|
You Are Not Alone: Michael, Through a Brother's Eyes
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 41 |
Новосибирск
| Двенадцатая глава.
Звериное царство
В то время, как Майкл выпустил “Earth Song”, а это было в девяностых, я сел и написал план детской сказки, думая о нём. Я назвал её «Крысолов реки Худ». Действие её разворачивалось среди прекрасных полей и рек Орегона. По сюжету рассказа, молодой музыкант живёт в дикой природе, защищает лес от злых сил и общается с животными. Частично, на написание меня вдохновил Майкл: я всегда видел его кем-то типа доктора Дуллитла потому, что он словно имел сверхъестественный способ общения с животными.
Он не был из тех, кто просто делает вид, что разговаривает с животными. «Подари им любовь и они ответят тем же» - говорил он.
И совершенно не имело значения, насколько экзотичными или дикими были эти животные – они фактически безоговорочно доверяли ему. Я однажды сказал, что если вы бросите его в клетку ко львам, то через час обнаружите его сидящим возле стены с двумя неженками рядом. Несколько визитов в зоопарк Л.А. ещё больше утвердили его стремление окружать себя животными, и он собрал свой личный зверинец в Хейвенхерсте, начиная с удава – Масклза, троих какаду и потрясающей коллекции карпов в пруду, в дальнем конце сада. Также мы содержали нескольких лошадей на ранчо актёра Ричарда Уитмора.
В один прекрасный день Майкл решил, что хочет обзавестись ламой. Он попросил меня отвезти его в близлежащую Агору, на том мы и порешили, снарядившись сеном и трейлерами для лошадей. Из окна автомобиля мы усмотрели четверых лам. Я припарковался между двумя трейлерами, неосознанно пряча свой «Мерседес» из виду. Это было единственное свободное место для парковки.
Когда мы вошли в офис, двое детей, одетых удобно, но стильно – в футболки и джинсы, и парень, перегнувшийся через стол, занимались работой с бумагами. Он даже не поднял голову, когда произнёс: «Мы не принимаем на работу».
«Мы не ищем работу, - ответил Майкл, оставаясь в солнцезащитных очках, - мы хотим купить ламу».
Мужчина поднял голову. Ни единого проблеска узнавания на лице. У меня заняло всего две секунды понять, что его музыкальные вкусы находятся далеко от альбома «Триллер».
«У нас нет лам» - ответил он. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы словить главную мысль: вы не можете себе этого позволить.
«У вас из четверо на заднем дворе» - ответил я, пытаясь оставаться спокойным.
«Вы хоть знаете, сколько они стоят»?
Майкл улыбнулся. «Мы знаем их цену».
За тем последовала невероятная лавина вопросов, приправленная человеческими предрассудками и предубеждениями. «Вы можете позволить себе ламу? Что вы, парни, делаете, чтобы позволить себе ламу? Где вы будете удерживать её? Вы долго об этом думали?»
Всё ещё сохраняя терпение, Майкл объяснил, что у нас есть дом с большим участком земли и что мы – серьёзные покупатели. «Я знаю, как ухаживать за любым животным» - добавил он.
Мужчина неохотно попросил показать документы, удостоверяющие личность. Майкл протянул ему банковскую карту, а я – водительские права. И тогда всё прояснилось.
«Так вы эти парнишки Джексоны?» - лицо мужчины засияло, словно ему вкрутили лампочку. Он начал объясняться, утверждая, что должен быть осторожным, что не может продать животное кому ни попадя; вы же понимаете. Но мы не понимали. Мы смотрели будто сквозь него.
«Так вы счастливы принять меня потому что вы знаете, кто я?» - спросил Майкл. Самое большое заблуждение людей состояло в том, что его легендарная застенчивость сделала его робким, но он был человеком принципа особенно там, где его интересы, как гордого чёрного человека нарушались, и он не боялся говорить об этом, когда был зол. Майкл забрал свою карточку и вышел с такими словами: «Ты, парень, полная задница и мы больше не желаем тратить здесь свои деньги». Потом мы сели в Мерседес, который парень не заметил на парковке.
На пути домой Майкл был очень раздражён. «Ты можешь в это поверить? Что вообще здесь творится? Чему они учат своих детей?»
Родители всегда учили нас, что никто не заслуживает предвзятого отношения. Невежество же передаётся из поколения в поколение. Чем больше Майкл размышлял об этом, тем более разъярённым он становился. Он сказал мне ехать к Тито.
В тот вечер акустическая гитара Тито и наш текст слились в сердитое вдохновение для песни, которую мы назвали “What’s Your Life?”. Вот так Майкл любил работать. Когда настоящий опыт вдохновлял на песню, он любил выливать всё на плёнку своего диктофона, или в ближайшей студии звукозаписи.
Первая версия была такой:
All my life I’ve been asked such questions (Всю свою жизнь я задавал вопросы)
As who I am and what I do (Кто же я и что я делаю)
When I tell them, they are happy (Когда я говорю им, они становятся счастливыми)
’Cause I am rich, it gets me through (Потому, что я богат. Это помогает мне)
If I were a poor boy, would they accept me (Если бы я был нищим парнем, разве они приняли бы меня?)
Am I rich? What’s it to you? (Я богат? Что вам с того?)
And what’s your reason for asking? (И для чего вы спрашиваете?)
Is my life one big interview? (Разве моя жизнь - одно сплошное интервью?)
The hook: (припев)
What’s your life? (Какая твоя жизнь?)
What you do? (Чем ты занимаешься?)
I do this, how ’bout you? (Я занимаюсь таким-то, а как насчёт вас?)
What’s your goal in life (Какова цель твоей жизни?)
’cause I want tips, to get through (Потому, что мне нужны зацепки, чтобы добраться до истины)
Are you rich? (Ты богат?)
Are you poor? (Ты беден?)
Are you bold? (Ты смел?)
Are you sure? (Ты уверен?)
Will you bend, do you break? (Согнёшься ли ты? Сломаешься?)
Are you strong, to endure? (Ты силён для терпения?)
What’s your life? . . .(Какова твоя жизнь?)
Эти тексты стали итогом нашего диалога в машине.
В конце концов Майкл приобрёл двух лам в другом месте. Он назвал их Луис и Лола. Эти ламы были ростом практически с нас и были наиболее спокойными и красивыми животными, каких только можно представить. Он также купил двоих оленей по имени Принц и Принцесса, двух павлинов – Зиму и Весну и жирафа, названного Джаббааром в честь самого высокого игрока в баскетбол, которого мы только знали – звезды команды L.A. Lakers Карема Абдула Джаббаара.
А потом появился Бабблз. Миловидный шимпанзёнок впервые был представлен нам его дрессировщиком по имени Боб Данн, который содержал его на протяжении приблизительно первых шести месяцев жизни, обучая и приручая его перед прибытием в Хейвенхерст. Но Бабблз был более чем новым любимцем – он стал постоянным спутником и Майкл очень пристрастился к нему. Масс-медиа отпускали большое количество шуток по этому поводу, не беря во внимание тот факт, что миллионы людей по всей планете заводят домашних любимцев, находя в их особе компаньона, общаются с ними, разговаривают с ними и заботятся о них, как о собственных детях. Отношения Майкла с Бабблзом ничем не отличались от вышеописанного, но все считали это странностью.
Впервые мы встретились в Хейвенхерсте. Я услышал от мамы о новом дополнении к семье, потому поехал проверить обстановку. Поднявшись по лестнице, я услышал, как Майкл громко умолял: «БАББЛЗ!!! Нет, Бабблз!»
По пути в его часть дома я увидел открытую дверь. Вопреки распространённому мнению, его комната была далеко не «зоной отчуждения». Полагаю, наши правила ничем не отличались от порядков в других семьях: если дверь закрыта, от вас ожидают соблюдения личного пространства. Если же было открыто – мы стучали и заходили. Мы просто уважали личные границы членов семьи. «Я слышал, ты завёл шимпанзе дома» - произнёс я, сообщая о своём прибытии.
Кровать Майкла была переколошмачена, а сам Бабблз в подгузниках дурел уже минут пять, скача и прыгая через кровать, съезжая по винтовой лестнице, которая вела на балкон. Он швырял вещи по всей комнате. Это было похоже на свирепствование гиперактивного ребёнка.
«Нет, Бабблз! Прекрати скакать!» - простонал Майкл и Бабблз остановился. То, как они общались, выглядело захватывающе – когда Майкл обращался к нему, шимпанзе наклонял голову и внимательно слушал. Голос моего брата, властный, с родительской интонацией поразил меня. Это выглядело так, словно он стал отцом всего за одну ночь. Шимпанзе в шесть раз сильнее человека, так что, теоретически, Бабблз мог легко выдернуть руку Майкла прямо из плечевого сустава, но он был таким кротким, что реагировал на всё, словно ребёнок и делал всё, как ему приказывали. Требовалось только одно, или два «нет», чтобы Бабблз понял, что команда дана серьёзно, и тогда он успокаивался, подкрадывался к Майклу и прыгал к нему на руки, чтобы тот его приласкал.
У него была собственная деревянная колыбелька, подвешенная к винтовой лестнице, но спал он там только в том случае, если действительно упахался за день. В большинстве случаев же он спал на кровати под одеялом, а Майкл устраивался на полу в спальном мешке. Думаю, будет справедливо сказать, что он был обезьяной, за которой ухаживали лучше, чем во всей Калифорнии, если не в Америке. Бабблз носил «Poison» от Кристиана Диора, так как Майкл хотел, чтобы он всегда выглядел и пах хорошо. И сегодня, когда мама чувствует этот запах, исходящий от кого-то, она обязательно прошепчет кому-нибудь из нас: «Пахнет, как та старая обезьяна».
У него даже был личный гардероб, подобранный по последней моде на двух- или трёхлетних малышей. Позднее, когда мой сын Джереми был ещё малышом, я стащил кое-какие одёжки из ванной комнаты и приодел его. Когда мама увидела ребёнка, она изумилась: «Ты что, в одежде Бабблза?» Я ненавидел признавать, что у шимпанзе гардероб был лучше.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 42 |
Новосибирск
| Когда Бабблз стал постарше, он прыгал везде, находил конфеты и мгновенно съедал их, короче, создавал реальный беспорядок. Всегда можно было понять, когда Бабблз бесился потому, что мама немедленно начинала кричать: «Майкл! Убери эту обезьяну отсюда!».
Проблема была в том, что Бабблз превосходно ориентировался в доме. Он заходил в кухню, открывал холодильник и съедал всё, что для него выглядело аппетитным. Если он хотел пойти куда-то, он брал вас за руку и вёл по своим делам. Большинство времени он проводил, приклеившись к Майклу. Он был невероятно игривым, и вся семья очень любила его. Майкл обожал подключать камеру к телевизору и, снимая шимпанзе, хохотать с его изображения в «прямом эфире».
Думаю, самой смешной вещью было то, как эти двое играли в прятки. Майкл прятался, а Бабблз громко кричал, когда находил его. Шимпанзе искренне наслаждался таким времяпрепровождением потому, что он постоянно терроризировал бедную собаку Джанет своей, обезьяньей, версией этой игры. Бабблз подкрадывался к Пуффи, шлёпал её по голове, потом быстро отбегал и прятался. Собака вынюхивала его и начинала лаять. Некоторое время спустя, Пуффи снова возвращалась в кухню, а Бабблз следовал за ней, и всё повторялось заново.
Майкл и его обезьяна были неразделимы дома, в студии, в турне, и иногда на деловых встречах. Я не считаю, что Бабблз был особо впечатлительным, скорее наоборот. Мама рассказывала, что когда Майкл шёл в танцевальный зал по воскресеньям, Бабблз неизменно следовал за ним. Я слышал, что, однажды, когда Майкл репетировал спины, Бабблз сел, закрыл глаза и, покачивая головой, начал хлопать себя по попе в такт музыке.
В конечном счёте, Бабблз попал в Неверленд, но когда туда приходили дети, чувствовалось, что в нём есть потенциал к агрессивной ревности – риску, которому никто не хотел подвергаться. Он вырос в 170-фунтового разбойника, поэтому его возвратили на ранчо Боба Данна в Симларе, Калифорния, где Майкл изредка проведывал его. Я знаю, что разлука далась очень тяжело моему брату, но, с другой стороны, он получил отличный опыт в качестве родителя. Думаю, Бабблз тоже был не особо рад разлуке с хозяином после почти десятилетия вместе.
Сейчас, в 2011 году, Бабблз всё ещё жив и за ним ухаживают в Центре для Больших Обезьян во Флориде, где персонал радостно отмечает, что обезьяна полностью превратилась в «папочкиного сыночка»: «Бабблз очень чувствителен и порой драматичен. Если у него какая-нибудь царапинка на коже…..не важно, сколь мала….он будет показывать её много-много раз своим содержателям и ждать, чтобы его пожалели. Несмотря на то, что он умеет великолепно точно бросаться песком во всё, что движется, он невероятно деликатен с малышами….»
После ухода Майкла, Ла Тойя ездила навещать Бабблза. Она обнаружила его сидящим в углу, «невероятно грустным». Но в тот момент, когда она вошла, он узнал её, вскочил и начал прыгать от радости.
Благослови Господь эту проклятую обезьяну.
В любой семье есть тёмная лошадка, которая вдруг выскакивает из ниоткуда и заставляет всех остальных сесть, и форменно обалдеть от происходящего. И я говорю не о Майкле, я говорю о Джанет.
Мы, братья, вынашивали свои мечты о сцене с раннего детства. В этом не было никакой неожиданности. Но никто не видел певца-композитора, развивающегося в Джанет. По поводу самой младшей сестры мы были уверены, что она сделает себе карьеру актрисы. И так и получилось. После CBS’s Good Times она получила роль в «Fame» (персонаж Клео Хьюитт) и в ABC’s Different Strokes (персонаж Карлены - подруги Вилли). Актёрский дар Джанет был виден невооружённым взглядом, как и сегодня. Но, как она пишет в своих мемуарах «Истинная Ты», датированных 2011 годом, она мечтала о записи в студии в Хейвенхерсте и однажды, вооружившись текстом «про мои тинейджерские понятия о любви и жизни», написала мелодию, поработала над микшированием и собственноручно наложила голос на трек, который она назвала «Фантазия». Тогда ей исполнилось девять лет. Так же как Майкл со своими бонго, она наблюдала за нами, особенно когда Майкл и Ренди брали её на репетиции Джексонс. Мы с братьями наблюдали за своими кумирами издалека, из Гэри, но Джанет жила и дышала одной музыкой с нами, и чем больше слушал её Джозеф, тем больше он убеждался в том, что в семье растёт новый талант.
Короче говоря, в 16 лет моя сестра подписала свой первый контракт с A&M Records, где наш давний школьный друг Джон МакКлейн стал старшим вице-президентом отделения A&M. Взрастая вместе с нами, он стал для Джанет старшим братом-покровителем, поэтому вполне естественно он поставил её на приоритетное место для себя и она «взлетела» вполне заслуженно.
В отличие от нас, Джанет чувствовала, что её вытолкнули в певческую карьеру. Она смирилась с этим, так как Джозеф был настойчив, а она не хотела бросать ему вызов. Всё-таки, если вы подумаете о её уверенной карьере и о том, какой славы она добилась, то в этом была значительная заслуга интуиции нашего отца. Снова.
Мои воспоминания из детства о Джанет сводятся к образу милого цветочка, который не имел ни малейшего желания поступать наперекор кому-либо. Создавалось такое впечатление, что она была пришита к маминым коленям и не могла дождаться того момента, когда Джозеф наконец уснёт и она сможет забраться в кровать к маме на другую сторону. А потом, перед тем, как Джозеф просыпался, она выкарабкивалась обратно и возвращалась в свою кровать.
Собственно говоря, Ла Тойя была первой из сестёр, создавшей себе музыкальную карьеру, выпустив свой первый альбом в 1980 году, опять же, с лёгкой руки нашего отца. Майклу была посвящена одна из её песен - “Night Time Lover.”
Я помню, как ходил в школу со своей средней сестрой и то, как она игнорировала меня в эпоху Джексонс Файв. Она хотела заводить друзей не по родственной связи с нами, а по тому, кем она была сама по себе. Четыре года она делала вид, что не знает ни одного из своих братьев. Впервые я осознал это, когда увидел её идущей по школьному холлу навстречу. «Привет, Ла Тойя!» - сказал я, но она даже ухом не повела и прошла мимо. Мы снова становились её братьями лишь за порогом Хейвенхерста – единственного места на планете, где каждый мог быть самим собой.
Когда ты впервые задумываешься о таких песнях, как “Beat It”, “Billie Jean” или “Thriller”, ты «видишь» музыку ещё до того, как слышишь её, потому, что видеоряд Майкла на песню «выжигается» в памяти. Это именно та власть и влияние, которой он всегда стремился добиться. С тех пор, как “Video Killed The Radio Star” группы Buggies стал первым клипом, выпущенным на MTV 1 августа, 1981 года, Майкл жаждал воспользоваться новым способом самовыражения. Он чувствовал, что интерес к клипам со стороны индустрии был довольно вялым и эту отрасль искусства использовали исключительно для продвижения. «Им стоило бы делать это более захватывающе, - говорил он, - им нужна история. Начало, середина и конец.» - в этих словах чувствовалось влияние Бери Горди.
Самым ярким представителем своего жанра был «Триллер», снятый под вдохновением от «Американского оборотня в Лондоне». Майкл завербовал к себе режиссёра того фильма – Джона Лэндиса для своего видеоклипа с полумиллионным бюджетом. Это была просто астрономическая сумма денег, как для музыкального клипа. Настолько огромная, что СиБиЕс Рекордс просто отказалось финансировать проект. Они чувствовали, что продажи альбома достигли пика, и это не имело для них финансового смысла. Майкл, казалось, видел всё на годы вперёд. Куда дальше, чем видело СиБиЕс Рекордс (позднее ставшие Сони) и его вклад в это дело принёс ему просто огромные деньги, вознеся продажи до небес как раз в тот момент, когда студия махнула на клип рукой.
В конце концов, MTV обеспечило финансирование, и получившийся четырнадцатиминутный фильм был абсолютно новаторским по причине своего великолепия. Эта работа положила начало историям - кинематографическому подходу к музыкальным видео. Нестандартное мышление Майкла потянуло за собой всю команду. Он рушил устоявшиеся правила и стандарты всем, что делал. Перед официальной премьерой, состоявшейся в декабре 1983 года, он собрал всю семью в 32-местном кинотеатре, который он оборудовал на нижнем этаже в Хейвенхерсте со стенами из деревянных панелей и чёрно-белыми фотографиями Ширли Темпл, Чарли Чаплина и Пострелят (герои американского семейного кинофильма – прим. пер.) в золотых рамках. Мы заняли свои места в красных вельветовых креслах, и Майкл вышел на небольшую приподнятую платформу возле экрана. Он слегка нервничал, но выглядел восхищённым и объяснил всем собравшимся, что его новый клип был «снят, как фильм» и он хотел бы услышать наши объективные мнения в конце просмотра.
Я не думаю, что хоть кто-то из членов семьи остался не впечатлённым. Это был музыкальный, танцевальный, съёмочный, гримёрный гений. Самой смешной была реакция самых младших членов нашей семьи. Остин, сын Ребби, тогда ещё малыш, закапризничал, когда Майкл подошёл к его колыбельке. Он кричал и кричал, будучи уверенным, что его дядя в любую минуту может превратиться в того монстра (нашли что младенцам показывать))) – прим. пер.). Было довольно сложно объяснить несмышлёнышу, что «В действительности я не оборотень», так как именно обратное, он увидел на экране.
К огромному сожалению, прихожане церкви не усмотрели ничего смешного в этом видео. Данное эпическое видео, по их мнению, в глазах Иеговы выглядело «злым и демоническим», так как оно прославляло оккультизм и доселе не виденный никем мир; «великая принцесса тьмы и злые духи – именно от этого нас предостерегает Библия». Именно по этой причине на премьере видео в последние секунды на экране появился дисклеймер, гласящий: «В связи с моими личными сильными убеждениями, я хотел бы подчеркнуть, что этот фильм ни в коей мере не пропагандирует оккультизм». Это идея принадлежала далеко не Майклу. На данной надписи убедительно настояли представители церкви после того, как старейшины услышали доклад двух свидетелей Иеговы, бывших на съёмках с Майклом, и весьма обеспокоенных тематикой видеоклипа. Этот дисклеймер даже не он писал – всё сделал Джон Лэндис.
Этот случай довольно сильно повлиял на моего брата и вызвал много переживаний. Он чувствовал конфликт между своей страстью к искусству и верой; он всегда делал творческие и интересные, но далеко не конфликтные вещи. Я на знаю полного количества звонков раздававшихся из Хейвенхерста в церкви, и наоборот, но я не мог поверить, что там в первую очередь назревал скандал. Тогда я вполне удивился, почему же старейшины не заставили Майкла написать: «В связи с моими личными сильными убеждениями, я хотел бы подчеркнуть, что в действительности я не зомби, а Майкл Джексон». Для меня всё это дело было просто смешным. Но Майкл колебался и не мог высказать своего окончательного мнения. Всё помешалось на религии.
Я чувствовал, что мама тоже колебалась, пребывая под сильным давлением со стороны старейшин, выступавших за отмену релиза видео и не понимавших различия между творческим гением и реальной жизнью. Но, вопреки тому, что длительное время утверждалось, Майкл не был под влиянием своей религии. Далеко не так. Вместо этого двое серьёзных старейшин тенью следовали за ним на гастролях, чтобы убедиться, что он не сбился с Божьего пути. Так как жизнь Майкла подвергалась меньшим запретам, эти два религиозных стража были установлены безмолвными свидетелями для наблюдения за всем, что он ни делал. Когда кто-нибудь спрашивал, кто же они такие, они отвечали, что находятся здесь «для мебели».
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 43 |
Новосибирск
| Оставшуюся часть 1983 года и весь 1984 год Майкл продолжал свою работу в качестве свидетеля Иеговы и продолжал нести благую весть от дома к дому. Когда он имел возможность, он всё так же посещал собрания вместе с мамой четыре раза в неделю. Единственной проблемой теперь стала его слава, которая была столь велика, что он не мог спокойно попасться кому-нибудь на глаза и не вызвать конфликт или не быть прославленным, что, конечно же, противоречило убеждениям данной конфессии. Но если чему-нибудь «Триллер» его научил, так это искусству маскировки. Конечно же, он научился не наряжаться чёрным котом, но он снабдил себя обширной коллекцией разнообразного реквизита, включавшего накладные усы, очки, парики и….костюм толстяка.
Когда он экспериментировал с разными образами и ходил по улице, так и не будучи засечённым, он понял, что его единственный шанс на анонимность заключается в том, чтобы быть кем-то другим. Из Хейвенхерста ему нужно было лишь взглянуть на монитор, чтобы увидеть толпу фанатов, ежедневно торчащую у ворот и увеличивающуюся после выхода «Триллера». Я подозреваю, что именно тогда он решил стать мастером маскировки, и был уверен, что может обмануть абсолютно всех. Даже самых близких к нему людей.
Наш отец был великолепным тренером, но он был неприспособлен к Голливудской машине известности, и мировая слава Майкла быстро превзошла его. Другие братья также признали его ограниченность и были вынуждены объяснить Джозефу – сначала в письменной форме – что больше не нуждаются в его управленческих услугах. Его это очень задело. Я не могу поверить, что они это делают. Я не могу поверить, что они оставляют меня» - говорил он маме, единственному человеку, которому было позволено видеть его уязвимым.
Конечно же, это нелегко, быть отвергнутым детьми, чью карьеру ты сформировал, но то, что он был уволен со своей должности, не означало, что он был отстранён от дел полностью. Все братья, включая Майкла, по прежнему прибегали к его советам даже годы спустя, и мы всегда были уверены, что в нужный момент он будет недалеко с очередной идеей покорения мира.
В конечном счёте, управленческие изменения оказали косвенное влияние на более широкий штат Майкла – Рона Вейзнера и Фредди ДеМанна, прибывших в нашу команду в 1978 году. Майкл искал нового менеджера и на этот пост как нельзя лучше подходил Фрэнк Дилео, вице-президент Эпик Рекордс. С его огромным опытом и весёлым образом, человек из Филадельфии по прозвищу Туки был неизменным менеджером Майкла на протяжении довольно длительного времени. Эти двое были абсолютно разными и великолепно сдружились с первого же дня. Они напоминали мне Эботта и Костелло (знаменитый американский комедийный дуэт – прим. пер.) потому, что Фрэнк был эдаким Ванькой-встанькой с неизменной сигарой в зубах, в то время как Майкл был тем, кто проделывал разные приколы с окружающими. Фрэнк был дефлектором и ходячим официозом – фронтменом- но его ноу-хау также привнесли некую шёлковость всему, что делал Майкл.
Джон Бранка, светловолосый нью-йоркец, стал новым адвокатом моего брата, и он также обеспечивал экспертное руководство на протяжении долгих лет. Комбинация Бранка-Дилео была профессиональным дуэтом, с которым Майклу было приятно работать. Между тем, Вейзнер и Манн управляли остальными братьями, как Джексонами.
Теперь вся семья знала, что слава Майкла находится на доселе неведанном нами уровне, и если бы не огромные продажи альбомов, постоянные выпуски о нём в СМИ и толпы фанатов у главных ворот, всё было бы довольно трудно осознать. Однажды Ла Тойя направилась в Беверли Хиллз и застряла в длиннейшей уличной пробке. Она подозвала офицера полиции и поинтересовалась, произошла ли авария. «Всё в порядке, мисс, - ответил он ей, - просто этот парень, Майкл Джексон, только что вошёл в магазин». «Ох, - вздохнула Ла Тойя, - спасибо».
Когда он пересказала нам эту историю, мы реально начали понимать, с чем имеем дело.
В моей карьере также произошли довольно значительные изменения. По иронии судьбы, именно Джозеф решил, что мне следовало бы немного встряхнуться. «В Мотауне ты уже зашёл так далеко, как только мог. Теперь тебе нужно развиваться. Переходи к Клайву Дэвису».
Джозеф знал Клайва ещё с тех пор, как последний был директором Коламбия Рекордс, ещё до того, как он основал и построил растущую империю Ариста Рекордс. Абсолютно все в музыкальном бизнесе знали о Клайве – сообразительном пройдохе с поразительным чутьём на хиты, который не так уж давно сумел подписать контракты с Джанис Джоплин, Earth, Wind Sc Fire, Брюсом Спрингсом, и Ареттой Франклин. Начиная Аристу с ровного места, он вывел лейбл из большого жирного нуля до бюджета в 70 миллионов долларов за первые четыре года и его реестр актов рос с неуменьшающейся скоростью. Как Джозеф говорил мне всё время: «Это человек, который знает, что он делает и куда идёт».
Перед тем, как увидеться с Клайвом на встрече, назначенной Джозефом, я должен был поговорить с мистером Горди. Я просто не мог подписать абы что и свалить, не предупредив его. Когда у нас состоялся «серьёзный разговор», мы оба знали, что моя продюсерская и певческая карьеры в Мотауне исчерпали себя и наши деловые отношения пришли к вполне логическому завершению. Но это обстоятельство совсем не облегчало мою совесть. Тем не менее, когда мы разговаривали, он кое-что прояснил для меня. «Ты и Хейзел должны увидеть, каково это, работать с другими людьми, - говорил он мне, - и выйти из-под моего крыла. Как твой тесть, я хочу видеть твой карьерный рост».
Несмотря на то, что до окончания контракта оставалось ещё несколько лет, он отпустил меня и после четырнадцати лет, проведённых в Мотауне, я ушёл с огромной благодарностью, с их песнями, всё ещё звучащими в душе и в новом качестве готового и дееспособного продюсера. На этот раз уход был вполне естественным и его обстоятельства не подлежали обсуждению. С той разницей, что теперь никто не висел у меня на ухе, говоря, что делать.
Клайв Девис назначил мне встречу в его пентхаусе в отеле Беверли Хиллз. Когда мы двинули на запад от Нью-Йорка, Клив всегда останавливался в таких номерах с двуспальной кроватью и небольшим бунгало возле бассейна. Всегда. Он был человеком привычки.
Припарковавшись у входа в отель я почувствовал себя слабым и неуверенным – возможно, потому, что я всегда считал, что после ухода с Мотауна я воссоединюсь с братьями, но этот шаг совершенно этому не способствовал. Поэтому, продвигаясь к номеру Клайва, я всё ещё раздумывал о правильности своего решения. Внезапно, практически на входе в номер, мимо меня с устрашающим жужжанием, смахивающим на гул вертолёта, пронеслась огромная пчела. Я жутко боюсь пчёл, и поэтому воспринял это как сигнал, гласящий, «Берегись!», или «Опасность!». Поэтому я развернулся и начал возвращаться к выходу.
«Джермейн! Куда ты идёшь?»
Клайв. Стильно одет, в солнечных очках. Машет кому-то в номере рукой, а другой сигнализирует мне, приглашая войти. Оззи Осборн поднялся мне навстречу.
«Ты вовремя. Проходи» - гостеприимно отозвался Клив.
В течении следующего часа у нас был деловой разговор и эти ребята невероятно понравились мне. Чем бы ни был занят его разум, у тебя всегда присутствует ощущение, что он весь во внимании к твоей персоне. Я говорил ему, что до сих пор полон желания выпускать хорошую музыку и он прервал меня несколько раз, уточняя своё видение. Финальным аккордом послужило крепкое рукопожатие, и я был зачислен в Аристу.
«Перед тем, как уйти, удели мне минутку своего продюсерского внимания, - попросил он, - у меня тут есть запись нового артиста». Он поставил кассету в видеопроигрыватель, и на экране появилась девушка модельного вида с великолепным голосом, распевающая на сцене одного из многочисленных клубов, кажется, Нью-Джерси. Ей было около восемнадцати. Тогда я впервые увидел и услышал Уитни Хьюстон. «Ей нужен материал, - сказал Клайв, - у неё огромное будущее. Я работаю с другими продюсерами, и мы её пока не продвигаем. Что скажешь?»
Я выпалил то, что крутилось у меня в голове с того момента, как я услышал её голос: Марвин Гэй и Теми Террелл. Это был мой золотой стандарт. Дуэт. Я и она. «Буду рад поработать с ней, - ответил я, - мы будем великолепно смотреться вместе».
Впервые я встретил Уитни лицом к лицу в студии, с Голливуде. Вживую она была ещё эффектнее. Она подошла, мы пожали руки, и эта была одна из тех встреч, которые заставляют всё внутри искрить и светиться от эмоций. Я поймал её во время перерыва между записями – она сидела и курила. Я сказал: «Это вредит твоему голосу».
Она улыбнулась: «Тебе стоило бы жить более опасно». Бинго! Эта девушка была очень сообразительна в своей уверенности, что наступила тебе на нужный мозоль. Она была той дикой смесью умных девушек Западного побережья с налётом невинности и необъятным талантом. Эта комбинация показалась мне завораживающей.
Её голос обладал силой, страстью и мягкостью и она использовала все грани своей личности, чтобы рассказать историю, о которой пела. Она могла спеть любую вещь. Мы провели невероятное количество времени в студии вместе, записывая дуэты, редактируя её записи, и очень скоро, она стала называть меня Джексоном, а не Джермейном и это установило между нами тёплые, дружеские отношения. Мы питали стабильное взаимное уважение друг ко другу и всё более растущую симпатию. Во время совместного времяпрепровождения всё то, что мы ещё не сказали друг другу, заставляло меня снова чувствовать себя влюблённым малолеткой. Я продолжал напоминать себе о Хэйзел, о семье и обо всём, что я сумел построить и о том, что я любил. Это те проблемы, о которых тебя не предупреждают, когда ты женишься в девятнадцать лет. Тебе не говорят, что, когда ты вырастешь, понадобятся сверхчеловеческие усилия, чтобы провести себя через искушения. Не взирая на твои истинные убеждения, ты будешь проверен. Сотрудничество с ещё неизвестной молодой певицей стало моим испытанием.
Когда они работают, сотрудничество становится похожим на любовную игру между звуками и голосами. Когда певец и продюсер, или два певца достигают подобного симбиоза в пределах студии, нет лучшего ощущения творчества для них.
goldy_kate
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 44 |
Новосибирск
| Майклу ужасно повезло в работе с наиболее знаковыми, с лучшими в истории музыки именами, но больше всего он ждал работы со своим «музыкальным пророком» - Стиви Уандером. Стиви был и остаётся близким другом семьи после работы с нами над многими неизданными треками Джексонс Файв (а мы в ответ поработали над фоном к его хиту “You Haven’t Done Nothing”).
Мы все были одержимы одной и той же страстью: создание песни, наблюдение за тем, как это сложное искусство складывается в единое целое слой за слоем, деталь за деталью, инструмент за инструментом. Это было, как говорил Стиви, «похоже на написание картины звуком». Одно звучание – один цвет. Смешанные вместе, они формировали полотно – так слепой человек делал своё ремесло. Он регулярно посещал Хейвенхерст, как Майкл посещал студию Страны Чудес – Голливуд. Там моему брату было позволено наблюдать за тем, как Стиви сводит воедино свою знаменитую работу – «Songs in the Key of Life». «Это как быть мухой на стене самого великого композитора всех времён» - говорил Майкл.
На протяжении восьмидесятых мы оба по отдельности сотрудничали с этим великим человеком, и никто из нас не мог точно сказать, сколько же у него было синтезаторов, присланных, казалось, от каждого японского производителя и сложенных штабелями, на манер шезлонгов, в углу.
Когда начиналась музыка, Стиви становился похожим на малого ребёнка в кондитерской. Он носился от клавишных к остальным инструментам и обратно, «видя» намётки будущей «картины», подпевал мелодии в наушниках и качался в кресле, откинув голову назад.
Когда он возвращался в нормальное положение и смеялся, ты понимал, что он нашёл именно тот звук, который ожидал, и ты знал, что это значило для него. Чем мне запомнились пост-«Джексон 5» годы, так это теми временами, когда я работал со Стиви над его хитами «You Were Supposed To Keep Your Love For Me», «Where Are You Now» и «Ma Cherie Amour».
Я никогда не забуду ночь, в которую я пришёл в его дом в Голливуде, чтобы начать сотрудничество над «Let’s Get Serious». Теоретически мы должны были выехать в студию в Ирвине в 8 вечера, но я обнаружил его в окружении азиатов, демонстрирующих ему последние и лучшие модели синтезаторов. «Для чего ты тратишь на это время, когда мы уже должны быть в другом месте?» - подумал я, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Где-то около десяти вечера Стиви прекратил метаться по квартире и около полуночи мы приехали в Ирвин. Я был очень уставшим и готовым плюнуть на всё, а ещё я не увидел там микрофона на стойке. Тогда Стиви указал мне на стену и плоскую тарелку, прикреплённую к ней. «Это микрофон? Ты издеваешься, да? Я должен петь, уткнувшись носом в стенку?» - я не на шутку разозлился. Тем не менее, этот микрофон гораздо лучше улавливал звучание.
«Давай партию в аэрохоккей перед началом?» - спросил Стиви. Если бы он мог видеть моё лицо, то понял бы всё. «Да ладно! Что тебе стоит обыграть слепца?» Я начал сомневаться. «Потом возьмёмся за работу» - добавил он. Я принял вызов. Он оказался прав – ни о каком соревновании не могло быть и речи. Осознал это я уже в процессе. Он надрал мне задницу в первой игре, затем последовали вторая, третья и четвёртая, на которых я настоял, требуя реванша. Стиви Уандер гениален не только в прятках, он ещё и демон аэрохоккея. Выигрывая, он становился напротив меня, клал руки на стол и качался из стороны в сторону, тряс головой с фирменной победной ухмылкой на лице.
Уже было пол второго ночи и у меня уже мушки летали перед глазами. В порыве злобы, осознавая то, что сначала мне пришлось долго ждать, а потом меня обыграли в аэрохоккей, я поднял стол и швырнул его ножками кверху на пол. «Ох, друг, - сказал Стиви, - ты уже на взводе. Теперь хочешь петь?»
Именно так мы подошли к записи “Let’s Get Serious”, так как отличный продюсер знает наверняка, как вытянуть лучшее из своих подопечных.
Сотрудничество Майкла с самим собой было поэтическим и уникальным в своём роде. Чтобы представить процесс творения, нужно вернуть все его хиты в «сырую» форму – запись на диктофон из его уст. Практически все песни, слышанные вами, написанные и оформленные моим братом, сначала прошли полную аранжировку в его голове. Никаких посиделок за синтезатором, или роялем и вымучивания из себя шедевров, никаких экспериментов с техникой: к нему вдохновение могло прийти в любое время. Если вы находились в ресторане, или на встрече и замечали, как он хватался ха клочок бумаги, или салфетку, чтобы что-то записать, можно было быть уверенным, что что-то формируется в его голове, чтобы быть записанным на диктофон в следующую же секунду. К примеру, “I Just Can’t Stop Loving You” пришла к нему утром, когда он ещё валялся в кровати. Он схватил свой диктофон и записал её там и именно тогда. Такие внезапные моменты вдохновения он называл «Божья работа». Он брал свой диктофон и, как заправский битбоксер, с помощью рта создавал основной бит, а потом имитировал каждую часть отдельно – ударные, бас и так далее.
Однажды в студии он нашёл тот инструмент, которым мог воспроизводить то, что слышал у себя в голове – он записывал всё от себя на диктофон, а потом проигрывал это для других, чтобы внести музыку и в их разум. Он напевал мелодию на ленту, музыканты проигрывали её, и в результате должно было получиться именно то, что Майкл задумывал изначально. В сущности, он направлял оркестр, и этот путь от идеи до живого исполнения был не менее впечатляющим, чем его завершённые хиты. Он также имел впечатляющую способность прослушать мелодию один раз, а потом с ювелирной точностью воспроизвести её голосом. Я не думаю, что он хоть раз утруждал себя подбором текстов, или музыки – когда он под вдохновением, всё само становится на свои места. Для него музыка была нескончаемым ресурсом материалов, постоянным потоком, в который он просто входил и черпал всё необходимое.
Потом пришёл черёд написания текстов и, где бы Майкл ни садился со своей доской и карандашом, он всегда одновременно представлял видеоряд к тексту. Он рисовал определённую картину, или сцену у себя в голове, а потом накладывал на неё слова. Он любил свою работу, так как находил в ней особую духовность, волшебство. Как он сказал приблизительно в 1983, «Я просто люблю создавать магию. Я люблю компонировать что-то настолько необычное, неожиданное, что оно напрочь сносит людям крышу.»
Именно об этом думал я, когда осенью того же года позвонил ему с идеей создания дуэта. Не могу сказать, что я полностью разочаровался в идее разделить студию с Майклом, но я дошёл до той точки, на которой понял, что это довольно маловероятно. Особенно ярко это чувство проявилось после его решающего в карьере «Триллера». Но иногда одна мысль и один телефонный звонок способны изменить всё. “Tell Me I’m Not Dreaming” была записана для моего дебютного альбома в Аристе мной и моими соавторами – Майклом Омартианом и Брюсом – мужем Судан-Донны Саммерс. Они помогли мне создать оглушительный трек. Тогда, когда я начал напевать новую мелодию, я уже знал, чьи голоса идеально подойдут для этого дуэта. «У меня есть новая песня…..и она просто идеально подходит нам с тобой» - сказал я Майклу по телефону.
Он без проблем пришёл в студию, хотя, по-моему, не совсем понял, что же от него требовалось. «Я пою для этого, или записываю бэк?» - спросил он. Я знаю совсем немного суперзвёзд, которые бы задали подобный вопрос после подобного шквала известности. Я убедил его в том, что в студии нет никого кроме меня, его и оператора, занимающегося пультом.
В ту же секунду, когда мы начали работу, и зазвучала музыка, он начал пританцовывать. «Мне это нравится…мне нравится звук» - приговаривал он, придерживая наушники обеими руками. Что больше всего поразило меня в той записи, так это то, что мы великолепно делили пространство студии и разбирались с консолью. В последний раз нашей совместной записи, в 1975, мы были окружены командой, которой говорили, что делать. Там мы были полноправными продюсерами. Только мы вдвоём. Мы разговаривали о тех старых добрых днях, о том, как росли вместе, мы шутили и смеялись над своими воспоминаниями, почти забыв о том, что собрались там для записи. Но часы с завидной настойчивостью напоминали нам о том, что время не безгранично и мы можем пробыть здесь только до полудня, чтобы завершить начатое.
Я записал свою версию, а он поправлял меня, потом наоборот. Потом мы записали бэк, каждый в свой микрофон, через студию друг от друга. «Я думаю, эта песня станет хитом» - сказал я. «Думаешь, она превысит продажи «Триллера»? - поддразнивал Майкл. – А что если это так, Джермейн? А вдруг?».
«Возможно, мне стоит записать это на своём зеркале» - Майклу понравилась эта фраза. «Продажи не имеют значения, - добавил я, - мне просто радостно, что ты сейчас здесь и записываешь этот трек со мной».
Именно поэтому эта запись особенная: она остаётся плодом сотрудничества между Майклом и мной. В конечном счёте, песня так и не была выпущена в качестве сингла по заслуженному праву. Был очень серьёзный телефонный разговор между нашими компаниями звукозаписи. Сони не хотели, чтобы он участвовал в записи, которая конкурировала, как они говорили, с его собственными новыми релизами. Я думаю, Майкл просто хотел помочь брату. Я думаю, Сони и пальцем не пошевелили, чтобы помочь Аристе с записью, в которой принимал участие один из их музыкантов. Когда вы связаны узами контракта, братская помощь – не аргумент в деловом вопросе. Коварный Клайв Девис никогда не сдаётся, и я знал, что он найдёт способ вытащить эту запись. “Tell Me I’m Not Dreaming” стала довольно жалкой записью по сравнению с моим следующим хитом “Do What You Do” потому, что она не классифицировалась, как официальный релиз.
Я жил с неудачей, потому как по количеству прокруток на радио эта песня подтвердила мои догадки – мы заслуженно стали номером 1 во всём, кроме названия. Помимо этого, в семье не прекращались разговоры на тему воссоединения братьев в новом концертном туре. Сначала записи в студии, потом, возможно, на концертах. Это звучало слишком хорошо, чтобы казаться правдой.
Пол МакКартни был тем артистом, с которым Майкл всегда хотел сотрудничать и в 1983 мир увидел хит “The Girl Is Mine” для альбома «Триллер» и “Say, Say, Say” для «Труб мира» Пола. Но две важных вещи случились вне музыки. Во-первых, когда Майкл был в Лондоне с Полом и Линдой Маккартни, разговор зашёл о прибыльности музыкального бизнеса. Пол показал буклет от MPL Music Publishing, который перечислял песни, бывшие его собственностью, включая хиты Бадди Холли. Музыкальный бизнес – это очень хитрая сторона индустрии: ты можешь быть артистом с хитом, который войдёт в историю, но есть человек, который владеет правами на песню и зарабатывает деньги каждый раз, когда эта песня звучит в эфире, исполняется вживую, или из неё делают ремикс. Чем более известные песни в твоём каталоге, тем больше денег ты зарабатываешь.
Я видел, как мой брат впитывает нужную ему информацию от ещё одного великого исполнителя, которым он восхищался, и тихо говорил себе, что он также должен последовать его примеру. Однажды.
После Лондона Пол прибыл в Калифорнию, чтобы записать видео на песню “Say, Say, Say”, в котором сюжет разворачивался вокруг пары водевильных артистов, путешествующих по разным городам на лошади, запряженной в карт – Майкл также вставил роль камео для Ла Тойи. Местом съёмок было выбрано ранчо в Лос Оливос в долине Санта Инез, в двух часах езды на север от Лос-Анджелеса. Это было изолированное идиллическое местечко, далеко от Энчино, смога ЛА и славы, окружавшей его. Если он в чём-нибудь и нуждался, так это в ощущении свободы и способности дышать. С тех пор, как он посетил моё старое ранчо в долине Хидден, он мечтал о своём собственном поместье. Я не знаю, знал ли Майкл об этом тогда, но клип “Say, Say, Say” принёс идею «дома» для ранчо Долина Сикомор – того места, которое он выкупит через пять лет и назовёт Неверлендом.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:13 | Сообщение # 45 |
Новосибирск
| Глава 13. Самая трудная победа
Если бы пришлось выделить из многих десятилетий только один, самый выдающийся год, это был бы 1984-й. Великий, особый год, полный побед, памятных событий и рекордных достижений. Друг нашей семьи Джесси Джексон стал первым в истории "черным" кандидатом в президенты США. Мой приятель Уолтер Пейтон из Национальной Футбольной Лиги, который играл за Chicago Bears, побил рекорд, установленный Джимом Брауном, пробежав 12,312 ярдов (и подарил мне один из своих разбитых шлемов). А новый спортивный герой Америки, Карл Льюис сравнял счет с Джесси Оуэнсом, получив четыре золотых медали на летних Олимпийских играх в Лос-Анджелесе.
В этом же году Брюс Чандлисс стал первым космонавтом, который вышел в открытый космос с портативной системой жизнеобеспечения, а Статуя Свободы впервые за 100 лет осталась без своего факела - его сняли для ремонта. "Охотники за привидениями" сорвали куш, заработав в прокате за первые полгода 212 млн долларов. И, конечно же, это был год, когда Майкл получил рекордное количество статуэток Грэмми и стал 1793-м артистом, который получил свою звезду на Голливудской Аллее Славы.
Затем был тур "Victory". Наше масштабное воссоединение. Шестеро братьев собрались вместе ради самого амбициозного и тщеславного проекта. Это было апофеозом нашей общей мечты, ведь мы установили новый рекорд, распродав все до последнего билеты в то лето, когда гастролировали также Брюс Спрингстин и Принс. Этот рекорд не побит до сих пор. Я хвастаюсь этим без тени смущения и очень горжусь всем, что касается этого тура, ведь ни одно достижение не доставалось нам легко.
На сцене и в гримерке все было по-прежнему. А за кулисами и в конференц-залах обстановка была пропитана интригами и напряжением, подтверждая, что когда в семейный совет вмешиваются посторонние, все меняется, как кислота, попадая в воду, меняет ее. Но каким каменистым ни был путь, это была победа! Неважно, как часто ты падаешь во время игры - важен конечный результат. Все дело в настойчивости. Кровь, пот и слезы, которые были пролиты во время тура и выпуска альбома, стоили того. Victory - это была самая трудная победа, которую я помню.
Виктори-тур был еще одной идеей, которую продали Майклу без его согласия. И, как и с Мотаун-25, благодаря тому, что Майкл изменил свое мнение, он снова попал на страницы Книги Рекордов Гиннеса. Также говорили, что мы, братья, "давили на него" и "уговаривали" его участвовать в туре. Это стало началом ошибочных и продолжительных слухов о том, что мы хотели воспользоваться славой и влиянием Майкла, будто он внезапно стал знаменитым и мы только что узнали о его таланте, а не росли с ним бок о бок.
Я не видел того финансового краха, который многие в красках расписывали как повод для гастролей. В рамках моего дебютного альбома с Arista должны были выйти синглы "Dynamite" и "Do What You Do"; я был увлечен сотрудничеством с Уитни Хьюстон и спел дуэтом с Пией Задорой песню "When The Rain Begins To Fall", которая стала номером 1 в четырех странах Европы. Но это стало уже привычным для нашей семьи: реальные факты противопоставлялось ощущениям и иллюзиям - и факты всегда проигрывали.
Мы никогда не видели в Майкле машину для зарабатывания денег, в отличие от Epic и затем Sony. Он был нашим братом и мы хотели разделить с ним славу. Мы одинаково сильно желали выступать с ним - и в нашем маленьком доме с двухъярусными кроватями, и в Голливуде. Эта конкуренция существовала между братьями было всегда - и до того, как мы стали знаменитыми, и после этого. Но где-то на пути от "Джексоно-мании" до "Майкло-Джексоно-мании" мешки фан-почты превратились в страницы лжи и выдумки. Мы прочли целые тома о непрестанной вражде, безумной зависти и о том, как братья "отказывались разговаривать друг с другом по пути на стадион". Мне кажется еще, что в этом заключалась иная сторона вновь обретенной славы Майкла: по классике жанра каждый национальный герой должен иметь своего злодея.
Майкл не поддерживал слухи, витающие вокруг Victory. Когда мы давали интервью журналу "Ebony", он сказал: "Я не говорил, что не хочу выступать. Я с радостью сделаю это для семьи..." Четыре года спустя он написал в своей автобиографии: "Я не хотел выступать в туре Victory, я боролся против этого..." И первое и второе заявление - правда своего времени, они точно иллюстрируют его сомнения в этом вопросе. В конце концов победила "зависимость от сцены" - это выражение лучше всего показывает, почему он согласился участвовать в туре. Сколько раз он клялся сделать передышку в гастролях в 1981 году. Но, как и любой исполнитель, принадлежащий сцене с раннего детства, он не мог ей противостоять.
В конечном счете, фактически это он настаивал на туре. Часами рисовал дизайн сцены и разрабатывал концепцию выступлений. Он стал самопровозглашенным художником-декоратором и в результате сделал все сам. В том числе наброски двух гигантских пауков (стоимостью 250 000 долларов каждый), а также гидравлику сцены, сложное освещение и всю пиротехнику. Прежде чем мы узнали об этом, он представил свою концепцию шоу, включая дизайн костюмов, координатору тура Ларри Ларсону. Он действительно был очень увлечен. Туры всегда были его страстью. Именно поэтому мы никогда не боялись предлагать ему новые идеи, потому что творчество было частью нашего детства, мы знали, что сердцем он тоже очень привязан к нашему общему прошлому, стоит только взглянуть на его личную галерею фотографий. Что он ненавидел, так это интриги, юридические претензии и напряжение между нашими личными адвокатами и промоутерами. Именно это присутствовало с самого первого дня, когда Джозеф упомянул о туре, и именно это выбивало почву из-под его ног.
Наш отец не собирался оставаться в стороне, успех Мотаун-25 и альбома Триллер вскружил ему голову и он продолжал мечтать, как когда-то в Гэри. Вместе с мамой он планировал свой собственный тур Victory и, несмотря на сомнения братьев в его организаторских способностях, без проблем мог замахнуться даже на мировой тур. Мне кажется, Джозеф чувствовал, что сможет отстоять свою точку зрения. Сперва он предложил, чтобы в туре участвовали Ла-Тойя и Джанет, что, безусловно, отсылало нас в прошлое к водевилю в Лас-Вегасе и заставляло сомневаться в правоте Джозефа. Тогда Майкл впервые запротестовал. Но больше всех возмущался Джеки, настаивая, что в туре должны быть только братья. И тогда Майкл пересмотрел свое мнение.
Я всегда подозревал его окружение в том, что это они навязывали ему мысль о том, что наш тур - плохая идея, что он встанет на пути его сольной карьеры и будет шагом назад - так было и с Мотаун-25. После Триллера мы, семья Майкла, видели, как его люди оградили его, как артиста, вырыли вокруг него ров, чтобы мы не могли к нему приблизиться; со временем этот ров становился только шире и глубже. Как нам пришлось узнать, с энтузиазмом строя империю, окружение не заботится о продвижении семейных ценностей в Голливуде. Как всегда во время конфликтов, Майкл обратился к матери, объясняя, что планировал провести 1984 год работая над идеями фильмов. "Я думаю, очень важно расти", - говорил он маме. "Я так много гастролировал, что иногда чувствую себя 70-летним стариком." Если кто-либо знал, как он разрывался между советами своего окружения и чувством долга перед семьей, то это была мать. "Просто подумай над этим," - сказала она, предоставив ему самому принимать решение.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:14 | Сообщение # 46 |
Новосибирск
| Несколько дней спустя он [Майкл] согласился. Он знал, что CBS Records не соблюдали прописанные в контракте даты релизов для остальных братьев, носящих фамилию Джексонов. Я думаю, это заставило его почувствовать, что он своим успехом подпишет смертный приговор нашей группе. Это тактика блокирования, используемая в музыкальной индустрии: задвинуть остальных членов группы подальше на полку и если они попытаются уйти, сказать, размахивая контрактом: "Никуда вы не уйдете, вы должны нам альбом". Майкл знал, что тур повлечет за собой новый альбом и выручит его братьев, поэтому он согласился принять участие. Как бы там ни было, его решение говорит о его самоотверженности. Но в глубине души он всегда хотел, чтобы это был его последний тур с нами - даже если мы думали иначе. Он предложил назвать его "Последний занавес".
Можете себе представить, как это воспринималось. Это звучало очень негативно, обозначая точку невозврата. Для нас тур представлял собою встречу с нашим детством. В этих выступлениях мы хотели показать все то, чего мы достигли и чему научись за долгие годы упорного труда. Вот почему в конечном итоге мы назвали наш тур Victory. Пока Майкл был занят разработкой дизайна сцены, каждый старался сделать все, чтобы этот тур стал "космическим". Как они с Марлоном позже шутили: "Вас вызывает звездолет!"
В день первой встречи, когда мы все собрались за столом, чтобы обсудить детали, я заметил одно неприятное отличие между прошлым и настоящим. С Джозефом мы все были едины, сейчас же каждый пришел как одиночный игрок, со своим личным юридическим представителем. У Майкла был свой адвокат и менеджер, у меня тоже, остальные четверо братьев имели общего представителя. Как проницательно заметила мама: "Каждый привел на кухню своего шеф-повара, не спросив других братьев".
На самом деле такое положение вещей означало лишь то, что Джеки, Тито, Марлон и Рэнди держались вместе и в случае каких-либо разногласий имели решающий голос. Их адвокат мог заявить, что действует от имени четырех братьев. У них было четыре голоса вместо одного, поэтому они имели власть наложить вето на любое наше решение. Теоретически, мы с Майклом были бессильны и понимали, что наши адвокаты не разбогатеют, устанавливая между нами мир. С самого начала шансы сохранить согласие были довольно призрачны.
Майкл имел невероятный успех. Журнал "Time" назвал его "самым страстным певцом после Элвиса Пресли". И вот, он сидел за этим столом - человек, получивший восемь статуэток Грэмми - и его голос не значил ровным счетом ничего. Дальнейший тон беседы был определен после того, как представители наших братьев решили, что нашли подходящего промоутера. Человек по имени Сесил Холмс встал и выложил чек на 250 000 долларов в качестве аванса. Для нас этого было недостаточно, такой суммы хватило бы только на одного из огромных пауков, которых задумал Майкл.
Джозеф на наших глазах разорвал чек и бросил его на пол. "Вы что, меня разыгрываете? Мы не собираемся продаваться так дешево!" - воскликнул он. Майклу понравилось это новое отношение. В былые времена Джозеф, возможно, согласился бы и на такую сумму.
Вскоре после этого наш отец объявил, что нашел подходящего для организации тура человека: Дон Кинг - одиозная фигура, с дико торчащими волосами, в белом лимузине, в золотых цепях и норковой шубе - был промоутером целого ряда боксеров, но его имидж заставлял в нем сомневаться. "Пусть докажет, что у него серьезные намерения", - ответили мы. Однако через пару дней Дон Кинг появился и выписал каждому из нас чек на 500 000 долларов. "Ребята, вы должны знать, что я отношусь к этому очень серьезно", - сказал он.
На той же неделе мы подписали контракт. Средства массовой информации смаковали подробности сделки - они никак не могли взять в толк, что Дон, известный как промоутер Мохаммеда Али и Шугар Рэй Леонарда, может смыслить в организации концертов Джексонов. Но промоутер есть промоутер: он должен уметь сделать из любого боксерского матча или концерта событие мирового масштаба - и Дон Кинг это умел. После его назначения многие в музыкальной индустрии отвернулись от нас, СМИ распускали ложные слухи. Заявление, что мы считали его "слишком показушным" и не тем, кого бы нам хотелось видеть своим промоутером, было неверным. По крайней мере вначале. Если у нас была какая-то доля сомнения, то дружба с Али убедила нас, что Дон - хороший человек. Сейчас партнеры Майкла говорят, что у журналистов была другая история.
Дон проигрывал в такте и дипломатии, но именно благодаря своему непомерно раздутому эго он стал промоутером. Он действовал нагло, но эффективно. Видя их вдвоем, скромника Майкла и горлопана Дона, можно было подумать, что это ребенок со своим немного шокирующим, но забавным дядей. Никогда не забуду той встречи, когда мы обсуждали концепцию шоу, и Майкл стал говорить о том, что хочет поблагодарить своих фанов и двигаться дальше.
"Майкл! - сказал Дон, игнорируя его монолог. - Запомни: не имеет значения, богатый ты ниггер, или бедный, или просто ниггер. Неважно, чего ты достиг, к тебе все равно будут относиться как к ниггеру". Другими словами, он считал, что чернокожие всегда будут слугами в музыкальной индустрии, так что стоит забыть том, чтобы кого-то переплюнуть. Все замерли. Дон поразил нас своей прямотой. Первым, нарушив молчание, рассмеялся Майкл. Это показалось ему забавным, немного шокирующим, но он не обиделся. Нас это тоже не задело. Один чернокожий поговорил с другим - вряд ли это удивит того, кто вырос в Гэри, штат Индиана. Дон часто выходил из себя, он чувствовал, что многие завидуют тому, что он вложил большие деньги и организовал такой огромный тур, к тому же с самим Майклом Джексоном. Это заставляло руководителей студий звукозаписи, журналистов-циников и поверенных мира шоу-бизнеса чувствовать себя болванами. Как позже заметила мама: "Мы всегда знали, что есть люди, которые готовы сделать все, чтобы тур не состоялся, пока Дон с нами. Вот почему я никогда не хотела быть в этом бизнесе".
Майкл не любил и вообще не пил Pepsi. Это стало потенциальной проблемой после того, как Джозеф и Дон заключили с Pepsi спонсорскую сделку на 5 млн. долларов, которая предполагала съемки двух рекламных роликов с использованием "Billie Jean" в качестве саундтрека. Когда Майклу объяснили, что он не обязан пить Pepsi во время съемок, он был счастлив и согласился. Был один забавный момент во время тура - если бы представители Pepsi увидели это, их точно хватил бы удар. Однажды в гримерке Майкл решил продырявить жестяную банку Pepsi, залил еду на тарелке напитком вместо соуса и позировал так для фотографии: крупным планом его блестящая перчатка, представляющая это "блюдо". Если когда-либо существовала фотография, которая бы иллюстрировала его чувство юмора и показывала разницу между Майклом-брендом и настоящим Майклом, это была именно такая фотография.
В январе 1984 года мы приступили к съемкам двух рекламных роликов для Pepsi. Первый снимался в Голливуде, на "New York street", где мы танцевали с детьми, представляющими "новое поколение Pepsi". Второй - в Shrine Auditorium в Лос-Анджелесе, где мы "давали концерт" перед толпой кричащих фанов, которые держали в руках стаканы с Pepsi. В этом ролике, который снимал наш любимый режиссер Боб Джиральди, мы играли на сцене, а Майкл должен был торжественно появиться наверху освещенной лестницы, осыпаемый искрами от взрывов магниевых бомб.
Мы уже сделали пять дублей, когда Боб попросил Майкла задержаться наверху на пару секунд дольше, чтобы захватить его силуэт. И вот мы опять принялись за дело. Шестой дубль. Я стоял с басом справа от сцены, лицом к залу. "Снимаем!" - воскликнул кто-то. Публика поднялась и начала кричать. Зазвучал знакомый ритм "Billie Jean". Затем послышался звук взрывающейся бомбы. Я знал, что Майкл сейчас спускается по лестнице. Я повернул голову, и в этот момент ад обрушился на землю. Мельком я увидел в волосах Майкла огонь, но он этого не замечал. Он продолжал танцевать. Затем начал быстро вращаться и огонь погас, окутывая его голову облаком дыма, но Майкл уже успел получить ожог. Из-за кулис к нему устремились пять человек, они положили его на пол. Все произошло так быстро, что я сперва не понял, что случилось. Я был убежден, что в моего брата стреляли, паника вокруг напоминала мне о попытке убийства президента Рейгана в 1981 году, на него тоже тогда все налетели. Я бросил гитару и помчался к Майклу, он уже поднимался на ноги. Ошеломленный, тяжело дыша, он ощупывал голову. Я увидел у него на макушке проплешину, волосы были выжжены огнем. Искры, летевшие из бомб, воспламенили лак для волос, которым мы пользовались. Позже, просматривая снятый материал, мы ясно видели пламя на его голове, когда он спускался вниз. За каких-то пять секунд огонь охватил все волосы. Как будто у него на голове был стог сена. Он лежал за кулисами, удивительно спокойный. Думаю, он был в состоянии шока, поэтому не волновался. Я присел рядом и взял его за руку, вокруг столпились братья. "С ним все будет хорошо... Майкл, все будет в порядке!" - повторял я больше для себя, чем для него. Слава Богу, рядом не было нашей матери. Ей не стоило это видеть. И слава Богу, что Билл Брей сумел сообщить ей о случившемся по телефону, умолчав о нашей панике.
Скорая увезла Майкла в медицинский центр Cedars-Sinai в Западном Голливуде, мы поехали следом в одном автомобиле, все еще одетые в наши яркие костюмы. Собралась вся наша семья, ведь так было всегда: если с кем-то из нас случалось что-то плохое, мы бросали все и бежали к нему. Один за всех и все за одного. Майкл получил ожог кожи головы третьей степени (почти до кости), и стоит ли говорить, как ему повезло, что он остался жив. Позже его перевели в больницу Brotman Memorial в Калвер-Сити, где он сидел в постели с повязкой на голове и смотрел видео. Он признался, что испытал трепет от езды на машине скорой помощи, ведь он тайно мечтал об этом с самого детства. Слава Богу за силу духа, которую имел Майкл!
Он не собирался предъявлять иск Pepsi, но насмотревшись на ужасное состояние других обожженных людей, Майкл разработал план. Вместо того, чтобы говорить о своих ожогах, он начал говорить о благотворительности: переименовал ожоговый центр Бротмана в "Ожоговый Центр Майкла Джексона" и заставил Pepsi пожертвовать 1.5 млн. долларов. В сутяжнической Америке странно было видеть человека, который пренебрегает собственными страданиями, чтобы помочь тем, кому еще хуже. Поверьте мне, Майкл страдал от боли. Хотя он смог полностью восстановиться и к началу тура в июле чувствовал себя хорошо, ему пришлось перенести операцию, чтобы удалить шрам и растянуть кожу головы над обожженным участком. У него было что-то вроде имплантата, который причинял мучительную боль. Он страдал не только в первые несколько недель, но и много лет спустя. Иногда боль была настолько сильной, что он хватался за голову. Единственным, что могло облегчить его мучения, было рецептурное лекарство Demerol. Это не обычное противовоспалительное средство. Это болеутоляющее, по силе действия не уступающее морфину, которое приносило желанное облегчение. Вообразите себе самую сильную боль, какую вы когда-либо испытывали, и вспомните, как вы были готовы сделать все, чтобы это поскорее закончилось - вот через что прошел мой брат! Я сомневаюсь, что в таком состоянии он был способен размышлять о побочных эффектах Демерола, одним из которых может быть привыкание.
Следующим на больничную койку перед самым туром угодил Джеки. Он поехал на машине в кинотеатр под открытым небом и попал в аварию. У него было раздроблено колено. Джеки достаточно долго пролежал в больнице в гипсе от бедра до лодыжки. К сожалению, он не успел поправиться к началу тура. Джеки был расстроен, ведь он понимал, что эти концерты будут особенными. Он ездил с нами, выходил на сцену для приветствия, но выступать не мог. Это стало ударом для всех, ведь вместо шести исполнителей нас осталось пятеро, и думаю, не я один задавался вопросом, не проклял ли кто этот тур.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:14 | Сообщение # 47 |
Новосибирск
| "Они готовы рыться в любой грязи, чтобы отыскать компромат и разрушить этого человека," - говорил Джозеф после начала клеветнической компании против Дона Кинга. Кто-то где-то проговорился, что в 1966 году Дон был осужден за непреднамеренное убийство. Дон Кинг убил человека, а сейчас он организовывает концерты Майкла Джексона. Этим "открытием" упивалась пресса и все враги Дона. Я сочувствовал ему, ведь они не случайно выбрали время, чтобы вспомнить эту историю и никто не принимал во внимание, что он говорил с высоты своего четырехлетнего тюремного опыта о тщетности насилия. Его оправдание и доводы не находили должного отклика. Каждый считал своим долгом бросить камень в его огород.
Короче говоря, когда Майкл услышал об этом, он сказал, что отказывается от гастролей, если Дон останется нашим промоутером. "Он обманщик, а мы с обманщиками не работаем," - заявил он.
Чтобы Дон остался, пришлось вмешаться Джозефу. "Вот что пресса делает с такими парнями!" - говорил он. "Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас отступить. Дон работал без выходных, чтобы мы имели успех. Нельзя его наказывать."
Майкл взял паузу, чтобы хорошенько все обдумать и в конце концов решил, что Дон продолжит заниматься туром, но с некоторыми поправками. Дон получил официальное письмо, запрещающее ему вести дела или переговоры с кем-либо от имени братьев.
В конце концов, за месяц до начала тура, для равновесия и большего контроля решено было взять еще одного, четвертого промоутера. Им стал Чак Салливан, владелец New England Patriots, который имел внушительные связи со многими стадионами страны. Фактически, его назначение сместило Дона, Джозефа и маму с лидирующих позиций, но Дон этому противился. "Если вы хотите забрать у меня тур, вам придется мне заплатить," - говорил он. Так и вышло. Он получил три процента от прибыли и передал бразды правления в другие руки.
Все изменилось и в то же время не изменилось ничего. В день нашей первой репетиции воскресли наши старые дружеские отношения, как и вновь обретенная уверенность в том, что все будет хорошо. На сцене мы были братьями, выступающими как одна семья, а за кулисами - противоборствующими командами, каждый за себя. Мы не привыкли гастролировать с адвокатами, в остальном же все было как всегда. Течение времени не повлияло на нашу связь - дайте нам новую сцену, бросьте нам вызов и мы устоим. Мы провели репетиции на стадионе Zoetrope в Голливуде, владельцем которого был режиссер Фрэнсис Форд Коппола, снявший Диснеевский фильм Капитан Ио, где Майкл сыграл главную роль. Эти репетиции очень ободрили нас - чем больше мы репетировали, тем более вдохновлялись. Майкл ничем не отличался от остальных: так же тренировался, выкладываясь на пятьдесят процентов. Свою тысячу процентов он всегда приберегал для сцены.
А еще, как и раньше во время туров, он шел домой и там оттачивал свой танец. Каждое сложное движение должно было быть идеальным и он делал для этого все. Он мог отработать всю репетицию, а потом доводить танец до совершенства дома, повторяя движения снова и снова... и снова. Он рассказывал мне, что иногда так уставал, что едва мог дотащиться до своей комнаты. В Неверленде у него был репетиционный зал с зеркалами повсюду и деревянным полом. Так вот, он буквально протер дырки в этом полу, отрабатывая вращения и повороты. Его танец всегда носил свою собственную, неповторимую марку.
В июле мы прибыли в Канзас-сити для открытия тура и все внимание журналистов переключилось с Дона на Майкла. СМИ были рады любым сплетням, но особенным успехом пользовалась одна: о том, что Майкл гомосексуалист. Эти слухи впервые появились в семидесятых, когда какой-то журнал опубликовал оскорбительную историю о том, что Майкл якобы соперничал с какой-то женщиной за любовь к мужчине-поэту. Эта чушь время от времени всплывала на протяжении всей жизни Майкла. Но тогда, в середине 1984-го ему надоело слушать одни и те же вопросы репортеров и читать скрытые инсинуации в прессе. Он знал, как работают СМИ: они спрашивают, не инопланетянин ли Майкл и когда он отрицает, появляются заголовки: "МАЙКЛ ОТРИЦАЕТ, ЧТО ОН ИНОПЛАНЕТЯНИН". Спрашивают: "Ты гей?" Он отрицает. "МАЙКЛ ОТРИЦАЕТ, ЧТО ОН ГЕЙ." И вскоре люди начинаю задаваться вопросом, почему он отрицает что бы то ни было?
Эти заголовки могли разрушить его жизнь. Вот почему он решил молчать и ничего не говорить, надеясь, что его музыка превыше всего, что она будет говорить за него. Но тогда, в Канзасе, один репортер спросил, как Майкл отреагировал на слухи о том, что он гей. Майкл ответил, что он не гомосексуалист и удивляется, почему людям так нравится вешать ярлыки. "Мы все - люди. Что в этом такого?"
Но этого было мало. Пресса стала выяснять, что он имел в виду, когда сказал: "Что в этом такого?", не понимая, что Майкл пытался удержать баланс между отрицанием и поддержкой сообщества гомосексуалистов. У него не было шансов.
Что до меня, то я считал все споры о его сексуальной ориентации нелепыми. Мне кажется, что люди неверно истолковывали тот факт, что он был трудоголиком. Они смотрели на холостого парня, с косметикой на лице вместо щетины, на его детские поступки и привязанность к шимпанзе и делали неправильные выводы. Майкл также не боялся демонстрировать женскую сторону своего характера, его голос соответствовал представлениям общества о том, какой голос у гомосексуалистов. Но в нашей семье у всех мужчин довольно высокие голоса. Я на собственной шкуре испытал насмешки по этому поводу. Когда я впервые сам ехал в Лос-Анджелес, меня остановила полиция. Мужчина-офицер, услышав мой голос, рассмеялся и сказал своей коллеге-женщине: "Кто будет ее искать?"
Майкл всегда говорил: "Моя жена - это моя музыка, я женат на своем ремесле," - именно поэтому он достиг величия. Но он также был преданным Свидетелем Иеговы и жил в соответствии с Библией. Из-за своей религии он был намного более сдержанным, чем остальные братья. Он жаждал иметь серьезные близкие отношения. После Триллера он, казалось, был в постоянном ожидании той единственной, которая должна была войти в его жизнь, которой он мог бы доверять, которая, он должен был быть уверен в этом, была бы с ним не потому, что он Майкл Джексон и любила бы его самого, а не его образ.
Мой брат был ребенком в душе и хотел найти такие же качества в своей избраннице. Он не думал о страсти, чувственности и драмах. Его голова была забита играми, битвами на водяных пистолетах, комиксами и фильмами. Он хотел делиться своими мечтами о благотворительности, посещать больницы и смотреть на мир глазами ребенка. Вот такой он видел свою идеальную женщину. И пока он ее искал, он пытался впустить в свою жизнь кого-то.
Достаточно скоро Лондонский таблоид Sun придумал кличку "Wasko Jacko". Это прозвище, которое Майкл считал отвратительным, было частью стратегии СМИ по внедрению странных историй о нем. Майкл всегда говорил, что не имел ничего общего с этими пиар-технологиями и я ему верил. В Мотаун он занимался творчеством и музыкой, больше ничем.
Сначала в National Enquirer вышла статья под заголовком "Майкл Джексон планирует дожить до 150 лет" с фотографией, где Майкл лежал в кислородной камере. Это была подлинная фотография. Такие камеры использовались для лечения ожоговых пациентов в Brotman Memorial, и во время одного из визитов Майкл не удержался и залез внутрь. Не потому, что это было частью его лечения, а потому, что это выглядело футуристично, а он хотел получить забавную фотографию. Он пролежал внутри лишь несколько секунд, с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. Enquirer сопроводил фотографию словами "близкого друга", который сказал, что Майкл планирует купить себе кислородную камеру для сна, чтобы остановить процесс старения. Невероятно, но люди верили в это. За многие годы я потерял счет сколько раз меня спрашивали: "Это правда, что ваш брат спит в кислородной камере?" Мне хотелось сказать: "Мой брат не любит спать в кровати, что уж говорить о камере!"
Вторая история была настолько нелепой, что даже не заслуживала никаких объяснений: Майкл с помощью своего менеджера Фрэнка Дилео намеревался купить кости Человека-слона. Опять же, люди этому поверили. Или может быть они просто решили верить, потому что каждый хочет успокоить себя тем, что не бывает гения без чудачеств. Я никогда этого не понимал. Наша семья читала эти статьи, мы не верили, но однажды мама узнала, что за этой глупостью стоит Фрэнк Дилео. "Ты не должен распространять такие слухи! - сказала она. - Ты выставляешь моего сына идиотом". Фрэнк, очевидно, не волновался. "Люди обращают на него внимание... именно этого нам и надо".
Может, они пытались окутать его имя тайной, но выбрали неверную стратегию? Я никогда не понимал такого образа мыслей его команды. Это выглядело так, как будто Майкл нуждался в большей популярности, однако после Триллера она и так зашкаливала. После таких сплетен Майкл становился посмешищем, хотя всю жизнь стремился лишь к тому, чтобы его воспринимали как серьезного артиста. Люди из его окружения должны были понимать, что такие игры с прессой довольно опасны.
Майкл оказался не готов к практически ежедневным атакам, которые выставляли его "чокнутым", "странным" и "фриком". Пластические операции вкупе с невинным отношением к животным и детям, только искажали его истинное лицо. В конце концов он написал открытое письмо СМИ, в котором рассказал, как больно ему слушать ложь из уст людей, которые его даже не знают. Он процитировал старую индийскую пословицу: "Не судите человека, пока не пройдете две луны в его мокасинах."
Но лучшим его ответом стал один из его клипов, снятый Стивеном Кингом в 1996 году на сингл "Ghosts", который побил рекорды по продолжительности - 39 минут и 31 секунда. В этом фильме он сыграл самого себя в роли владельца дома с привидениями в "Нормальной Долине", ворота которого ужасно напоминают ворота Неверленда. Он также одел костюм толстяка и сыграл своего злейшего врага - мэра города, белого мужчину средних лет, с седыми волосами, в очках в роговой оправе, который поклялся выгнать его из города.
Во вводной секвенции к этому фильму Майкл взглянул на себя глазами тех, кто его преследовал. Он высмеивает осуждающих его людей и тем самым дает им урок. Посмотрите этот фильм и вы увидите Майкла в образе, действующего так, как о нем говорили люди; он говорит словами человека средних лет, который ведет кучку озабоченных родителей с детьми к его дому. Во имя "Нормальной Долины" - читай, Санта-Инез, штат Калифорния - и Страны СМИ. "Убирайся из нашего города. У нас хороший, нормальный город. Нормальные люди. Нормальные дети. Нам не нужны такие как ты - фрики, рассказывающие сказки о призраках... Ты странный... ты непонятный и ты мне не нравишься... Развлечения закончены... возвращайся в цирк, ты, фрик... Не вынуждай нас быть грубыми, потому что мы будем, если понадобится..." Затем посмотрите на реакцию Майкла в роли самого себя, выражающего одновременно спокойствие и скрытый гнев, прежде чем с помощью магии заставить молчать тех, кто переносил свое извращенное мышление на него. Для меня в этой вводной секвенции - весь Майкл, выражающий свои чувства через музыку.
Я прекрасно помню его в образе, потому что однажды в перерыве между съемками он заглянул в Хэйвенхерст. В гриме, в костюме толстяка он был похож на белого мужчину средних лет с седыми волосами и латексным лицом. Он был неузнаваем; я понял, что это Майкл в ту же минуту, когда он вошел, но только потому, что он мне подмигнул. Наш кузен Тони Уайтхед шел рядом со мной с книжкой под мышкой и принял этого "незнакомца" за очередного посетителя. Майкл решил поразвлечься: он всегда любил подшутить над Тони, который с 1988 года стал работать плотником у него в туре. Так вот, Майкл подошел к нему, замаскированный под белого человека и сказал: "Эй, ты чего это с книгой? Черномазые не читают!" Тони, коренастый парень с толстой шеей - не самая подходящая кандидатура для шуток - не верил своим ушам. "Что ты только что сказал?" - заорал он, стоя перед Майклом, готов его порешить. "Тони! ТОНИ! - завопил Майкл. - Это я! ЭТО ЖЕ Я!" Тони пристально посмотрел в глаза брата, пытаясь разглядеть человека, которого он знал, затем отступил, и мы покатились со смеху.
В последний месяц перед началом тура наши адвокаты спорили, казалось, из-за каждой мелочи, начиная с того, сколько проводить концертов, 40 или 45, и заканчивая стоимостью билетов - "мы хотим то, мы хотим это". Это нас выматывало. Я с болью наблюдал, как каждый из них давал братьям разные советы, и видел, что это лишает Майкла последних сил. Усталость от тура накопилась еще до его начала. Но я должен сказать, что хоть это и сводило его с ума, Майкл ни разу не попытался пропустить встречу или увильнуть от совещания.
На одной из встреч, где вновь завязались утомительные дебаты и каждый пытался вставить своих пять копеек, я вдруг увидел, что Майкл ушел в себя, окружающий шум ему не мешал. Он откинулся в своем кресле и делал наброски - рисовал Чарли Чаплина. Я вдруг увидел в нем ребенка, который развлекает себя, пока взрослые вокруг спорят - и это казалось самым умным решением. В конце концов, все мы, братья, хотели именно этого: бросить политику и выйти на сцену. Делать то, что мы умеем лучше всего и любим больше всего. Как сказал Майкл в своей автобиографии: "На гастролях мы - скала. Мы пришли, чтобы поделиться с вами нашей музыкой. Мы хотим вам кое-что рассказать".
Перевод (с)elizabethmj
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:14 | Сообщение # 48 |
Новосибирск
| Глава четырнадцатая.
Воссоединение
Самое значительное вознаграждение для артиста приходит всегда и только через сцену. Разногласия бледнеют и гаснут в тот момент, когда вы слышите рев многотысячной толпы на стадионе. Для настоящего артиста это тот момент, который является смыслом его жизни: сладкий вкус с трудом добытой победы и постоянная погоня за ней в дальнейшем. Когда мы были детьми, мы еще многого не понимали, я не знаю, сколько лет прошло в Джексон 5, прежде чем мы начали наслаждаться ощущением полных стадионов. Но тогда, вернувшись на сцену, мы старались впитать в себя все впечатления до единого, запомнить каждую секунду. Тито как-то обронил после концерта: «Мне бы хотелось, чтобы этот тур не заканчивался никогда».
Перед первым концертом, когда мы высадились в аэропорту Канзаса, произошло то, что я счел хорошим знаком. Добродушный парень, который со счастливой улыбкой помогал выгрузить мой бас, вдруг спросил: «Ты помнишь меня?»
Я встрепенулся: «Уэсли?»
Это был тот самый кетчер, с которым я столкнулся когда-то, играя за команду «Ратц Риттен» в Гэри. Как тесен мир, в котором мы живем! Мы сравнивали шрамы, по-прежнему украшавшие наши верхние веки. «Это столкновение стало концом нашей бейсбольной карьеры, — сказал я. — Уверен, Джеки запомнил тебя очень хорошо!»
«Вы, ребята, кажется, неплохо устроились», — подмигнул он. Все события 1984 года сопровождались этим привкусом ностальгии. Воспоминания встречали нас повсюду. Даже под сценой: мы спустились, чтобы убедиться, что там по-прежнему располагается диско-клуб, где проводились вечеринки для выступающих команд и их друзей, так называемый Клуб Мистера Лаки.
В первый вечер концертного тура мы получили мощную поддержку почти от каждого, кого мы знали в индустрии, Майкл особенно гордился телеграммой, полученной от Марлона Брандо. Строчка, которую я запомнил, гласила: «МАЙКЛ — БЕРЕГИ СЕБЯ И РАДИ БОГА НЕ ПАДАЙ В ОРКЕСТРОВУЮ ЯМУ — МАРЛОН».
За сценой, когда 45 тысяч людей заполнили Arrowhead Stadium, мы собрались в круг, как делали обычно, соединили наши руки посередине, и тут же услышали этот ревущий звук: «ДЖЕКСОНЗ! ДЖЕКСОНЗ! ДЖЕКСОНЗ!»
Сцена была огромной — порядка четырех этажей в высоту, 150 футов в ширину и 350 тонн весом. Но вначале зрители не видели ничего, кроме каменного валуна с торчащим из него мечом и двух огромных макетов дубовых деревьев с другой стороны сцены. Больше там не было никакого оборудования. Никаких инструментов. Не было группы. Майкл хотел, чтобы вначале сцена казалась пустой, а потом все возникало как бы из ниоткуда. Первым появлялся Рэнди, одетый как рыцарь, он вытаскивал меч из камня, чтобы уничтожать чужеземцев, которых мы назвали Кретонцами. Меч начинал светиться, с него слетали снопы искр, затем свет гас опять, и Рэнди бросался вниз под сцену, где вся наша пятерка выстраивалась на ступенях лестницы на своих позициях. Я со своим басом стоял слева, Рэнди рядом с Майклом посередине, Марлон рядом с Тито, держащим гитару — все в очках-авиаторах, мы стояли чуть пригнувшись, чтобы наши головы не возвышались над уровнем сцены.
«Поднимайтесь, люди, вставайте на защиту королевства!» — раздается громовой голос из динамиков.
Мы слышали такие вопли и раньше, нам привычна эта эйфория.
«Все готовы?» — спрашивает Майкл, подаваясь вперед.
«Порвем их на куски!» — кричит Рэнди, его поддерживает Рэнди.
Гигантские прожекторы поворачиваются, заливая весь стадион светом, а в это время мы начинаем подниматься, пять силуэтов, замерших неподвижно. Двигаются только мои глаза, мне нельзя шевелиться, но я впитываю в себя возбуждение зрителей, видя это море людей, их руки в воздухе, которые держат рисунки и надписи, типа: «Мы салютуем тебе, Майкл!» или «Джексонз = победа!». Мы стоим так долгое время. Пусть они подождут, говорил Майкл. Нужно продлить момент предвкушения. Довести их до безумия. Тогда, а это был его первый концерт после Триллера, он знал, что он держит в своих руках эмоции 45 тысяч человек.
Мы начинали синхронно спускаться по лестнице, медленно, залитые светом. Внизу мы останавливались, затем синхронно поднимали руки, чтобы снять наши очки, в этот момент другие секции прожекторов разворачивались, освещая нас с другой стороны. Затем Майкл давал сигнал к началу — взмах рукой в одной перчатке. И тогда вступал бит “Wanna Be Startin’ Something”. Сет состоял из 15 песен, мы исполняли попурри из песен Джексон 5, Майкл разбавлял их такими хитами как “Human Nature” и “Billie Jean”, вызывавшими дикий всплеск эмоций на стадионе. В конце моего сольного сета, который включал “Let’s Get Serious”, мы исполняли дуэтом “Tell Me I’m Not Dreaming”, а в конце Майкл пел “Rock With You” и “Beat It”.
После многолетнего перерыва я снова оказался на музыкальных небесах. Концерт Мотуан-25 продемонстрировал, что наша старая магия до сих пор работает, но этот тур стал настоящим взрывом. И сколько бы ни старалась пресса очернить Майкла, ему достаточно было лишь ступить на сцену, чтобы весь мир увидел настоящую любовь. «МАЙКЛ! МАЙКЛ! МАЙКЛ!» — скандировали они. Я наблюдал, как он смотрит на них — а среди зрителей были люди в возрасте от пяти до семидесяти лет. Он приветствовал их, посылал воздушные поцелуи, и они были счастливы так, как еще никогда в жизни. На его лице сияла улыбка.
Любой, кто станет утверждать, что тур Victory был для него тяжелым бременем, не имеет представления, о чем он говорит. Для Майкла всегда существовала разница между бизнесом и шоу, и ради любви, которую он получал на сцене, он был готов забыть разочарования, предшествовавшие туру. Это был ошеломляющий успех, который поддерживал наш энтузиазм на протяжении пяти месяцев, в 47 городах Америки и 8 городах Канады. Спросите любого из братьев сегодня, какое время он считает лучшим в своей жизни, и я совершенно уверен, что каждый ответит: “Victory”. Больше всего мы хотели снова быть просто братьями, решать все вопросы вшестером, и чтобы никто не шептал нам в уши советов, сеющих разногласия — мы хотели снова быть одним целым.
Мне часто приходилось читать, что Майклу было «слишком трудно» в дороге и что он бывал «неразумен» в своих «требованиях». Мы будто бы так сильно враждовали, что вынуждены были селиться на разных этажах отелей; мы «вообще не разговаривали друг другом, кроме как на стадионе»; и особенно мы «сердились» из-за гостей Майкла. Думаю, некоторым просто очень сильно хотелось верить в то, что обсуждение трудных вопросов с участием промоутеров и/или адвокатов происходило в наших гримерках или в номерах отелей, но это было не так. Никто из нас не фокусировался на таких вещах, вечер за вечером мы выходили на сцену и давали жару, и между нами была «химия», которая говорила сама за себя. Полагаю, однако, что позитивные истории плохо продавались. Но Майкл всегда говорил: «Когда они не могут найти недостатков в твоем шоу, они будут искать недостатки в личности».
Я подозревал, что к подобным негативным сообщениям был причастен кто-то из людей, работавших на Майкла. Им было выгодно провоцировать конфликт — между Майклом и прессой, между нами и Майклом — они хотели отодвинуть нас подальше и получить гораздо больший кусок финансового пирога, который в этом случае не нужно будет делить на шесть частей. Много раз во время тура Victory я мысленно возвращался в Гэри, к тому моменту, когда Джозеф показал нам пучок связанных прутьев. Неразделимых. Несокрушимых. Гораздо более сильных вместе, чем поодиночке. Теперь, в 1984, имея печальный опыт однажды быть выдернутым из связки, я очень старался удержать нас вместе, хотя это требовало больших усилий и большой осторожности, когда вокруг нас увивалось такое окружение.
Бакана — так звали бенгальского тигра, который поехал с нами в тур. Бабблз остался дома, его звездный час наступил позднее, когда Майкл поехал в тур с альбомом Bad.
Бакана, названная так в честь одного из островов Фиджи, была моим спутником, она останавливалась в моем номере. После того, как мы вырастили пуму, я приобрел у своего друга еще одну кошку, выкормил ее из бутылочки как ребенка, и начал дрессировать специально для того, чтобы взять с собой в тур. Я должен был научить ее слушаться одного лишь легкого тычка по носу, если она начинала проявлять характер, шипеть и показывать клыки. В ходе этого воспитательного процесса я поместил внутрь ее клетки свою фотографию и оставил там одну из моих старых футболок — надеялся, этого будет достаточно, чтобы она научилась узнавать мое лицо и мой запах. Но возвратившись, я увидел, что фото съедено, а футболка разодрана в мелкие клочья, тогда мы решили больше работать над нашими отношениями. И, слава богу, к началу тура Victory она была безукоризненно послушна, вела себя как утка в воде.
В туре мы с братьями часто бронировали комнаты на разных этажах, потому что не в каждом отеле можно было найти достаточно люксов на одном уровне. Бывало, люксов для нас не хватало во всем отеле, тогда приходилось останавливаться в разных. Дни, когда мы все делили одну комнату, остались в прошлом, но наши двери по-прежнему были открыты друг для друга, хотя теперь каждый имел собственный штат охраны. Майкл обожал моменты, когда мы тайком проносили моего котика через кухни отелей — он всегда пользовался только черным ходом. Тигрица путешествовала в автобусе с командой, а по прибытию в новый город мы просто накидывали одеяло на ее клетку и притворялись, что это какое-то музыкальное оборудование. Затем, когда ее доставляли в номер, мы развлекались так же, как делали это раньше: обрывали телефон сервиса, заказывая мороженое, жареную картошку, фрукты… а также горы сырого мяса для Баканы. «Что вы с ним делаете? Барбекю?» — всегда в один голос спрашивали на кухне.
«Да, мы жарим мясо на гриле на балконе», — отвечал я, Майкл в это время старательно пытался сдержать смех. И персонал отелей, обслуживающий наши комнаты, всегда старательно делал вид, что верит в нашу историю, будто мы путешествуем, повсюду таская за собой барбекю. «В отеле много прекрасной еды, но нам просто нравится готовить самим», — объяснял я.
Бакана любила пятизвездочную кухню, а вот штат костюмеров Бакану не любил. Обычно тележка на колесиках с комплектами одежды каждое утро вкатывалась в наши комнаты, но я всегда находил свою одежду снаружи на ручке дверей. Как сказал Билл Брэй: «Никто не войдет в комнату Джермейна, когда там этот чертов тигр!»
В дороге Майкл помогал мне ухаживать за Баканой, он не боялся, как другие братья, с удовольствием кормил ее мясом и поил молоком из бутылки. Когда после очередного концерта, мы были так взбудоражены, что не могли уснуть, ничто не успокаивало лучше, чем борьба на ковре с рычащим тигром. В конце концов, позднее так произошло и с Бабблзом, она стала совсем взрослой, и было решено подарить ее национальному парку в Орегоне. В течение многих лет там жила тигрица, бегающая на свободе с таким же количеством воспоминаний о туре Victory, какое сохранили мы сами.
Майклу пришлось отказаться от компании своих любимцев из-за гостей, которые тенью следовали за ним повсюду, это были наблюдатели из Молельного Дома. Это началось после выхода видео Триллер, и в туре Victory я смог увидеть своими глазами, как два Свидетеля Иеговы независимо друг от друга следовали за нами из города в город. Эта пара — мужчина и женщина, были довольно приятными людьми — всегда безукоризненно вежливые и очень немногословные. Они просто… присутствовали. Я хочу сказать, что да, их присутствие было почти незаметным, но все равно очень тяжело не напрягаться из-за чужого человека, особенно если знаешь, что его миссией является тотальная слежка. Я поинтересовался, что они думают о Рэнди, который в начале каждого концерта убивает Кретонцев, похожих на пришельцев-инопланетян. Мне ничего не ответили, тогда я решил, что Иегова испытывает проблемы только с оккультизмом, но не с близкими контактами третьей степени.
Сначала Майкл, казалось, нормально относился к такой свите, он пытался убедить себя, что таким образом сам Бог наблюдает за ним сверху. Однако, если у моего брата и была какая-нибудь непреодолимая черта, так это была его потребность в личном пространстве — в особенности, если речь шла о творчестве. Для него это было столь же необходимым, как еда или вода. Помести человека в смирительную рубашку — что бы под этим ни подразумевалось — и он обязательно начнет бунтовать. Я не знаю больше никого, кто был бы настолько самодисциплинированным, как Майкл, вдобавок он старался научить этому других. Но то, что его вынуждали творить в определенных рамках, тогда как его основным стремлением было выйти за любые ограничения, конечно, не могло закончиться добром.
Майкл начал отстаивать свои права с самого начала тура Victory. Все братья приезжали на стадион одновременно, но теперь мы редко делили один автомобиль, потому что старейшины Иеговы занимали два места рядом с Майклом. Чаще всего с ним еще ехали Фрэнк Дилео и фотограф Харрисон Франк. Растущая свита означала, что нам редко выпадала возможность путешествовать вместе. Майкл часто вспоминал один смешной эпизод, и Харрисон — в чьей дружбе и объективах за многие годы он уверился настолько, что позволял ему снимать все, что тому заблагорассудится — был его свидетелем.
Их машина остановилась на светофоре в Канзасе, и вдруг Майкл заметил на углу улицы трех проституток, на одной из них были блестящие ультракороткие шорты. Глаза Майкла расширились от удивления. «О, боже, я щас умру! — закричал он в игривой джесконовской манере. — Она выглядит просто отпад!» Потом, пока свет не переключился, он высунул в окно свою руку в блестящей перчатке и помахал им. Три девицы проявили запоздалую реакцию, догадываясь, что может… это может быть… но этого не может быть… Майкл Джексон. Чтобы развеять их сомнения, Майкл выглянул из машины, показал им свое лицо, захихикал и тут же захлопнул дверь, так как машина уже тронулась с места. Потом он развернулся на сидении назад, чтобы посмотреть, как проститутки прыгают от радости. Не знаю, какие выводы сделали в тот день Свидетели Иеговы, но Майкл от своей выходки был в полном восторге, он хотел дать им понять, что не собирается быть святым.
«Наблюдатели» периодически возникали рядом с Майклом в течение трех следующих лет. Однако к 1987 году терпение каждой из сторон было исчерпано, и тогда он снял видео Smooth Criminal. Старейшины из Зала Царства снова подняли бучу, хотя они так и не узнали, о чем рассказывал этот клип. Все сочли, что вдохновением для Майкла послужила фигура гангстера Аль Капоне, но на самом деле источником Smooth Criminal стала история серийного убийцы, который в 1984-85 годах наводил страх на весь Лос-Анджелес и на Сан-Франциско. На счету Ричарда Рамиреза, самопосвященного сатаниста, прозванного «Ночным охотником», было 14 жертв. В большинстве случаев он забирался в дома и жестоко убивал людей ножом (вот почему в клипе делается акцент на сверкающем лезвии). Так Майкл описал его в первом куплете:
As he came into the window
It was the sound of a crescendo
He came into her apartment
He left the bloodstains on the carpet
She ran underneath the table
He could see she was unable
So she ran into the bedroom
She was struck down, it was her doom...
http://en.wikipedia.org/wiki/Richard_Ramirez
В то время было две причины не раскрывать этот источник: во-первых, Майкл не хотел, чтобы СМИ прославляли преступника и его отвратительные преступления; во-вторых, не хотел, чтобы старейшины узнали, что прообразом его героя стал приверженец оккультизма. Но если он думал, что сможет избежать проблем, то он ошибался. Старейшины нашли кое-что другое, чтобы придраться к нему. В клипе была сцена, где Майкл стреляет очередью из автомата по бару с бутылками. Это было настоящее огнестрельное оружие, к тому же на съемочной площадке он учился им пользоваться у экспертов. Ему было любопытно, это никому не могло принести вред, и это было необходимо по сюжету. Но ни один Свидетель Иеговы не должен держать в руках, и тем более, применять огнестрельное оружие, здесь не может быть никаких исключений.
Официальный приговор из Зала Царства был суров. От Майкла потребовали определиться, чего он хочет больше: быть Свидетелем или быть артистом? На таких условиях выбор был очевиден, Майкл был глубоко уязвлен и возмущен тем, что церковь требовала от него закопать чудесный дар, врученный ему Богом. Бывший до этого момента образцово дисциплинированным, Майкл метался по комнатам в Энсино, но что он мог поделать, если его творчество было против правил Книги. На той же неделе, до окончания работы над видео Smooth Criminal, Майкл написал в Зал Царства письмо с просьбой исключить его из Свидетелей Иеговы и особой просьбой не упоминать его как крещеного Свидетеля. Я знаю, что это разбило ему сердце, потому что он действительно верил и отдал служению много лет, но его поставили в безвыходное положение. Конечно, это расстроило Маму, но она дала понять, что готова поддержать решение сына, так как понимает, что его натура артиста нуждается в свободе. Эта тема больше никогда не поднималась. Свидетели Иеговы не обсуждали его исключение или причины, по которым его исключили, и это всех устраивало.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:14 | Сообщение # 49 |
Новосибирск
| Чувство юмора Майкла до конца жизни оставалось ребяческим, но я подозреваю, что никто из тех, кто проводил с ним время, не захочет признаться, что он играл с 40-летним Майклом в прятки. Майкл был мастером розыгрышей, Билл Брэй не раз становился объектом его изощренных шуток, и его новый менеджер Фрэнк Дилео тоже не был исключением. Майкл мог выкинуть ворох 100-долларовых купюр для фанов, стоявших под окнами, мог утопить пачку наличных в ванной или открыть краны и устроить потоп. Для Фрэнка лишь одна вещь могла быть хуже – если намокала одна из его больших толстых сигар. Снова быть в туре для нас означало, что мы снова могли быть самими собой и вернуться к нашим проказам – глупым, детским, зато смешным. Майкл, Марлон и я бросали водяные бомбочки из наших окон в отелях, под которыми находились номера бизнесменов с накрытым на балконе обедом, зная, что на полпути вода превратится в капли «дождя». Еще мы любили обливать друг друга из водяных пистолетов, подкладывать яйца в чужую обувь. Майкл мог взять ролик туалетной бумаги и запустить его с балкона как серпантин. Мы выросли, но скука между концертами тура не стала меньше, поэтому мы проводили много времени валяя дурака, развлекали самих себя, как могли, и не сомневались, что войдем в историю музыки как Группа Самого Образцового Поведения. Я думаю, что Осмонды должны были выглядеть сущими дьяволами по сравнению с нами.
Битвы едой после концертов всегда были самым захватывающим развлечением. Майкл стоял и с самым серьезным видом говорил что-то Фрэнку Дилео или кому-то другому, а я тем временем готовился начать сражение, набирая полные руки арахиса или миндаля, затем заходил за спину и открывал огонь. Члены команды порой оказывались невинными жертвами в наших исторических баталиях, они приседали, закрывая лица руками, и просили остановиться. Ответственные взрослые были атакованы разбушевавшимися «детьми». Майкл смеялся до упаду. «ЭРДЖВИС! Сейчас ты у меня получишь!» - кричал он. Никто из братьев не хотел сдаваться под перекрестным огнем из тысячи эм-энд-эмс. Когда они кончались, мы переключались на куски бананов, креветки, фрукты и торт, разыгрывая наши любимые сцены из The Three Stooges. Обычно эти забавы попадали в объектив камеры Харрисона Фанка, которому позволялось входить в нашу раздевалку без стука, вслед за нами он начинал стрелять своей вспышкой. Как доверенное лицо команды, он имел карт-бланш на то, чтобы фотографировать нас, когда захочет. Без всякого контроля. В самой неофициальной обстановке. Но как-то раз Майкл попросил его опустить свою камеру и сделать перерыв. Харрисон решил, что это очень любезный жест с его стороны – артист понимает, как тяжела работа фотографа. И вот, он стоял в сторонке и что-то клевал с тарелки с фруктами, когда Майкл подкрался сзади и надел ему на голову ведерко с креветочным коктейлем напополам со льдом. Добро пожаловать в семью.
Когда тур Виктори добрался до Джексонвилля, Флорида, Билл Брэй собрал всех охранников, чтобы обсудить ситуацию с безопасностью: в адрес группы начали приходить послания с угрозами расправы. Особенно настойчив был один психопат по имени Джеймс Хаберти. Почти каждой группе почти в каждом туре приходят подобные сообщения, и на этот раз нам решили ничего не говорить, чтобы лишний раз не портить настроение.
Но через две недели с начала тура все изменилось. Мы были совершенно не в курсе и спокойно отдыхали в своих номерах. Я был один в комнате и уже улегся в кровать, когда раздался резкий стук в дверь. Я подскочил, и тут же Билл ворвался в комнату вместе с пожарником, офицером в форме и собаками-ищейками. На их счастье Бакана была в своей клетке. Билл попытался объяснить мне происходящее, сказав, что они решили обыскать все наши комнаты просто из предосторожности. Однако это была самая яростная предосторожность, какую я когда-либо видел. В конце концов, уже после отбоя тревоги, мне сказали, что этот рейд связан с недавней стрельбой в ресторане Макдональдс в Сан-Диего. Туда вошел мужчина, достал автомат УЗИ и в упор расстрелял 22 человека, ранив еще 19.
«Какое отношение к Флориде имеет стрельба в Сан-Диего?» - спросил я.
«Дело в том, что стрелком был Джеймс Хаберти – тот парень, который посылал нам пугающие шутки», - сказал Билл. Несмотря на то, что в перестрелке с полицией преступник был убит, расслабляться было нельзя, так как в свои последние минуты он намекнул, что послал "маленький сюрприз для Джексонов, которые находятся в туре". После бойни, которую он устроил, можно было ожидать чего угодно. Все вокруг были напуганы, когда случай в Сан-Диего показали по телевизору.
Обыск в комнатах казался перебором, но это были еще цветочки по сравнению с дальнейшим усилением нашей охраны. Следующие дни атмосфера была как в тюрьме, они были уверены, что стрелок действовал не один. Из мини-вэнов, в которых мы передвигались раньше, нас переместили в бронированную банковскую машину, сплошной металл без окон и, само собой, без кожаных сидений. На стеллажах, предназначенных для перевозки мешков с деньгами, теперь располагались наши задницы в костюмах. В Джексонвилле мы думали, что когда мы уедем оттуда, опасность останется позади; но мы перебрались в Ноксвилль, Теннесси, и тут же местная газета получила анонимное сообщение о том, что один из нас будет застрелен во время концерта. Нам снова ничего не сказали, но мы опять оказались в бронированной машине. Стоял вопрос об отмене концертов в Ноксвилле, но мы не хотели расстраивать наших фанов. Мы получили поддержку от шефа полиции, лейтенанта Витато, и полицейские машины сопровождали нас повсюду, куда бы мы ни направлялись.
Чем больше повышались меры безопасности, как вокруг нас, так и на стадионах, тем более незащищенными мы себя чувствовали – особенно, когда тряслись в грузовике без окон по пути на Нейленд Стадиум. Оставшись одни, мы начали обсуждать, насколько серьезной может быть угроза, и кто-то из нас – не помню уже, кто именно – сказал: «Ну и что нам делать, если он (стрелок) караулит нас под стадионом?» Перед выходом на сцену мы убеждали себя, что один человек не сможет пробраться к нам через 48-тысячную толпу фанов. И тут мы начали смеяться. До истерики.
«Эй, Майкл, ты впереди! В тебя удобнее всего целиться!» - сказал Рэнди.
«Да, Майкл, - поддержал его Марлон, - что ты собираешься делать?»
Майкл посмотрел на нас как на идиотов. «Я собираюсь выступать! Двигаться так много и так быстро, что он не сможет в меня попасть…» Это точно. Трудно поймать в перекрестье прицела вспышку молнии.
«Почему я должен волноваться? – продолжал он. – Я же не тот, кто отсвечивает на сцене своей гитарой».
Я посмотрел на Тито, Тито посмотрел на меня. Уж не знаю, почему Майкл решил, что у него самая безопасная позиция на сцене, но я всегда говорил о басистах и гитаристах, что мы – не воспетые герои.
Однако в тот раз все обошлось. Но дальше было кое-что покруче, чем бронированные машины с сидениями, от которых на заднице оставались синяки. Этот опыт я не мог забыть еще долго. В этот тур и так было вложено слишком много средств, я имею в виду лазеры и кучу спецэффектов на сцене, но были и дополнительные статьи расходов. Размах шоу был таким, что Майкл постоянно летал в своем собственном самолете со своей командой, а мы летали отдельно с остальными членами группы. В разные дни я заказывал до семи частных самолетов, принадлежавших моему другу Мешуламу Риклису (мы были знакомы с тех времен, когда я работал с его женой, Пиа Задорой), он был самым щедрым человеком на земле. В общем, Виктори-тур был таким, каким он должен был быть: достойным награды, сумасшедшим, возбуждающим, зрелищным и полным незабываемых моментов на сцене.
Нью-Йорк встретил нас невероятной картиной: город выделил 1000 полицейских, чтобы контролировать толпу, это лучше всего иллюстрирует уровень ажиотажа, в центре которого мы находились. Координаторы тура сказали, что им пришлось закрыть доступ в Мидтаун с западной стороны в тот вечер, когда мы выступали в Медисон Сквер Гарден. Несколькими днями ранее мы играли на Джайент Стадиум в Нью-Джерси, и наше появление решено было обставить с максимальным апломбом - вертолет Чинук подходил для этого как нельзя лучше.
И в лучшие времена Майкл и я были не теми, кому нравится летать, но сейчас в вертолете явно не хватало места для всех нас, почему-то никто не подумал об этом заранее. С нами были наши менеджеры, охрана, гримеры, а с Майклом был его гость - Джулиан Леннон (вопреки тому, что писали в газетах, он был принят в наш лагерь без малейших возражений). И уж точно не это волновало меня в тот момент, когда мы стояли на взлетной полосе. Мы набились в вертолет, как сардины в банку. Пилот предлагал вернуться обратно через 20 минут за второй порцией - без риска, что в воздухе кого-то из нас просто выдавят из кабины или что вертолет свалится в Гудзон. Но нет, никто не хотел быть вторым.
Надо заметить, что перед стартом Майкл был самым спокойным - ха-ха, посмотрим, как ты будешь выглядеть, когда сигнализация завопит электронным голосом, который будет отдаваться в твоей в голове: «Перегрузка! Перегрузка! Тревога! Тревога!» Или когда вертолет начнет нырять и раскачиваться.
«Нас слишком много», - сказал я.
«Успокойся, Эрмс, мы же хотели прибыть с размахом», - со смехом ответил Майкл.
Как же все изменилось со времен нашей поездки в Алабаму, подумал я. Наступал вечер, уже опустились сумерки, и я увидел заголовок в розовом небе: «ДЖЕКСОНЫ ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБЛИ В АВАРИИ НА ВЕРТОЛЕТЕ». А потом мы летели над Джайент Стадиумом, скользя над его воронкой, в которой бушевали наши поклонники. Мы заглядывали вниз, в чашу, до краев наполненную людьми, которые смотрели в небо и приветствовали нас. Они знали, что это наш вертолет, об этом объявили на стадионе. Мы приземлились в двух километрах и запрыгнули в лимузины. Думаю, тем вечером мы дали один из самых лучших концертов в нашей жизни, впечатления от которого перекрыли все страхи, что мы испытали по пути туда!
Но все же я предпочитаю передвигаться, когда шины сохраняют контакт с землей. Предконцертная атмосфера в машине всегда была примерно одинаковой: последние напоминания друг другу о поворотах и репликах. Но все, о чем хотел говорить Майкл - это та часть шоу, где он получал возможность продемонстрировать свою любовь к магии. В эпизоде, который он разработал под руководством иллюзиониста тура Франца Харари, один из двух пауков, управляемый электроникой, выползал на сцену и опутывал его ноги, словно готовя жертву для своего будущего пиршества. Майкл притворялся мертвым. Его клали на стол и накрывали сверху. Когда потом Рэнди сдергивал с него покрывало, он должен был исчезнуть, раствориться в воздухе. Это был единственный элемент шоу, который беспокоил Майкла. По пути на стадионы он обговаривал это с Рэнди, которому плохо давалась его роль ассистента в магическом трюке. «Делай это медленнее… подожди немного, прежде чем сдергивать покрывало», — говорил Майкл. «Ты делаешь все слишком быстро, из-за этого зрители успевают разглядеть трюк!» Но Рэнди продолжал тянуть покрывало слишком резко и слишком быстро, и иллюзия ломалась, потому что можно было заметить Майкла, взмывающего в воздух на проволоках и канатах. Мы повторяли раз за разом, смеясь, но Майкл был в отчаянии. Я рад сообщить, что в результате Рэнди отлично справился, доказав, что в магии он может быть не менее упорным, чем в музыке.
Эти поездки на стадион напоминали мне прошлые времена, когда мы все вместе втискивались в Фольксваген Джозефа. За годы наши привычки и наше мышление не слишком изменились. Мы по-прежнему любили творчество, розыгрыши и смех. Для полной идентичности не хватало лишь одного: нашего старого водителя Джека Ричардсона. Сигареты сделали свое дело, он умер от рака легких. Нам очень его не хватало, как за рулем, так и в жизни. В этом смысле 1984-й вообще был трудным годом, потому что мы также потеряли нашего кумира Джеки Уилсона и нашего дорогого друга Марвина Гэя, застреленного отцом в пьяной ссоре. Мы оплакивали всех троих и посвятили тур “Victory” их памяти, потому что каждый из них много значил для каждого из нас. Теряя друзей, мы еще сильнее чувствовали необходимость единения.
В Нью-Йорке мы завели новые знакомства, одним из них была Мадонна, чья будущая звездная карьера как раз находилась в точке между ее первым синглом “Holiday” и фильмом «Напрасные поиски Сьюзен». Одетая во все черное, с глубоким декольте, в майке, открывающей пупок, и с дико взбитыми волосами, она постоянно присутствовала за сценой в Мэдисон Сквер Гарден и в Helmsley Palace — любимом отеле Майкла в Нью-Йорке. Поначалу она вела себя довольно скромно и казалась больше похожей на поклонника из числа VIP-персон, чем на коллегу по цеху. В отеле она курсировала между комнатами Майкла и Рэнди. Для нее это было время, когда необходимо было активно искать контакты и налаживать связи. В итоге она не только подбила клинья под наш менеджмент, Визнера и Де Манна, но и наняла нашего кейбордиста Пата Леонарда, а наш барабанщик Джонатан Моффетт стал музыкальным директором ее Virgin Tour.
Спустя несколько лет стало также очевидным, что она переняла у Майкла много артистических приемов. Его фирменное движение - хватание себя за пах в танце - было многократно использовано в ее видео «Express Yourself». И вы только послушайте “Material World” - этот бит, эту линию баса! По моему мнению, это просто скопировано с “Can You Feel It”. Я с самого начала понимал, что Мадонна крутилась там не просто так, а выискивая того, кто сможет продвинуть ее карьеру. Но в 1984-м Майкл не проявил к ней никакого интереса, и для начала она решила испытать свои чары на Рэнди. Правда, для этого необходимо было устранить одну помеху: с Рэнди была его девушка, причем эта девушка сидела у него на коленях. Немного походив вокруг да около, она начала наступать в открытую, Рэнди пытался объясниться знаками: «Я занят», но ситуация не стала яснее. Как нам еще предстояло убедиться, отшить Мадонну не так-то легко. Не обращая внимания на его подругу, она подошла к Рэнди, взяла за подбородок, засунула ему в рот свой язык, и потом сказала: «Когда закончишь с этой сучкой, позвони мне».
Можете представить, какое отвращение это должно было вызвать у Майкла. Никто не мог ожидать, что в будущем между ними завяжется роман, но в 1991-м Майкл действительно некоторое время «встречался» с Мадонной. Из всех вариантов, которые мог предложить ему Голливуд, это был, вероятно, самый неподходящий. Как быстро понял и сам Майкл.
Деликатный мужчина, в котором было много женственного - и необузданная женщина, в характере которой превалировали мужские черты. Она была очень далека от его идеала: наглая, самоуверенная, не выбиравшая выражений, стремившаяся шокировать своим поведением. Мне кажется, Мадонна действительно испытывала к нему какие-то чувства, но они не были взаимными, кроме того, она допустила два больших промаха. Первым было то, что она укрепила его страхи, касавшиеся отношений между мужчиной и женщиной: он считал, что каждая женщина в первую очередь стремится переделать мужчину. И в подтверждение этого она упорно добивалась от него откровенности, старалась выковырять его из ракушки и заставить смотреть на мир своими глазами. Вторая большая ошибка - она принялась говорить гадости про Дженет, когда однажды вечером они с Майклом обедали в ресторане. Таких вещей он не прощал.
Вскоре после этого он стал проводить много времени со своей старой знакомой, актрисой Брук Шилдс. Она была серьезной, утонченной девушкой, воплощением красоты и изящества. Брук появилась в жизни Майкла в середине 80-х, и он очень увлекся ею. Мне известно, что она часто бывала в студии, когда он работал там в 1991-92 году, и это было время, когда они серьезно встречались. Пускай это ни к чему не привело, они оставались друзьями всю жизнь. Майкл старался постоянно поддерживать с ней связь, почти до того дня, когда его не стало.
nlmda
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
| ната | Дата: Воскресенье, 14.04.2013, 21:14 | Сообщение # 50 |
Новосибирск
| Расписание тура Victory было составлено таким образом, что мы не были постоянно в дороге все пять месяцев. Несколько раз братья возвращались домой на каникулы, а я использовал это время, чтобы продолжить работу над дебютным альбомом Уитни Хьюстон. Клайв Дэвис по-прежнему горел энтузиазмом по отношению к своей протеже, и как только в туре наступал перерыв, он устраивал концерты для Уитни со мной от на одном, то на другом побережье. Было несколько клубов, где мы часто выступали, например, Limelight в Нью-Йорке, а в Лос-Анджелесе мы подготовили большую программу с хорошей хореографией для промо-вечеринки. Я тогда ничего не знал об этом, но кто-то из лейбла Arista постоянно подбрасывал интригующие материалы для колонок сплетен, чтобы заставить людей думать «они-делают-это-или-не-делают». Однако прессу больше заинтересовало то, что Уитни часто появлялась на публике с женщиной по имени Робин Кроуфорд. Однажды Уитни сказала, что Робин ей "ближе, чем сестра" — этого было достаточно, чтобы писаки начали читать между строк и делать свои выводы. Еще не вышел ее первый альбом, но всех уже интересовала ее сексуальная ориентация.
Хорошо зная, как тяжело приходится Майклу, которого также донимали подобными вопросами и домыслами, я мог ей только посочувствовать, но в студии мы смеялись над этим, потому что, уж поверьте, если вы проведете больше двух минут рядом с Уитни, вы больше не будете спрашивать, для кого горит этот огонь.
Я чувствовал, что она притягивает меня как мотылька, что меня затягивает в ее энергетический вихрь. Клайв подписал нас на CBS для участия в мыльной опере "The World Turns", где мы должны были спеть дуэтом “Nobody Loves Me Like You Do” в сцене свадьбы Бетси (Мэг Райан) и Стива (Фрэнк Раньон). Я вспоминаю момент, попавший в камеры крупным планом: во время исполнения песни она взяла меня за руку, и — это не было отрепетированным жестом — меня словно током ударило. Чем дольше мы работали вместе, тем труднее было сохранять спокойствие.
Мы вернулись в студию, записали и спродюсировали песни “Take Good Care Of My Heart,” “If You Say My Eyes Are Beautiful,” “Sweetest Sweetest”, и еще две, оставшиеся не выпущенными, - “Don’t Look Any Further” и “Someone For Me”. День за днем мы пели песни о любви, стоя возле микрофона так близко, что наши щеки почти соприкасались, ощущая дыхание друг друга, и чувства, о которых мы пели, постепенно становились нашими чувствами. Один раз, после особенно сильного исполнения, Уитни посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Что же нам теперь делать, Джексон?» Я потерял дар речи от ее взгляда... Потом она развернулась и вышла из комнаты.
Наши песни стали дуэтами искушения и запретной любви, студийные сессии превратились в тайные свидания. В те дни у меня внутри порхали бабочки, присутствие Уитни было опьяняющим, даже просто знать, что она где-то рядом, было счастьем. Я признался себе, что испытываю самые сильные чувства к самой прекрасной женщине, чья душа красотой не уступала ее внешности. Нам становилось все труднее скрывать свои чувства, потому что каждая новая песня разжигала их все сильнее. Я никому не рассказывал об этом, пока однажды Майкл не задал мне невинный вопрос: «Как идут дела с Уитни?» Я уже не раз говорил ему, что «когда люди услышат ее альбом, все с ума сойдут от ее голоса».
«Мы с ней очень хорошо ладим», — ответил я, улыбаясь.
«Она тебе нравится?» — спросил он.
«Да, нравится», — улыбка не сходила с моего лица.
«О, я вижу, что нравится», — он тоже начал улыбаться.
«Она ОЧЕНЬ мне нравится», — сказал я, и его улыбка погасла.
Майкл стал серьезен: «Ты ее любишь?»
«Я не могу ее любить, — сказал я. — Я женат».
Я знал, что именно такой ответ ему хотелось услышать. Я метался меж двух огней: чувством вины от того, что я предаю Уитни, и уважением к позиции моего брата, который в то время все еще был набожным Свидетелем Иеговы. Долгое время я был для него примером, и теперь мне очень не хотелось его разочаровывать. Не могу вспомнить, какими были его точные слова, мы долго и о многом поговорили, но для человека с ограниченным опытом в таких делах он проявил удивительную мудрость. Он не читал мне морали, как сделал бы кто-то другой. Он просто напомнил мне о Хейзел. О семье. О том, что нельзя действовать под влиянием минутного порыва. Он не давал прямых советов, но помог мне понять, что в этой ситуации будет "правильным", и он знал, что я не смогу поступить иначе.
Дружба Клайва Дэвиса тоже помогала. «Как тебе работается с Уитни? Все хорошо, Джермейн?» — спрашивал он. Он всегда встречал тебя с распростертыми объятиями, всегда знал больше, чем говорил, и всегда был готов выслушать. Мы с Уитни пытались вернуться к чисто профессиональным отношениям, но у нее это получалось так же плохо, как и у меня. И тогда я попросил ее сделать перерыв, дать нам время все обдумать. В конце концов наши пути разошлись. Это глубоко ранило нас обоих, хоть мы и понимали, что это было правильным и благоразумным решением.
Вряд ли кто-то радовался сильнее меня, когда в 1985 году дебютный альбом Уитни сразу же после релиза стал сенсацией и продался тиражом 16 миллионов копий по всему миру. Через два года ее следующий альбом стал небывалым достижением в музыкальном мире - подряд два первых альбома вознеслись на первое место в чартах. После записи альбома мы не виделись много лет. С Майклом она встречалась чаще, чем со мной: за сценой на одном из его концертов в Нью-Йорке, и потом снова в 1988 году, когда вместе с Квинси Джонсом она участвовала в представлении Майкла к степени доктора гуманитарных наук Университета Фриска. Я с кривой улыбкой рассматривал их фотографии в газете.
В 1985-м мне позвонил наш общий знакомый и рассказал, что Уитни выпустила новый сингл “Saving All My Love For You”. Как и Майкл, она вкладывала в песни настоящие чувства. Я посмотрел клип и увидел в нем все, что мы недавно испытали в студии, это была наша история — и тайное послание. Думаю, эта встреча была судьбоносной для нас обоих, во всяком случае мое восхищение этой женщиной и ее талантом глубоко и неизменно.
Мы приблизились к концу Победного тура на Доджер Стадиум в ЛА. Семь концертов были полностью распроданы. В туре мы выступили в общей сложности для двух миллионов фанов по всей Америке — долгий путь для 30-40 человек в Клуб Мистера Лаки. Я помню, во время этих последних концертов поливал дождь. Фанаты стояли мокрые до нитки, но все равно были в хорошем настроении и танцевали; впрочем, в Калифорнии почти все люди радуются дождю - нечастому гостю в этих краях. Слухи о нашем успехе и воодушевлении, вызванном нашим воссоединением, уже давно докатились до Европы; мы уже предвкушали тот момент, когда Victory перекинется через Атлантику, и мы снова выйдем на площадки, где нам рукоплескали в былые дни.
Наш американский рейд закончился 9 декабря 1984 года, этот вечер оказался щедрым на эмоций. Тито был прав: никто из братьев не хотел, чтобы тур заканчивался. Но я надеялся, что в Европе нас ждут не менее захватывающие впечатления. И вот мы достигли кульминации шоу, зрители кричали и аплодировали, когда Майкл взял микрофон. Мы решили, что он собирается сказать речь, чтобы выразить наши общие чувства. Но он сделал другое. Он говорил только от себя. «Это наш последний тур и последнее шоу. После 20 лет настало время попрощаться, мы любим вас всех…» Он не предупредил нас, что собирается это сделать. Вначале я подумал, что речь о последнем концерте в американском туре. Все братья не могли поверить в то, что он говорит. Наверное, нам просто очень не хотелось верить, но это действительно был конец, окончательный и бесповоротный.
Что абсолютная неправда, так это то, что мы называли его «маленький засранец» или «подонок», как об этом потом написали. Потому что, во-первых, это вообще не те слова, которыми мы пользуемся; во-вторых, это совсем не то, что мы чувствовали тогда, даже когда осознали, что этой речью Майкл провозгласил свое отделение от Джексонов. Мы хотели сказать ему многое, но никто не собирался оспаривать его решение. Так всегда было между нами. Майкл сказал маме: «Теперь я должен делать это один», и мы были вынуждены это принять — если он хочет расти, неужели мы будем тянуть его назад? Я не собирался притворяться, что он не обидел меня - потому что он обидел, мне было очень больно. Но как бы там ни было, мы никогда не критиковали и ни в чем не обвиняли Майкла, зная, что он любит свою семью, понимая, что это было его профессиональным решением. Главная вещь, которую я хотел бы, чтобы вы знали о нашей семье - мы всегда гордились успехами друг друга. Каким бы тяжелым ни было чье-то решение, семья все равно поддержит. В первую очередь мы - братья. Артисты - во вторую. Я допускаю, что со стороны понять все это было довольно трудно, но в итоге мы просто оставались братьями.
Позднее я осознал, что главным мотивом Майкла был не выход из группы Джексонов, а нежелание иметь дело с грязными закулисными играми. Я знаю, что он не смог бы вытерпеть еще один круг. Имея такой гигантский талант, почему ты должен проходить через все это? Мы хотели с ним выступать, и я думаю, он бы не возражал, если бы речь шла только о шоу, но не об их организации.
Итак, наступил момент, когда нашей связки прутьев больше не существовало. Разделенные. Ослабленные. Хрупкие. Не как артисты — его карьера возносилась все выше и выше — но как братья, как личности. Майкл устремлялся к вершине своей славы, и до тех пор, пока длились хорошие времена, пока успех приносил сказочные богатства, каждый норовил подсесть на его волшебный ковер-самолет, теперь пришло время сбросить ненужный балласт.
Одну свою способность я считал выдающейся - способность узнавать своего брата с расстояния 1000 ярдов. Даже тогда, когда он был в маскировке, например, в тот день, когда он приехал в костюме и гриме во время перерыва в съемках видео “Ghosts”. Его глаза и его аура не позволяли ошибиться. Ему никогда не удавалось меня обмануть. Я знал это, и Майкл тоже знал.
Большую часть 1985 года мы виделись лишь мельком, потому что мы оба вернулись в студию, чтобы заняться своими сольными проектами. Он начал решать нелегкую задачу, как сделать новый альбом, который бы превзошел Триллер. Я начал работу над своим альбомом для Аристы "Precious Moments". Наступила весна 1986-го. Майкл все еще записывал треки, но мой альбом был уже готов. В него вошел мой дуэт с Уитни “If You Say My Eyes Are Beautiful” и песня, которая потом попала в американский Топ-20, “I Think It’s Love”.
Выпустив Precious Moments, я поехал в тур по Америке. В мае я оказался в Лос-Анджелесе, где должен был выступать в Universal amphitheater. Хорошо помню, что подспудно я очень надеялся, что Майкл вместе с другими членами семьи придет посмотреть мое выступление, но при этом я понимал, что он страшно занят работой над Bad. По крайней мере, так мне казалось. Но я не знал, что Майкл очень хочет, чтобы его визит стал сюрпризом, и в то же время очень не хочет, чтобы в толпе начался ажиотаж из-за его присутствия. «Это вечер Джермейна, а не мой», — говорил он Харрисону Фанку. Майкл почти никуда не мог выйти без того, чтобы вокруг него не началась давка, тем более он не мог открыто прийти на концерт, где находились тысячи людей.
Я был в гримерке с моей дочерью Отем и сыном Джермейном-младшим, возившимся возле двери, по другую сторону от которой на посту стояла охрана. И вдруг я увидел в дверном проеме Харрисона со связкой камер, висевших у него на шее. Вслед за ним в комнату вошел Кевин Уилсон, сын комика Флипа Уилсона, чьи шоу мы часто посещали, когда были в Джексон 5. Мы договорились, что Кевин и его приятель Маркус откроют мое шоу комедийным номером. Как выяснилось, они привели с собой за сцену еще нескольких людей.
«А это дядя Вилли», — сказал Харрисон, представляя полного белого мужчину лет сорока, в шляпе, с несколько обрюзгшим лицом. Я почти не обратил на него внимания, так как приближалось время выхода на сцену, но из вежливости все-таки пожал руку этому парню и поблагодарил за то, что он пришел на концерт.
«Я большущий фанат твоей музыки», — сказал он.
«Спасибо», — ответил я — и вдруг оба моих гостя прыснули от смеха. Они так веселились, что я оглянулся посмотреть, не происходит ли чего-нибудь смешного за моей спиной. Но там ничего не было.
«Джермейн, — сказал Харрисон, — это Майкл… дядя Вилли — это Майкл!»
Я вгляделся в «дядю Вилли», его лицо было непроницаемым, но глаза смеялись. «Ох, нет, нет, нет, нет, НЕТ!» — закричал я. Маскировка была настолько совершенной, что я был уверен в том, что смотрясь в зеркало, Майкл удивлялся, кто это, черт возьми, там маячит. Я поместил в книгу фотографию, чтобы показать вам, как невероятно неузнаваем он был в тот вечер. Во время Бэд-тура он часто пользовался этой маскировкой, как и другими, которые позволяли ему смешиваться с толпой и спокойно гулять по Вене или Барселоне.
Он не только успешно меня разыграл, но и вдохновил своим присутствием на концерте. Когда я вышел на сцену, у меня было чувство, что я нахожусь на седьмом небе, потому что я знал, что где-то в толпе, вместе с Дженет и Ла Тойей, находится «дядя Вилли», совершенно непримечательный и незаметный. Люди, сидевшие рядом с ним, не подозревали, что им посчастливилось быть соседями Майкла Джексона.
Майкловская маскировка была его единственным шансом на приватность в людных местах. Теперь он начал опасаться, что его слава может привести к тому, что однажды его застрелят так же, как Джона Леннона.
Внимание прессы и фанов за воротами не ослабевало, и он все больше беспокоился каждый раз, когда пытался куда-то поехать. Фаны со всех окружали его машину, и все, что он мог видеть со своего сидения, это были человеческие тела. Он вздрагивал, когда замечал, что кто-то тянется рукой к своему карману. «Что произойдет, если однажды кто-то достанет из кармана пистолет, а я буду думать, что он тянется за ручкой?» — спрашивал он.
Майкл разузнал все подробности смерти Джона Леннона от рук фанатика Дэвида Чепмена, это лишь усилило его паранойю. Каждый его выезд и возвращение домой становились источником сильного стресса, и это было основной причиной, почему он искал уединения. Майкл начал присматривать для себя укромную недвижимость с большим участком земли подальше от города. Он точно знал, чего хочет, и точно представлял, какое место ему нужно.
"Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего ее мужчины." Ив Сен-Лоран
|
| |
| |
|
