в Малибу я ни разу не видел, чтобы он вышел из дома и пошел куда-нибудь с Татум или чтобы они встретились на пляже. Это казалось странным, но Майкл так оберегал свою приватность и был так осторожен в личных отношениях, что даже его братья и сестры не могли ничего знать наверняка.
Я в курсе, что пресса представляла Татум как девочку, в которую Майкл был влюблен с детства, но насколько я знаю, мой брат никогда не говорил, что между ними была страстная любовь. Их отношения были невинными, это было просто озорство. Но, согласно представлениям Майкла, Татум действительно была его первой девушкой.
4 июля 1977 года Майкл был у меня дома на Малибу, мы собирались все вместе насладиться барбекю, приготовленным Хейзел. Пока она готовила для нас пир, Майкл решил поплескаться в океане в лучах закатного солнца. Я наблюдал за ним с балкона: он вышел на пляж один, сбросил халат, оставшись в плавках, и прыгнул в набегающую волну. Хейзел попросила меня с чем-то помочь ей в кухне. Но я не расслышал ее. Я был слишком занят, наблюдая за Майклом, какое-то внутреннее предчувствие говорило мне, чтобы я не отвлекался, и я продолжал смотреть на затухающее солнце и на Майкла, которого волнами отнесло уже на пять домов от нашего.
Набегала волна, потом выныривала его круглая голова… опять волна, и опять голова… Она прыгала над поверхностью воды как печать. Откуда-то со стороны пирса Малибу начали взлетать салюты, но я продолжать смотреть на Майкла.
Стоп, где же он?
Небо вспыхнуло белым пламенем и начало угасать.
Я больше не видел его. Я больше не видел его голову. А потом я побежал, босиком, вниз по дорожке, к океану, изо всех сил крича его имя. Я нашел его согнувшимся по колено в воде и вытащил из воды на песок. Он судорожно хватал ртом воздух и не мог сделать вдох.
Я помог ему подняться на ноги и затащил, хотя с него ручьем текла вода, на пассажирское кресло в Мерседесе, а потом мы помчались по Пасифик Кост Хайвей в скорую помощь Малибу. Я вилял из стороны в сторону в плотном потоке машин, чтобы поскорее добраться до больницы. Майкл молчал, он не мог пошевелиться, лицо его было землисто-серым.
В больнице выяснилось, что из-за плеврита у него в легких лопнул кровеносный сосуд. Через несколько часов он был в безопасности, и я отвез его обратно к себе домой.
— Это было очень страшное путешествие, — сказал Майкл, когда мы добрались.
— Да уж, ты заставил меня поволноваться, — ответил я.
— Нет, Эрмс! — сказал он. — То, как ты вел машину! Это было гораздо страшнее того, что я испытал в воде.
Майкл, Вероника Али, Мухаммед Али, 1977
Майкл, Вероника Али, Мухаммед Али, 1977
The Jacksons и Мухаммед Али
Мухаммед Али - король бокса
Однажды я заехал в Хейвенхерст и обнаружил там Мухаммеда Али — черного спортсмена, которым гордилась вся Америка, он сидел в кухне с Майклом и Мамой. Наша группа встречалась с ним за сценой в 1975 году на звездном мероприятии в его честь, так началось счастливое знакомство, и вскоре Али подружился со всей нашей семьей, особенно с Майклом. Али был самым милым, самым добродушным человеком на свете, словно один из тех любимых дядюшек, визита которых ждут не дождутся племянники. Всякий раз, когда он к нам приезжал, чуть ли не с порога он начинал показывать нам интересные боксерские приемы. Потом, он делал такое выражение лица, с которым он выходил на поединок против Джо Фрейзера: полная уверенность в себе, глаза сверлят соперника, губы закушены, небрежный кивок головой. Он смотрел нам глаза в глаза и проводил джебы в миллиметре от наших ушей. А в это время кто-то из нас пытался за его спиной провести «бой с тенью». Но был очень скромным человеком, но его присутствие гипнотизировало, от него веяло силой, но вместе с тем он был очень добрым. В нем не было ни намека на звездность. И этот Али, которого вы видели по телевизору, в поединке или улыбающимся в камеру — это был тот Али, который приезжал к нам в дом.
Он говорил так увлеченно, с таким энтузиазмом, что его страсть была заразной. В прессе часто мелькали его афоризмы, это была его обычная манера общения. Он говорил ритмично («Руки работают, видят глаза. Порхай как бабочка, жаль как пчела» — эта тактическая схема, придуманная Али, была позже взята на вооружение многими боксёрами во всем мире - прим. перев.). Его речь лилась, как стихи, послушать его под музыку - он мог бы считаться первым рэпером Америки. Он говорил, что жизнь – это игра нашего воображения. Никогда не выходи на ринг, не имея стратегии; по его словам, стратегия — это все, потому что на самом деле мы все одинаково сильны. Черные или белые. Богатые или бедные. «Говори себе каждый день, что ты лучший, что ты самый великий, и тогда никто не сможет тебя побить. Говорите себе, что вы собираетесь достичь вершины мира, — наставлял нас он. — Будьте самыми великими. Станьте великими. Верьте в это». Эти слова Али закрепили то, чему нас уже научили родители.
Майкл любил Али, потому что он разделял его страсть к магии. Однажды мы были в саду (там еще был фотограф Ховард Бингхэм), и Али решил показать свой коронный проход по рингу. А потом он завис в дюйме от земли. Он порхал словно бабочка.
«Сделай это еще раз! Еще, пожалуйста!» — закричал Майкл, не спуская глаз с его ног. Али сделал это снова.
«Как ты это делаешь?»
«Нужна большая концентрация, тогда со стороны это кажется настоящим волшебством!» - ответил он.
Довольно скоро Али обучил его искусству левитации, когда мой брат посетил его прекрасный дом в Хэнкок-Парке. После своего первого визита к нему Майкл вернулся сам не свой, он сходил с ума от фотографий ботинок Али крупным планом и от боксерских поясов-трофеев, развешанных по стенам. Майкл поехал туда, чтобы научиться магии и попрактиковать различные трюки. Эта магия захватила их обоих на долгое время, но я знаю, что мой брат также очень интересовался жизненной философией Али, его музыкальными вкусами (Джеки Уилсон и Литтл Ричард), и учился у него мастерству шоумена.
В дальнейшей жизни я бывал у него дома по разным поводам: его третья жена, Вероника Порше, и я начали брать уроки у Майкла Кастеласа в театральной школе в Беверли Хиллз дважды в неделю. Это было частью моей давней мечты стать режиссером кино, и ее мечты стать актрисой. Она всегда появлялась в прекрасно подобранном костюме и прекрасно исполняла монологи. И что удивляло меня больше всего — она приносила свой собственный реквизит. Не только в сумке, но и на машине. Если я когда-нибудь и сомневался в ее рвении добиться успеха, я должен был изменить свое мнение, когда однажды к театру подъехал грузовик, и рабочий начал выгружать из него диваны, столы, стулья и лампы. Удивительно было видеть, что жена величайшего шоумена готова сделать все, что угодно, чтобы сполна использовать свой шанс.
Надо добавить, что Майкла заинтересовало то, чем занимался администратор Али, Малькольм Икс. В действительности, это интересовало всех нас, особенно нашего школьного друга Джона Маклейна и меня, потому что в то время мы были настроены более агрессивно, чем остальные. Мотаун просил нас никогда не говорить на публике о том, что Малькольм Икс выступал против расизма — вопросы о «черной силе» были запретными — но мы горячо поддерживали его борьбу за права черных. Я никогда не забуду редкое телевизионное интервью Али, которое он дал вместе с моими братьями в 1977 году, он говорил о своем недавнем визите в Белый Дом. «Я рассматривал фотографии на стене слева и думал: как странно, я в Белом Доме. Это был Белый Дом для белых, — рассказывал он, потом поправился, — хотя, нет, я видел там черного повара!» Однажды, добавил Али, им придется смириться с тем, что черные станут большим, чем слугами в этом доме.
Али принял мусульманство, им было придумано название организации «Нация Ислама». С тем же жадным интересом, с каким раньше Майкл расспрашивал отца Роуз Файн о еврейской вере, теперь он пытался понять убеждения Али, что привело его к Малькольму Икс, Национальной Ассоциации Развития Черного Сообщества (NAACP) и Нации Ислама (NOI). Он разделял со свои наставником-администратором из «Нации Ислама» идеи гармонии, любви и мира.
Майкл восхищался личностью Али и его профессиональными достижениями, но я сомневаюсь, что он когда-нибудь понимал, насколько обоюдным было восхищение. В год после смерти моего брата Али отдал ему дань. Его спросили, где он берет силы, чтобы бороться с болезнью Паркинсона, и он ответил: «Когда люди спрашивают меня об этом, я отвечаю, что я смотрю на себя так же, как Майкл Джексон смотрел на человека в зеркале».
Я вспоминаю, как пятилетний Майкл боксировал с Марлоном в нашей спальне в Гэри, Али при этом укладывал на ринг Сонни Листона, и мне хочется снова вернуться в тот день, чтобы сказать маленькому Майклу, что наступит время, когда он проведет бой с тенью с Али лично, будет учиться у него волшебству, вере в себя и стойкости — и сможет использовать это все в своей музыке. «Это твоя судьба, — сказал бы я ему, — и это только начало».
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 36 |
Новосибирск
| Однажды днем я увидел Майкла дома в Хейвенхерсте: его нос и щеки были покрыты бинтами. «Господи, что это с тобой случилось?» — воскликнул я, выглядело так, будто он провел 10 раундов с Али. Майкл сделал вид, что не слышит, но мамин взгляд заставил меня прекратить расспросы.
Мне рассказали, что Майкл поскользнулся возле бара в гостиной, упал и сломал себе нос. Ничего страшного. Я не сомневаюсь, что он действительно упал, но ринопластика, сделанная им тогда впервые, привела позднее к череде пластических операций, которые начал обсуждать весь мир. Точно так же как мой брат держал от всех в секрете страдания, которые причиняли ему прыщи, он держал в тайне и пластические операции. И я не собирался лезть к нему с разговорами на эту тему, но люди почему-то до сих пор ожидают, что его братья и сестры дадут им отчет о каждом шве или шраме Майкла с указанием точной даты, времени и места. Возможно, в некоторых семьях принято обсуждать такие интимные вещи, но не в нашей. На самом деле, когда я обнаружил, что он изменил свой нос, я не нашел в этом ничего удивительного. Удивительнее было бы, если бы я подумал иначе, ведь для Голливуда это совершенно обыденная вещь. В этом городе все считают, что внешность является очень важной. Кроме того, я понимал, почему он пошел на это: ему не нравился размер собственного носа, это делало его несчастным. Но чего я никогда не понимал — это нелепых вымыслов о том, что Майкл использовал пластическую хирургию, потому что «был готов на все, лишь не быть похожим на Джозефа». Я много лет смотрелся в одно зеркало с Майклом, я многие годы видел его лицо на обложках журналов, и для меня остается загадкой, почему вообще кто-то решил, что Майкл похож на нашего отца.
Главным было то, что хирург Майкла помог ему почувствовать себя лучше и увереннее. Между тем временем, о котором я говорю, и началом сольной карьеры он сделал несколько операций, и в результате получил более тонкий нос и ямочку на подбородке. Мне не понять, почему все медиа кинулись кричать об этом, как о сенсации.
Изменение состава «The Jackson 5» стало катализатором перемен. Думаю, для Майкла эра «The Jacksons» была переходным периодом: в группе он чувствовал себя защищенным, с другой стороны, в нем зрела решимость уйти. Теперь очевидно, что тогда его невероятный талант только начинал раскрываться, ожидая наилучшего момента. Работа в CBS Records с авторами и продюсерами Кенни Гэмблом и Ленни Хаффом позволила Майклу довести до совершенства навыки, полученные им в Мотаун. Майкл рассказывал, что у них он узнал очень много нового об анатомии песен.
Гэмбл и Хафф вместе создали уникальное звучание, известное всему миру под маркой Philly International Sound. Особенность их аранжировок состояла в отчетливом соул-фанковом звучании струнных и мощной басовой лини, как говорили, это был «лист, который слетел с дерева в Детройте и приземлился в Филли». Если вы послушаете песню Гарольда Мелвина и группы Blue Notes “If You Don’t Know Me By Now”, “Me & Mrs. Jones” Билли Пола или “Ain’t No Stopping Us Now” МакФэддена и Уайтхеда, вы точно поймете, о чем идет речь.
Итак, мои братья отправились на восток, записывать музыку в Филадельфии, недалеко от истоков Мотаун. В атмосфере сотрудничества Майкл и братья смогли раскрыться как авторы песен и продюсеры, их записи стали прекрасными образцами поп-музыки. Первые два альбома не смогли добраться до тех позиций в чартах, которые мы занимали раньше. Но фортуна улыбнулась, когда они выпустили третий альбом «Destiny», написанный всеми братьями вместе. Оттолкнувшись от филли-саунда, они смогли найти собственное звучание, после долгой борьбы стремление к творческой независимости было удовлетворено. Альбом достиг статуса дважды платинового и породил хитовые синглы: “Enjoy Yourself”, достигший шестого места в Billboard Hot 100, “Show You The Way To Go”, ставший их первым номером в UK, и “Shake Your Body”, который добрался до седьмого места в США и продался тиражом два миллиона копий. “Blame It On The Boogie” — кавер на песню, написанную англичанином, удивительно, но его звали Майк Джексон — также вошел в чарты и попал в первую десятку в Британии.
А еще была специальная программа «The Jacksons TV» с Дженет, Ла Тойей и Рибби на канале CBS, хотя Майкл в тайне досадовал из-за несмешных заученных шуток и записанного смеха. Они вернулись к формату нашего шоу в Вегасе, но теперь дело не ограничивалось клубной сценой, программа транслировалась по всей Америке.
Майкл беспокоился, что из-за постоянного появления на телеэкране может пострадать его карьера музыканта. Нам не раз говорили, что слишком частое появление на ТВ может разрушить артиста, он просто лопнет как электрическая лампочка, прослужившая слишком долго, подобные программы запросто могут превратить тебя в клоуна из телешоу.
Что касается меня, жизнь без братьев была для меня испытанием. Мотаун сделал все, что мог, для продакшена моего альбома «My Name Is Jermaine», но этого оказалось недостаточно. У них были другие приоритеты, например, Стиви Уандер, Марвин Гэй и Дайана Росс. Все подозревали, что я буду пользоваться своим положением «любимого сыночка».
Такая обстановка могла бы сломить даже самого сильного, но в 1982 году трек «Let Me Tickle Your Fancy», который я записал с группой «Дево», стал номером 17 в США и получил от Биллборд красную точку, это означало, что по их прогнозам песня будет подниматься к вершине. Однако Мотаун упустил момент для раскрутки и мои позиции начали падать. Помню, в это время я бродил по Лондону, чувствуя себя подавленным и никому не нужным. С Мотаун моим самым значительным успехом в чарте стала песня «Let’s Get Serious» — 9 номер в первой сотне хитов Биллборд, и номер один в американском R&B чарте, после чего в 1980 году я получил номинацию Грэмми за лучший мужской R&B вокал. Многие поздравляли меня с этим достижением, но все, что я слышал в своей голове — голос Джозефа, напоминавший, что номинация это еще не победа.
Я пытался год за годом, но это никогда не стало тем, чем было вместе с братьями. Я не жалел о том, что остался верен своим принципам, просто мне было трудно принять новую реальность. По правде говоря, ни я, ни остальные Джексоны уже не могли возродить волшебство и силу «Джексон 5». Можно сказать, что на рубеже 70-80 годов мы оказались в своей собственной тени. Я продолжал записываться, но решил отдать часть энергии тому, чтобы стать продюсером под руководством мистера Горди. «Ищи артистов, приводи их на лейбл, заботься о них, если необходимо, изменяй условия контракта», — говорил он. У меня был свой офис, я получал инструкции, как находить и продюсировать новые таланты. С Хейзел мы привели на лейбл Стефани Миллз, а также группы «Switch» и «DeBarge». Я не добился успехов в чартах, но я развивался вне сцены.
Майкл сравнивал свою карьеру с американским президентским самолетом Air Force One, которому требовалась отдельная взлетная полоса и отдельный летный коридор. Он должен был знать все технические параметры своего самолета. Он должен был знать каждого пассажира на борту и каждое рабочее место. Он был главным и единственным пилотом. Такой мастер-план он нарисовал на бумаге в начале 1978 года, но идею заняться собственной сольной карьерой он обдумывал уже давно.
Мой пример, однако, научил его не принимать ультимативных решений. Для него ситуация была очень непростой. Он старался угодить каждому, не выносил ссор, сама мысль о возможной конфронтации заставляла его страдать. В студии он продвигал свои творческие идеи с поразительной настойчивостью, но в личной жизни предпочитал засовывать голову в песок, надеясь, что все разрешится само собой. В глубине души он прекрасно понимал, что он тащит всех Джексонов на себе и что этот груз стал для него слишком тяжел.
Думаю, было два ключевых события, которые положили начало его сольной карьере. Вначале Марлон женился на своей девушке Кэрол, а затем Рэнди, когда ему исполнилось 17, переехал на собственную квартиру. Майкл, которому было трудно представить свою жизнь без общества братьев, остался в Хейвенхерсте один, с мамой, Джозефом, Дженет и Ла Тойей. Рибби сказала, что однажды он поделился с ней своей обидой на братьев «за то, что они его бросили». По ее словам, «он не понимал, как они могут рассчитывать достигнуть в музыке еще чего-то, если они уже не сфокусированы на музыке на 100%».
Майкл был женат на своей работе, он не мог понять, почему мы позволили женщинам стать между нами и нашей музыкой. Психологическая обработка Джозефа не оставила на мне глубоких следов. Но для Майкла музыка была его страстью: в его сердце, в его жизни просто не оставалось места для женщин. В отсутствие братьев он начал тосковать и стал вообще избегать общества, предпочитая проводить дни в одиночестве. И чем больше времени он проводил один, тем больше утверждался в мысли, что ему пора начать сольную карьеру. Его движущей силой была Дайана Росс. Она постоянно говорила ему, что пора определиться, чего он хочет, советовала, чтобы он использовал свое имя, не прикрываясь именем семьи, заставляла его поверить в себя, приводя в пример историю своего расставания с «Supremes». Одна из самых популярных артисток своего времени — и с детства обожаемая наставница — говорила Майклу, что если он хочет быть лучшим, он должен совершить прыжок… и полететь. По крайней мере, в таком виде ее слова дошли до меня. Ее совет поехать в Нью-Йорк и принять участие в съемке фильма «The Wiz» (адаптированной версии «Волшебника страны Оз», над которым начала работу студия Universal) стал для Майкла началом новой жизни. Дайана играла Дороти, а Майклу досталась роль Страшилы. Не кто иной, как мистер Горди устроил ему этот дебют в кино, Мотаун выкупил авторские права на фильм. Уход группы из Мотаун не изменил его отеческого отношения к Майклу, но мой тесть не был уверен, примет ли Майкл его приглашение.
Я был на ранчо, когда он позвонил по телефону и задал мне этот вопрос. «Вы шутите? — ответил я. — Майкл обожает «Волшебника страны Оз»! Эта роль подходит ему, как никому другому! Он должен играть Страшилу!»
На роль Страшилы пробовался еще один актер — звезда Бродвея Бен Верин (по иронии судьбы в 2005 году он все-таки сыграл Волшебника в мюзикле «Ведьма» (Wicked)), но Майкл произвел большое впечатление на Universal и роль отдали ему.
Надо сказать, что в целом фильм провалился, но Майкл заслужил похвалу режиссера Сидни Люмета: «Майкл самый талантливый парень, какого я только видел после Джеймса Дина — потрясающий актер, феноменальный танцор, один из самых редких талантов, с кем мне довелось работать. Это не преувеличение». Эти слова стали для Майкла лучшей наградой. Из этого опыта родилась еще одна страстная мечта Майкла: стать актером и сниматься в кино. Кроме того, съемки еще больше сблизили его с Дайаной.
Его детская преданность нашей богине из Мотаун переродилась в страстное увлечение юности. Можно с уверенностью сказать, что Дайана была первой женщиной, в которую он влюбился по-настоящему. Я долго пытался понять, разделяет ли она его чувства или же по-прежнему видит в нем того малыша, каким она встретила его впервые. Майкл был уверен, что теперь она воспринимает его уже не как мальчишку, но как мужчину, и что она уважает его как артиста. Я думаю, что самым главным в их отношениях была настоящая дружба, какая очень редко встречается в Голливуде. Но не приходится сомневаться и в том, что между ними была определенная степень близости. Его песни говорят сами за себя, они всегда были автобиографичны. Обратите внимание на лирику “Remember The Time”, которая была выпущена в 1992 году. Майкл говорил мне, что эта песня была написана с мыслями о Дайане: самая большая любовь его жизни ускользнула от него.
Майкл скрывал от всех, как одиноко ему было в Хейвенхерсте без братьев. Даже наши родители и сестры, с которыми он жил под одной крышей, не знали об этом. Вряд ли кто-то из нас мог понять, насколько «трудным был для него этот период жизни» или насколько «изолированным» он себя чувствовал, пока мы не прочитали его автобиографию.
Конечно, он очень любил Дженет, между ними была особая связь, она тенью следовала за ним повсюду. Эти двое были так похожи, что иногда это казалось пугающим. Дженет, хотя она была сорванцом, во многих отношениях была женской версией Майкла: чувствительная, нежная, любознательная, хрупкая в отношениях, но с железным стержнем внутри и с самым добрым сердцем. Но она не всегда была рядом. Ее актерские способности заметил канал CBS и пригласил ее на роль Пенни в ситкоме «Good Times», эта работа занимала ее время с девяти до пяти почти каждый день. Большую часть времени Майкл проводил с Ла Тойей, они неплохо ладили.
Майкл обожал своих сестер, без них он чувствовал бы себя совсем одиноким. Но я понимаю, что они не могли заменить ему братьев, было очень много такого, чем с ними он поделиться не мог. И я подозреваю, что это отчуждение ранило его все сильнее и сильнее. Может быть в этом кроется причина того, что он так и не смог завести настоящих друзей, кроме тех, кто был тесно связан с ним по работе. Друзей не было ни у кого из братьев. Ни в Гэри. Ни в Лос-Анджелесе. Наш образ жизни, постоянная занятость и наши честолюбивые мечты постепенно стали вокруг нас стеной, за которую не мог проникнуть никто. «Дружба» была словом, которое мы часто слышали, но мы так и не смогли понять, что именно оно означает.
Так и шло, когда ему становилось скучно, Майкл говорил Маме, что он собирается пройтись вниз по улице, и она думала, что он просто хочет проветриться. Бульвар Вентура — длинная и очень оживленная улица, которая тянется с востока на запад, главная дорога, связывающая долину Сан-Фернандо с Голливудом. Майклу некуда было идти, он мог лишь повернуть налево и пройти меньше квартала от ворот до местного магазинчика на следующем перекрестке. Майкл выходил на улицу не за тем, чтобы «проветриться», он пытался найти друзей — «встретить кого-то, кто не знал бы, кто я такой… я хотел встретить хоть кого-нибудь».
Прошли годы, прежде чем он согласился поговорить об этом.
— Почему ты не звонил мне? Почему ты не позвонил кому-нибудь из братьев?
— У тебя была Хейзел. Я не хотел тебя беспокоить.
Таков был Майкл: он боялся доставить хлопоты или расстроить чьи-то планы. Причиной могло еще быть и то, что раньше мы не нуждались в том, чтобы как-то организовывать наше общение, поэтому идея организации специальных встреч, не связанных с обсуждением деловых вопросов, казалась нам странной. Каковы бы ни были причины, это был не первый раз, когда Майкл переживал душевную боль и чувствовал себя отрезанным от своей семьи. И всегда он страдал молча, уходил и искал ответы на свои вопросы у посторонних людей. Мне кажется, больше всего ему хотелось вернуться в то время, когда наши отношения были понятными и простыми. Но реальность диктовала другие условия. Он рассказывал, что как только водители замечали «Майкла Джексона!», слоняющегося по улице, на Бульваре Вентура образовывалась пробка. Все опускали окна и начинали просить у него автографы или снимать его на свои фотоаппараты. Представляю, каким это было для него разочарованием.
Вскоре Майкл понял, что его личность больше никого не интересует; все видели только образ «Майкла Джексона!». Такой была цена славы: она затмевает тебя реального, мой брат достиг такой известности, что больше не имел шанса быть «понятым» — быть просто человеком. С того дня его друзьями могли быть только имена, входящие в список знаменитостей Голливуда.
Счастливой случайностью во время съемок «The Wiz» обернулось для Майкла знакомство музыкальным директором и автором музыки Квинси Джонсом, который в 1979 году стал продюсером первого сольного альбома Майкла «Off the Wall». Майкл слышал о Квинси еще до съемок фильма, у Квинси была высококлассная концертная группа под названием «Wattsline», и еще он приезжал в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на неизвестных артистов. Когда Квинси впервые согласился работать с моим братом, он сказал: «Если он смог заставить людей плакать песней о крысе, то он далеко пойдет!»
Вначале он собирался выпустить этот альбом как очередной сольный проект, не объявляя о своем выходе из группы, Майкл очень хотел, чтобы его материал вошел в четвертый альбом группы и чтобы они исполняли его песни в туре Triumph, который должен был последовать за ним. Честно говоря, я не знаю, на какой уровень успеха он рассчитывал, основываясь на результатах продаж его предыдущих альбомов, но фактор Квинси изменил все. Он и Майкл стали великолепной командой, просто не разлей вода. Квинси помог Майклу оформить его идеи, раскрыть механику его креативности. Вместе они добились того звука, который стал визитной карточкой Майкла, и в итоге «Off the Wall» продался тиражом восемь миллионов, заняв в США второе место в чарте. В Биллборд 100 вошли синглы “Rock With You” and “Don’t Stop Till You Get Enough”, а позднее Майкл выиграл номинацию Грэмми за Лучший мужской R&B вокал.
Но Майкл не праздновал эту первую награду Грэмми: сидя дома возле телевизора, он плакал, чувствуя себя сокрушенным из-за того, что его альбом не выиграл награду Запись Года. Всего лишь один Золотой Граммофон за альбом, который заставил трепетать музыкальную индустрию, критиков и фанатов — этого было слишком мало. Он чувствовал себя оскорбленным, а не награжденным; он понимал, что его колоссальная работа недооценена, но это не заставило его опустить руки. Это сделало его еще более голодным, и тогда он поклялся: «Я им еще покажу». Он решил «пойти дальше»: стать лучшим артистом в мире, захватить целиком церемонию Грэмми и создать «самый продаваемый альбом всех времен». Все это он написал на зеркале в ванной комнате в Хейвенхерсте: «ТРИЛЛЕР! ТИРАЖ 100 МИЛЛИОНОВ… АНШЛАГИ НА СТАДИОНАХ». Это были амбиции, подкрепленные его условным рефлексом: никогда не быть вторым. Те же мотивы двигали им, когда он поклялся, что его имя будет в Книге рекордов Гиннеса. Майкл хорошо понимал, что от него требуется. Полная сосредоточенность на своей цели. Одержимость. Решительность. Упорство. Он написал эти слова на сотнях клочков бумаги. В 21 год он решил, что теперь он должен взять на себя полный контроль над своей жизнью.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 37 |
Новосибирск
| Глава одиннадцатая.
Лунная походка
«ТЫ ВЕРИШЬ В СЕБЯ... Ты силен... Ты прекрасен... Ты велик....»
Я будто проигрываю у себя в голове кассету с голосом Майкла. Он говорит сам с собой. « Ты веришь в себя... Ты силен... Ты прекрасен... Ты велик....», - повторяет брат. Голос его медитативен, речь льется плавно, сравнима с легким дыханием. И сейчас я слышу этот голос так же четко как и тогда – в восьмидесятых, когда утренняя мантра записывалась на диктофон, чтобы проигрывать ее снова и снова. Он был похож на спортсмена в раздевалке, не допускающего мысли о возможном проигрыше, которому предстоит выиграть очередное сражение. Поставив себе цель завоевать весь мир, он обязан был долбиваться своего и находить для это силы внутри себя. Не знаю, была ли такого рода техника «унаследована» от Мухаммеда Али, но все подсказывает мне, что, по крайней мере, она служила ему основательным подспорьем в том, что двигало им: думай, представляй, верь, претворяй в жизнь.
В первый раз я услышал эту мантру в 1984 году в студии, где мы записывали песню под названием «Tell Me I’m Not Dreaming». Мы с Майклом как раз обсуждали что-то не особенно приятное, когда он обронил пару фраз насчет того, как происходит контроль над собственными мыслями и сказал: «Послушай-ка вот это». Будь сейчас он жив, ему, вероятно, пришлась бы не по душе такая откровенность, потому что ритуал этот был событием частным.
Но если мы говорим о его наследии как о влиянии на людей его музыки или его личностных качеств, думаю, такой взгляд на его внутренний мир будет уместен, потому что он помогает узнать Майкла Джексона, человека, а не только Короля Поп-музыки. Его самооценка иногда тоже нуждалась в дополнительной встряске, как и всем нам.
Майкл использовал позитивные установки, когда ему необходимо было почувствовать себя хорошо или претворить что-либо в жизнь. «Если сказать вслух и во весь голос и повторять раз за разом, то подсознательно сделаешь все для того, чтобы желаемое произошло», - всегда говорил он.
Для Майкла процесс записи аранжировок или строчек песен на диктофон (устройство, с которым он не расставался) был также естественнен как и простое загадывание желания. Брат упомянул об этом в своей автобиографии: он мечтал о чем-то, наблюдая за тем, как садится солнце и надеялся, что c помощью звезды у него все получится.
Еще мальчишкой он загадывал желания перед тем, как нырнуть в бассейн, концентрируясь на мысли о создании самого продаваемого диска всех времен. Все мы верили в положительные установки, но, в случае Майкла, такой подход достиг нового уровня: слова на зеркале, мантры на диктофоне, представление своего имени в книге рекордов Гинесса, желания, загаданные на закатах и у бассейнов.
Без сомнения, он повторял себе о величии и перед началом концертов «This Is It» в Лондоне, чемпион в полулегкой весовой категории, настраивающий себя на возвращение. Каждый альбом, любой из туров подвергался жесточайшей критике с его стороны, как ни с чьей другой. Его обожали фаны, но он смотрел на себя совсем по-другому; обожание поклонников, может, и служило постоянным источником любви, но оно не гарантировало поддержание самолюбия в условиях, когда СМИ клеймили его прозвищами вроде «чокнутый» или «странный». Тяжелейшим испытанием для него стало сохранение духовной силы в условиях, когда масс-медиа всего мира, в отличие от поклонников, ждут лишь одного – падения в бездну.
Желаемое станет реальностью, если представить и проговорить то, что видишь. В это верил Майкл, и вся семья знала, что он собирался представить альбом, который удивит всех. Секреты же креативного процесса оставались за закрытой дверью. По словам Мамы, он запирался в своей комнате и понять, доволен ли он работой, можно было только случайно. Проходя мимо закрытых дверей, Мама иногда слышала, как он хлопал в ладоши или выкрикивал «Уоу!».
После выпуска «Off The Wall» его «фандом» вырос в несколько раз, а повальная джексономания подготовила к тому, что значит обожание поклонников. Неплохо, если учесть, что стали происходить некоторые тревожные случаи. Столкнувшись с одним из них однажды, Мама испугалась до смерти. В тот день она зашла в кладовую, которая находилась за гаражом. Там, рядом с выброшенными упаковками от еды, в спальном мешке лежала испуганная девушка. Мама, как обычно не подозревая дурного, спросила, что она там делает.
- Жду Майкла, - невинно заявила та.
- Ты как сюда попала? Сколько времени ты здесь провела?
- Две недели. А я с ним увижусь?
Мы знали, как она пробралась внутрь, но я не собираюсь сейчас раскрывать всех деталей, тем более, что мы все уже перестроили. Дом был огромен: она сумела остаться незаметной в течение целых двух недель.
Но и этот случай оказался ничем, по сравнению с тем, что произошло, когда Мама обнаружила двух фанатов у своей кровати. Она решила немного отдохнуть и спала, наверное, около получаса, прежде чем почувствовала, что в комнате находится еще кто-то. Открыв глаза, она увидела поклонников, стоящих рядом с ней с невинным выражением лица. «Мы не знали, что делать.... Мы не хотели вас будить», - сказали они. «Мы просто решили зайти, чтобы попросить автограф у Майкла».
Мама не вызвала полицию, потому что «не хотела, чтобы они заработали себе неприятности». Однако, с появлением «билли джин», мы стали вести себя жестче.
Существует множество версий о том, что послужило причиной создания «Billie Jean», включая и предположение, что Майкл поет о конкретной женщине. Но брат в своей автобиографии выразился предельно ясно – образ собирательный, составленный из портретов особенно навязчивых поклонниц, которых мы встречали еще во времена Jackson 5.
В песне рассказывается о девушке, которая пытается заманить в ловушку парня, используя, как повод, ложную беременность. Основой для этой истории послужили два реальных случая. Первый произошел, когда одна дама прислала мне пару розовых детских туфелек в дом в Бель Эйр, тогда я жил там вместе с Хейзел. В записке, приложенной к посылке, было указано: «Эти башмачки – для нашего малыша, которого я ношу под сердцем. Я беременна твоим ребенком». Потом похожее удивительное послание получил и Джеки. Будучи двумя парнями, особенно удачливыми с девушками, мы стали легкой мишенью для претензий подобного рода, но женщины не учли одного: мы практиковали безопасный секс. Майкл же никогда не спал с фанатками, поэтому к нему такие заявления были неприменимы.
Годами позже, когда композиция стала занимать первые места в хит-парадах, семья приоткрыла завесу тайны над тем, кто является прототипом «билли джин». Песня никоим образом не относилась к «лав-стори», но кое-кто все-таки принял обнародованное на свой счет и заявил о воображаемых отношениях с Майклом.
«Билли джин» представляли собой поклонниц, к которым брат относился с опаской. Стены в сторожевой Хейвенхерста были обклеены набросками и фотографиями каждой из этих женщин. Было похоже на стену в полицейском участке с надписями «Разыскивается». Одна женщина вела себя особенно странно: Ивонн, афроамериканка и мать троих детей. Она постоянно околачивалась возле дома и убеждала всех, что Майкл любил ее. Однажды она долго стояла у ворот, пока Мама не вышла к ней. Оказалось, что она побрила головы всем троим, утверждая, что у них вши, и требовала внимания брата. «Это ваши внуки. Это дети вашего сына».
Еще одна «билли джин» жила в Великобритании, но путешествие в пять тысяч миль ее никогда не останавливало. Она на самом деле обратилась в суд с исковым заявлением против семьи, заявляя, что они с Майклом тайно поженились, и что у них есть ребенок. Она даже предоставила свидетельства о браке и о рождении ребенка, которые выглядели достаточно убедительно, но, естественно, дело дальше этого не продвинулось.
Но самой удивительной историей оказалась та, в которой одна из «билли джин» добралась до Неверлэнда, что произошло позднее. Когда ее обнаружила охрана, она предоставила подлинное водительское удостоверение, выданное министерством автотранспорта, с фотографией и адресом: «Ранчо Неверлэнд», долина Фигероа – с индексом и именем: «Билли Джин». Поразительно, как далеко могли зайти эти женщины
Я должен подчеркнуть, что большинство фанатов Майкла отличались от вышеупомянутых персонажей. Это были самые верные, самые преданные и любящие поклонники, такие, о которых мог только мечтать любой артист, и Майкл понимал это как никто другой. Его связь с людьми, которых он называл «солдатами любви», была уникальной. Однажды, когда охрана заметила группу фанатов рядом с Хейвенхерстом и сообщила ему, брат вышел к людям, поболтал с ними и раздал автографы. В условиях, когда становилось все тяжелее быть открытым миру, он всегда старался идти навстречу своим поклонникам.
http://forever-michael.livejournal.com/304827.html
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 38 |
Новосибирск
| Я являлся его братом, но иногда бывал несдержан. В тот день я как раз подъехал к дому и внезапно увидел мужчину, который стоял прямо у меня на пути, загораживая въезд. Я вежливо попросил его отойти в сторону. Он отказался. Я попросил его объясниться, на что он мне ответил: «Я должен спасти Майкла. Его семья – вот причина всех неприятностей».
«Майкла не нужно спасать. Дайте проехать», - сказал я, но он стоял на своем. Я вышел из машины, и мы начали драться, пока нас не разняли охранники. «Ты ничего о нас не знаешь! Оставь нас в покое!» - кричал я.
Можно уже было привыкнуть к тому, что время от времени появлялись люди, которые заявляли о своем близком знакомстве с Майклом. По крайней мере тот парень все понял и сбежал. Если бы можно было всегда держать проблемы на расстоянии...
Майкл решил перестроить Хейвенхерст, изменить его интерьер, добавить второй этаж и обновить ландшафт в саду. После одиннадцати лет в Энчино шли разговоры о переезде, но брату там нравилось, и он взял на себя финансирование проекта. Все пеерехали в квартиру, принадлежащую семье, недалеко от Хейвенхерста, пока шла работа над перестройкой особняка в анлийском стиле «под Тюдор». Майкл хотел «немного оживить место», и в новом доме (проект был составлен в 1981 году, построен в 1983-ем) до сих пор чувствуется его присутствие, ведь он вложил в него свою душу.
Мы проходим мимо каменного фонтана с преклоненными лошадьми, видим перед собой парадный вход – двойную дверь, ведущую в лобби с белым мраморным полом.
Войдя в дом, посмотрите налево – там библиотека и домашний кинотеатр. Справа – гостиная и кухня. Чуть дальше, прямо перед вами, находится лестница, она ведет наверх, затем поворачивает налево, огибая центральную люстру.
Поднявшись, поверните направо, пройдитесь по ковру изумрудно-зеленого цвета к комнатам Джанет и Ла Тойи. Слева - комнаты Мамы и Джозефа с одной стороны, с другой – Майкла. Спальни сестер и апартаменты брата находятся в противоположных концах дома, на чем стоит заострить внимание отдельно – в прессе писали, что «спальня Ла Тойи соседствует с комнатой Майкла», строя теории о возможном контроле со стороны сестры.
Брат часто любил спать на полу, поэтому в стену его комнаты (а там еще был и камин из кирпича, и ванная, обложенная черной мраморной плиткой) была встроена кровать Мерфи (подъемная); воспомнания, корни которых уходят в далекое прошолое, когда нам так нравилось засыпать на матрасах или одеялах, брошенных на пол. В этом было что-то особенное. Так казалось мне, Майкл же всегда повторял, что такое положение удобнее - для спины.
Стены были обклеены фотографиями Авы Гарднер, потому что ему «нравились ее красота и изящество». Годами позже место Авы займут изображения ребенка-звезды Ширли Темпл, к концу жизни – Алишии Киз. Под потолком был построен полуэтаж с узким коридором (к нему ведет белая винтовая лестница, сделанная из дерева), с книжными шкафами. Из коридора, через дверь, можно было попасть в несколько комнат, спрятанных от людских глаз под крышей, с небольшим кабинетом и «салоном-парикмахерской», с креслом на шарнирах, раковиной и зеркалом – не единственное его убежище: брат пользовался своей собственной лестницей, она вела к черному входу.
Из спальни брата открывался вид на кирпичную террасу с большим, напоминающим перголу, навесом. Его поддерживали колонны; в одном углу он расположил огромных размеров джакузи, в другом –площадку для барбекю, выложенную плиткой . Там он сидел по утрам, наслаждаясь видом лужаек слева (под углом в 90 градусов), а до вымощенного внутреннего двора можно было добраться, спустившись по его личной лестнице снаружи. Посередине двора стоит викторианский фонарь с уличным знаком: «Счастье». Левее находится строение из кирпича, фасад которого украшают две витрины: одна из них воссоздает магазин игрушек пятидесятых годов прошлого века – с фарфоровыми куклами, деревянными солдатиками, плюшевыми мишками, кукольным домиком и креслом-качалкой в миниатюре; за стеклом второй можно разглядеть цветочный магазин с искусственными букетами в корзинах. Так выглядит студия Майкла снаружи. За праздничным фасадом скрывалась серьезная работа, которая велась внутри.
Одну из стен студии украшает разрисованная фреска – на ней, в зеленом лесу, изображен мультяшный Майкл, он сидит на дереве и читал книгу под названием «Тайна Жизни» (литература для Свидетелей Иеговы). На другой стене расположилась композиция в диснеевском стиле: лес и замок на холме, к которому ведет тропинка. На переднем плане стоят Майкл и склонившийся к нему ребенок . Надпись, обрамленная лампочками, гласит: «О Детях, Замках и Королях».
Прим. переводчика: - Белая мебель в спальне Майкла, стены в зеркалах. Кэтрин Джексон: «Когда Майкл был маленьким, ему снились кошмары в темных комнатах, поэтому он сделал свою спальню светлой». На последней фотографии тот самый навес?
Но самое удивительное произошло с садом: цветы были повсюду. Брату никогда они не нравились, потому что «заставляли думать о похоронах», но поездки в Диснейленд изменили все. В салу зацвели клумбы, расположенные в пять, в шесть рядов согласно цветам радуги. Именно там невозможно не обратить внимание на паутину из кованого железа - фонарь - и на деревянную пластину, на которой вырезано: «Следуй за своей мечтой, куда бы она тебя ни привела».
Нас ждал еще один сюрприз, о котором мы ничего не знали – по требованию Майкла. В течение нескольких недель никто не должен был приближаться к «чердаку» - двум небольшим комнатам над гаражом. «Туда никого не впускать, - сказал он Маме. – Это подарок, и я хочу представить его всем вместе».
Майкл (ему помогала группа ассистентов) работал над секретным проектом ночами, бегая вверх и вниз по небольшой лестнице за гаражом.
В назначенный день брат попросил всех родных собраться в гостиной. Шеф-повар организовал особенный ужин и стало понятно - назревает что-то особенное. После краткой церемонии брат появился в дверях и начал хлопать в ладоши, привлекая наше внимание. «Эй, люди! Все готово, за мной!»
Итак, мы гуськом пересекли внутренний двор и поднялись по лестнице на «чердак». Я был еще внизу, когда услышал восхищенные возгласы. Добравшись до места и оглядевшись, я понял причину.
Теперь здесь была «комната воспоминаний».
Он буквально усеял стены и потолки изображениями в огромную величину, один за другим. По сей день там все, что возможно (включая пространство под крышей гаража и даже шкаф), обклеено черно-белыми или цветными фотографиями. И я не говорю об аккуратных, как в музее, рамочках; я говорю о стенах, на которых он расположил всю историю семьи, историю группы и его собственную – как соло-артиста; все самые любимые воспоминания – в одном месте: тайный архив жизни, своей жизни.
Я тщетно пытался осознать масштаб такого колоссального проекта. Там можно было найти все: фотографии бабушек и дедушек, семейные, детские, домашние, со времен Jackson 5 и Гэри, с концертов, фотографии людей в толпе и со съемок на телевидении. Место нашлось даже для водительских прав Мамы, свидетельства о браке родителей и старого школьного доклада. В другой комнате, дальше, содержались предметы коллекционирования, принадлежащие только ему, награды, памятные подарки и стеклянные кейсы для его блестящих перчаток. К середине 80-х одна из стен превратилась в его собственную «стену славы» - около пятидесяти совместных фотографий со знаменитостями, с такими как, например, Джули Эндрюс, Элтоном Джон, Джеки Онассис, Фрэнком Синатрой, Барброй Стрейзанд, Шоном Коннери, Вупи Голдберг, Джоан Коллинз, Лайзой Минелли, Дастином Хоффманом, Мерил Стрип, Джеймсом Брауном и с E.T., для фильма с которым Майкл записал пластинку E.T.: The Extra-Terrestial. И большой фотографии Роуз Файн, его учительнице, там тоже нашлось место.
Стенами все не ограничивалось. Идеально были выведены даже строки на плинтусах, похожии на бегущую новостную ленту: «Мечта Джозефа исполнилась с нашей помощью», «Благодарю Вас, Иегова, Джозеф, Мама, Берри Горди, Сюзанн де Пасс, Дайана Росс», «Те, кто умеет слушать, слышат музыку земли». В ванной, находящейся на «чердаке», он расположил всего один предмет, говорящий сам за себя: гигантское изображение Дайаны Росс – фотография, обложка ее альбома 1981 г. «Почему Дураки Влюбляются» («Why Do Fools Fall In Love») – название, которое, по моему мнению, отражает его отношение к Дайане. Я считаю такой выбор показательным – это был единственный постер, который стоял отдельно от всего остального.
Одна из двух комнат была полностью посвящена Jackson 5. Он увеличил черно-белую фотографию, сделанную для какой-то рекламной фотосессии, и она теперь находилась пятью футами выше, прямо над лестницей, так что нас было видно сразу на входе. Над фотографией была выгравирована его собственная цитата: «ПРОСТО ДЕТИ С МЕЧТОЙ». Рядом, на вмонитированной табличке, Майкл написал золотым на черном:
Фотографируя, ты останавливаешь на секунду время,
И мы навеки остаемся такими, какими были.
Говорят, что рисунок рассказывает больше, чем тысяча слов.
При помощи этих фотографий я воссоздам волшебство, которое мы мы помним, с надеждой, что путешествие в прошлое проложит путь в замечательный и успешный завтрашний день.
- Майкл Джексон
Эта галерея служила ему и офисом, и залом для занятий танцами. Каждое воскресенье он запирался там на два-три часа, разучивал движения. Мне нравится думать о том, что он танцевал там, «среди воспоминаний». Когда люди заявляют, что Майкл всегда убегал от своего прошлого и от времен Jackson 5, я позволяю себе немного улыбнуться и думаю о «комнате воспоминаний», о стенах, которые рассказывали каждому из нас свою историю: «Гордись. Всегда помни».
Некоторые из тех, кто был запечатлен на «стене славы» были друзьями Майкла: Джейн Фонда, Кэтрин Хепберн, Марлон Брандо, Грегори Пэк, Сэмми Дэвис-мл. и неповторимая Элизабет Тейлор. Он познакомился с ними на общих вечеринках, которые устраивал после обновления Хейвенхерста. Брат начал приглашать к себе гостей, рассылал приглашения, шеф-повар готовил прекрасную еду, а обученный штат всегда был наготове. Мама называла такие сборища «ужинами с кучей звезд». Она до сих пор вспоминает случай, когда одним вечером, постучавшись, в ее комнату зашел Майкл с Юлом Бриннером – поздороваться. Увидев Маму в ночном чепчике, Юл попросил ее не волноваться.
Я на тех вечеринках никогда не присутствовал, в отличие от Мамы . Она рассказывала, что Майкл, которому тогда было около двадцати шести, старался вести себя по-взрослому со своими знаменитыми гостями, которые были старше него. «Он тянется к ним, по возрасту», - так она это объясняла. И все же первым делом он показывал им свою коллекцию кукол на витрине и мороженницу/йогуртницу, которую недавно установил. Несмотря на то, что он очень старался вести себя как взрослый, «внутреннего ребенка» сдержать было невозможно.
Утверждать можно одно: объединяла таких разных людей профессия – все они были актерами и работали на съемочных площадках. Так он познакомился с Кэтрин Хепберн, когда Джейн Фонда пригласила его на съемки фильма «На Золотом Пруду» в 1981-ом. С кем бы Майкл ни находился, он всегда был нацелен на получение опыта, просил совета и интересовался всем, особенно в области кино, славы и популярности; он с жадностью впитывал все, что ему было предоставлено, работая над своей карьерой сольного артиста.
Общаясь с каждым из друзей, где бы это ни было, он всегда брал с собой диктофон и тайком записывал их беседы. Должно быть, это звучит странно, и я сомневаюсь, что собеседники были в курсе, но его можно было понять – он записывал разговоры для постоянного их переслушивания, так же, как он делал и со своими собственными заметками. Думаю, он так восхищался этими людьми – особенно Джейн Фондой, Марлоном Брандо и Элизабет Тейлор, что боялся пропустить любое слово, сказанное ими. Брат проигрывал эти записи по ночам в Хейвенхерсте, слушал и делал заметки. В этом деле он преуспел, и я подозреваю, что многочисленные менеджеры, адвокаты, продюсеры и представители студий звукозаписи не имеют понятия о том, что в какой-то момент на диктофоне включалась кнопка «запись», чтобы зафиксировать что-то особенно важное, а может и в целях защиты его интересов.
С годами росли его слава, его успех, и мотивы, которые побуждали его записывать разговоры других, изменились. Теперь они не были связаны с желанием выучить что-то новое, сейчас его интересовало то, что люди говорили о других, а иногда и о нем самом. Тот факт, что Майкл был звездой, и обожаем своими фанами, некоторыми людьми «на час» воспринимался неверно. Однажды, когдя я был рядом с ним, кто-то, кого он уважал, начал рявкать на него по телефону. Брат повернулся ко мне: «Вот так со мной и разговаривают. Ты можешь в это поверить?»
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:12 | Сообщение # 39 |
Новосибирск
| Мне кажется, что многие недооценивали Майкла. Люди думали о нем, как о музыкальном гении, но им были видны и его уступчивость, и его желание избегать конфликтов. Скорее всего, его доброта воспринимались ими как слабость. Мне всегда нравилось наблюдать, как незнакомцы, знакомясь с ним в первый раз, уходили, находясь под сильным впечатлением от встречи, поменяв в корне свое мнение. Он умел быть самым смешным, самым приземленным человеком на свете, и в то же время поражал интеллектом и креативностью, которые сделали его одним из умнейших людей, выходящим за рамки стандартного мышления.
Я улыбаюсь, вспоминая его особенные отношения с диктофоном, потому что получалось, что он сам вмешивался в свое собственное личное пространство – еще одно доказательство того, насколько он был любопытным человеком. Однажды, уже после того, как мы с Хейзел переехали из Хидден Валли в новый дом в Брентвуде, Майкл был у нас в гостях, а я как раз искал фонарь.
- Он в верхнем шкафчике рядом с твоей кроватью, - сказал брат.
- Ага, значит, ты опять рылся в чужих вещах? – спросил я.
Эта дурная привычка появилась у него достаточно давно. Он говорил, что по тому, что люди хранят у себя в ящичках, всегда можно понять, кто они есть или же узнать, как они ведут свои дела. Началось все с Бабушки Марты, в восточном Чикаго. Он копался в ее комоде, в ее вещах и не обращал внимания на возгласы: «Майкл, прекрати всюду совать свой нос! Нельзя рыться в чужих шкафах!»
При мысли о том, что он проделает то же самое в великолепном доме Сэмми Дэвиса-младшего в Беверли Хиллс, меня охватывала нервная дрожь. «Майкл, не смей даже об этом думать, ты меня слышишь?» Но он только рассмеялся и оставил меня гадать в неведении.
С Сэмми было всегда здорово проводить время. Мы втроем обожали кино, Сэмми зашторивал окна, чтобы калифорнийское солнце не било в глаза, нажимал на кнопку и на стене напротив появлялся проектор. Одним из самых любимых кинофильмов был «The Little Colonel» с Ширли Темпл, хотя я думаю, что Сэмми все же больше нравились вестерны. Майкл однажды подбил его на дуэль, и теперь все было во власти Сэмми - он появился со своим гоилливудским реквизитом – с игрушечными пистолетами. Они выдвинули вперед кофейный столик величиной с настоящую сцену и встали спиной к спине. Мы с Алтовайз, женой Сэмми, остались всего лишь зрителями. Сэмми повернулся к Майклу, оба пристально и серьезно уставились друг на друга. Затем кто-то выкрикнул: «Поехали!»
«Бум! Бум!», - воскликнул Сэмми, развернулся на каблуках, поднял пистолет и «выстрелил», Майкл же в этот момент всего лишь успел дотронуться до кобуры. Элементы вращения в танце, может, и получались у него превосходно, но Сэмми все равно над ним подшучивал: «Я – лучший стрелок на Западе!»
Прекрасным дополнением к этой истории может служить еще один штрих: где-то на рубеже нового столетия Майклу посчастливилось познакомиться с Ширли Темпл Блэк в Сан-Франциско. Думаю, что он естественным образом тянулся к детям-звездам: Сэмми Дэвису-младшему, Элизабет Тейлор, Спанки МакФарланду и, уже позже, к Маккалею Калкину – потому что он чувствовал, что они сразу же поймут друг друга.
Не имею представления о чем они говорили с Ширли, но Майкл упомянул об этой встрече в 2001 году в Окфордском университете: «Я привык к мысли о том, что только у меня не было детства. Я думал, что существует лишь несколько человек, с кем я бы смог разделить свою боль. И когда мы недавно познакомились с Ширли Темпл Блэк... Слова были неважны. Мы плакали друг у друга на плече, она чувствовала все то же, что и я, то же, что чувствуют мои близкие друзья Элизабет Тейлор и Маккалей Калкин».
Мы росли, подчиняясь расписанию, постоянно находясь под давлением; репетиции сменялись «комендантским часом» , работа над альбомом – презетациями и мероприятиями в разных городах.
Время было всем для нас, мы даже пытались его опередить, а Майкл понимал его значение лучше, чем кто-либо еще.
Он не мог сидеть сложа руки – в такие моменты он чувствовал себя виноватым. Да, он много рассказывал о своем детстве и об упущенном времени, но дело было в том, что брат сам себе не позволял расслабиться, считал пустой тратой времени, например, видео игры или обычный перерыв в работе. Ему нужно было чем-то заниматься;
«Не могу я сидеть просто так», - объяснял он. Майкл всегда считал, что в сутках недостаточно часов для того, чтобы охватить все, что приходило ему в голову.
Когда началась работа над альбомом «Thriller», брат посвятил ей всего себя. Он запирался с Квинси Джонсом, ездил из студии в Вестлейке в Голливуд, а оттуда возвращался в Хейвенхерст (ее не перестраивали), именно там он записывал все оригинальные идеи . В одиночестве. Только так он мог «поймать» то самое главное, что составило бы суть альбома; первые креативные наработки, определяющие линию всего проекта. Вне зависимости от того, сколько профессионалов было бы привлечено к работе позже, он всегда возвращался к своим первоначальным задумкам, к своим звуку и мелодиям, и требовал от остальных придерживаться его концепции.
В 1982-ом мы его почти не видели и понимали, что работа над альбомом занимает все его мысли. Но когда проект «завершился», и конечный продукт лег перед ним на стол, брат был «сильно разочарован». В итоге, он отозвал финальную версию альбома, потому что «не чувствовал», что принятые решения были верны.
«Это как снять отличное кино и испортить все при монтаже», - рассказывал он в своей автобиографии.
Команда профессионалов, которая работала вместе с ним, знала все его креативные замыслы, и, я уверен, что для них «Thriller» звучал великолепно, сильно, несмотря на все протесты брата, который занимался тем, что выбрасывал бесчисленное множество треков, один за другим – когда все вокруг считали, что альбом уже готов. Прослушав его впервые, Майкл, по его собственным словам «расплакался, как ребенок»: «Все пропало! Ничего не выйдет!» Он рассказывал, что пулей выскочил из студии в Вестлейке, взял чей-то велосипед и крутил педали так долго, как мог, в попытке сбежать от того сумасшедствия, которое им овладевало. Оказавшись вдруг среди на школьном дворе, среди играющих детей, он остановился. Их смех и невинность, по его словам, «заставили его взглянуть на все заново, и он поехал обратно, снова воодушевленный». Он принялся работать над следущей версией альбома. Месяцем спустя брат, взорвав все мыслимые преграды, используя все свое воображение и мощь креативного мышления , представил миру то, что станет классикой.
«Thriller» занимал первую строчку в хит-парадах в течение тридцати семи недель. Волшебство начало свое победное шествие по планете. За неделю было продано от пятидесяти до ста тысяч копий. Но не одним лишь количеством проданных альбомов ознаменовалась эта победа; диск стал музыкальными событием сродни коронации, и не только в Америке, но и по всему миру. Джозеф всегда надеялся, что однажды наша музыка завоюет любовь масс, и мне нравится думать, что мы сломали расовые барьеры еще во времена Jackson 5. Но то, что сделал «Thriller», не могло сравниться ни с чем: альбом стал тем, что составляет суть музыки, он стер все различия и объединил всех, вне зависимости от возраста, пола, сексуальной ориентации или расы.
Прошло почти восемнадцать лет с тех пор, как мы спервые выступили в Гэри и двадцать пять лет с момента появления лейбла мистера Горли в Детройте. Собираясь отметить годовщину, компания NBC организовывала трансляцию с мероприятия под названием «Motown 25: Yesterday, Today, Forever» («Мотаун 25: Вчера, Сегодня, Завтра»)
Одним из продюсеров была назначачена Сюзанн де Пасс. Она пригласила нас всех, снова объединившись, выступить на концерте в честь мистера Горди. Идея была потрясающей. Мысль о том, что мы снова будем петь вместе, приводила меня в восторг. Уже лет шесть мне снился один и тот же сон – мы с братьями на одной сцене, я начинаю отсчет, сейчас уже надо вступать... и просыпаюсь. Подсознание слишком долго играло со мной. И вот момент настал. Я не мог больше ждать.
Я был более чем уверен, что и Майклу идея придется по душе, особенно после той самой галереи на чердаке. Но дело было в том, что в музыкальной индустрии слишком большое значение имеют люди определенного сорта, консультанты, участвующие в жизни артиста, и его лагерь был нацелен на брэнд «Майкл Джексон», а не на Jackson 5. Вопрос теперь состоял в будущем, а не в прошлом. «Thriller» шагал по планете, и Майкла не должно было заботить какое-то выступление на «аллее памяти». Его команда была уверена в том, что вся слава достанется мистеру Горди, и причем тут Майкл? У брата тоже имелись кое-какие сомнения. Говорят , что он не хотел выступать, но это не так. Он не хотел связывать себя с шоу на телевидении. Все еще страдая от истории с The Jacksons на CBS, он считал, что телевидение ему только мешает.
Мы же думали, что он совершает ошибку. Мама была первой, кто озвучил эту мысль. «Мотаун дал тебе и твоим братьям путевку в жизнь, - напомнила она ему. – И ты будешь выступать на той же сцене, которую ты обожал еще мальчишкой».
Он пообещал ей подумать, но я все-таки чувствовал себя не в своей тарелке. Позвонив ему домой и услышав его голос, я сразу же понял, что он устал и не хочет говорить на эту тему, однако, будучи убежденным в том, что ему все видится под другим углом (либо же причиной тому служили плохие советчики), я продолжал, надеясь повлиять на его решение. «Понимаешь, воссоединиться снова, это же замечательно, - сказал я. – Там будут присутствовать все наши фаны, а волшебство сотворит из «плохого телевидения» - „хорошее“». Я напомнил ему о том, как он исполнил танец «робота» на Soul Train и о том, как на это отреагировали зрители, как танцевали под его танец детки, и о том, как это его вдохновило.
«Не сравнивай, - ответил он. – Это уже в прошлом. Не хочу я больше связываться с телевидением. Мне хочется работать на концертах, выпускать музыкальные клипы. Не желаю заниматься тем, чем занимаются Осмонды». Он был спокоен, но непоколебим. Я ничего с этим не мог поделать, приходилось уважать его видение как артиста, и я сдался. Мысль о том, что мы будем выступать на Мотаун 25 без него, меня убивала.
Затем произошло следующее: Мама сообщила нам, что приходил мистер Горди. Я все еще сомневался в том, что из этого что-то получится, потому что если Майкла не смогла убедить Мама, то это практически означало конец всей затеи. Но мой тесть всегда повторял, что все, что случилось на CBS Records «было не только взаимовыгодным сотрудничеством, но и делалось с любовью», и он приехал к Майклу, чтобы убедить его выступить.
«Подумай, - сказал ему мистер Горди, - снова там, вместе с Джермейном... На сцене. Это же будет просто волшебно!» Мистер Горди никогда не забывал о телефонном звонке, сделанном Майклом перед фестивалем в Вестбери, когда я ему был нужен. «Но дело не только в Джермейне.Ты нужен мне и всей семье Мотаун». Он напомнил ему, что там будут Смоуки и The Miracles, а Дайана Росс воссоединится с The Supremes. Никто себе не представляет Jackson 5 без Майкла.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 40 |
Новосибирск
| Майкл его выслушал. «О’кей, я выступлю», - сказал он. Но при одном условии. Сначала они исполнят песни Jackson 5, а потом наступит черед его соло-выхода с «Billie Jean» - песней, выпущенной на CBS Records, которую он посвятит Мотаун. Ситуация была напряженной, и, наверное, поэтому мистер Горди пошел на компромисс. В любом случае, все обошлось, и мы начали работать, чтобы привнести в этот вечер что-то особенное.
Мы принялись разучивать хореографию группового номера, но соло-выступление Майкла оставалось для всех загадкой. Он решил, что покажет всем элемент, который позаимствовал у уличных танцоров. На его обтачивание у него ушло два последних года, и он называется «лунная походка».
Оставалось только одно: его костюм. Уже была готова блестящая перчатка, приспущенные брюки в стиле Сэмми Дэвиса-младшего, белые носки, отливающая серебром сорочка, а менеджеры заказали черную федору, «как у тайного агента». Но пиджак? Он уже искал везде, где можно, но подходящего так и не нашлось. Пока однажды, выйдя из своей комнаты, не заметил открытую дверь в спальню Мамы и не вспомнил, что как-то видел на ней черный блестящий пиджак (а он любил все яркое). Прошмыгнув к ней в комнату, он его нашел, одел и спустился в кухню, где сидела его владелица. «А вот это классно! – сказал он. – Как раз для шоу и сидит хорошо!» При движении пиджак сверкал и переливался. «Представь только такую красоту под светом прожекторов». Вот так пиджак Мамы вошел в историю. Майкл, вооруженный новым танцевальным движением с улиц Лос-Анжелеса и пиджаком из шкафа Мамы, был готов к покорению новых вершин.
Фаны всегда задают мне один и тот же вопрос: «А каким был Майкл до и после выступления?» Люди считают, что этот определяющий момент в его карьере был слишком значителен для него, что Майкл будто застыл, сконцентрировавшись на чуде, которое будет вскоре представлено миру. В реальности же дело обстояло куда проще. Всего лишь еще одно выступление, запись трансляции в концертном зале Пасадена Сивик. Для Мотаун и мистера Горди празднование было особенным, но не для Майкла. Когда мы спросили его, что он планирует представить, он просто ответил: «Кое-что, может, что и выйдет». И... пропал. Мы его потеряли на добрых полчаса.
«Ты где был?» - спросил я его, когда брат вернулся в гримерку. В ответ на это он начал хихикать, и на лице его появилась озорная улыбка. «У Дайаны в костюмерной... Там столько чемоданов!»
Постой. Я только что видел Дайану Росс – и тебя с ней не было.
Мы переглянулись и одновременно расхохотались.
«Ты рылся в вещах Дайаны!» Вот вам и частичный ответ на вопрос, что делал Майкл до выступления. Совал нос не в свое дело – бегал по комнате своего ментора, желая узнать, что там, может, и найдется что-нибудь интересненькое.
Пока шли репетиции концерта, он долго работал со съемочной группой, интересовался всеми деталями процесса. Любой исполнитель должен перед выступлением «зафиксировать себя» перед камерами для раскадровки, но Майклу необходимо было знать какими будут эти кадры, сколько камер будут его снимать и под какими углами. И это все еще до монтажа! Так методично и последовательно он подходил ко всему, что делал – и контролировал все.
Лучше всего брат описал этот процесс в интервью журналу Ebony в 2007 году.
Имеено так он работал над любым выступлением или над съемками клипа:
«Неважно, какое это выступление – если его не заснять так, как надо, люди никогда его не увидят. Вы снимаете то, ЧТО хотите представить зрителю, КОГДА хотите и КАК хотите, чтобы добиться нужного результата. Следите за наложением каждого кадра, транслируете свое видение... Потому что я знаю, что я хочу получить. Я знаю, что должно быть представлено зрителю, и какая реакция должна последовать».
Апогеем вечера для меня стало совместное выступление с братьями в составе Jackson 5 во время которого естественным образом вернулось и то самое волшебство, и та химия, которые нас объединяли. Да, мы уже не были детьми, но, черт возьми, повеселиться нам удалось на славу. И пусть мы «вернулись» всего на один вечер, я был счастлив. Что-то подсказывало мне, что это не в последний раз, но я искренне наслаждался всем, что происходило. Похоже было на праздник по случаю возвращения домой.
А когда мы пели «I’ll Be There», мой микрофон вышел из строя. Майкл, чувствуя каждый бит, понял, увидел, что я пою, но в итоге не слышно ни звука, быстро подошел, поднес свой микрофон и обнял меня. Этот момент запечатлен на фотографии, мы оба улыбаемся, и я думаю, что многие сочли его постановочным, тогда как на самом деле произошла техническая накладка. Я очень люблю эту фотографию и воспоминания, связанные с ней, дороги моему сердцу.
В конце к нам присоединился Рэнди, обозначив свой вклад в общее дело, мы поклонились, и весь зал поднялся на ноги. Зрители аплодировали, мы обнялись и ушли со сцены, оставив Майкла одного под светом прожекторов.
Наступило ЕГО время. «Я должен сказать, - начал он. – Хорошие были дни, и песни эти я очень люблю. Вместе с братьями и с Джермейном, мы пережили волшебные моменты, но...ээ..хорошие были песни... Они мне дороги, но особенно мне нравятся...»
Толпа завопила, и кто-то выкрикнул: «BILLIE JEAN!»
«... новые песни!» Момент настал - люди, сидевшие в зале, стали свидетелями виртуозного представления, которое свело их с ума, со всем известными элементами, вращениями, бросками, «зависанием» на носках. Весь этот танец был сплошной импровизацией – и лишь один элемент оставался постановочным: лунная походка, которая была исполнена в течение секунд пяти, на бридже и в конце песни. Всего десять секунд, о которых будут говорить вечно – и десять секунд, которые я пропустил.
Я как раз находился в другом крыле, откуда ничего не было видно, вместе с The Four Tops и The Temptations, когда услышал, как зрители вопят от восторга и сказал: «Он их сделал... Майк их сделал!» Братья наблюдали за происходящим на небольших мониторах, и по их реакции я понял, что седьмой из нас сотворил нечно особенное.
Зрители аплодировали ему стоя. Майкл ушел со сцены, и был, вероятно, единственным человеком во всем зале, который все еще в чем-то сомневался. «Ну и что? Сработало?» - спросил он.
Марвин Гэй и Смоуки Робинсон ответили, что выступление было сногсшибательным, а Ричард Прайор добавил: « ЧТО это было? ПОТРЯСАЮЩЕ! Никогда такого не видел!» Брата тут же окружила толпа людей, которые поздравляли его, там были все, и я услышал голос отца: «Он украл это шоу! Мальчишка украл это шоу!»
Этот номер был лучшим из всех, на которые его когда-либо «подбивали» . Я никогда не видел ничего подобного. Альбом стал продаваться еще с большим успехом, достигнув невероятной цифры: миллион в неделю. Вместе с феноменальным успехом случилось и нечно важное – имя Майкла вошло в книгу рекордов Гинесса. «Thriller» стал самым распродаваемым диском за всю историю музиндустрии (более сотни миллионов копий), и собрал рекордные и заслуженные восемь Грэмми. Парнишка, который когда-то пел за тарелку с печеньем, превзошел ожидания своего отца, установив два рекорда, чего до него не удавалось сделать никому.
Майкл не знал, что среди миллионов зрителей, удобно устроившихся перед телевизорами, находился кто-то, особенно дорогой его сердцу. Когда на следующий день в Хейвенхерсте зазвонил телефон, брат не поверил своим ушам: человек на другом конце линии «посмотрел, записал, и пересмотрел снова сегодня утром». «Ты чертовски хорош, - сказал Фрэд Астер. – Мужик, ты их вчера конкретно на уши поставил!»
Этот звонок значил для Майкла больше, чем все награды Грэмми, вместе взятые. Его кумир им восхищался (предел мечтаний!), да и обязательства Джозефа перед компанией CBS, начали исполняться неожиданным образом. Но важнее всего для брата оказалась похвала от человека, которого он обожал еще с детских лет.
Добавлю еще кое-что приятное: через пару недель Майклу удалось встретиться с Фрэдом Астером, и тот продемонстрировал лунную походку, «прошагав» ее двумя пальцами руки, после чего брат лично показал ее своему кумиру. Судя по всему, Фрэд сказал Майклу, что тот «был лучшим танцором из всех, кого он когда-либо видел»; но такая высокая оценка, я думаю, была и своего рода предупреждением: теперь все будут ждать именно этого номера, стоит ему лишь бросить шляпу. «Запомни, ты не танцующая обезьянка, ты – артист. Ты выступаешь только для себя», - видимо, сказал он Майклу. Брат, по своему обыкновению, взял на вооружение и этот совет.
Что же насчет пиджака Мамы - он так к ней и не вернулся. Теперь он был нужен Майклу для исполнения нового и уже знаменитого номера. Через несколько лет он подарил реквизит Сэмми Дэвису-младшему. В ответ Сэмми презентовал ему дорогие часы, которые брат отдал на сохранение Маме. Мне такой обмен показался достаточно честным.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
|
