|
МАЙКЛ ДЖЕКСОН - ЧЕЛОВЕК ИСКУССТВА
| |
| Ирина | Дата: Четверг, 24.01.2013, 19:19 | Сообщение # 51 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Смерть побеждающий вечный закон.......
Пожалуй, это один из тех поэтов, произведения, которого я больше всего ожидала увидеть в фонде библиотеки Майкла.
Рабиндранат Тагор.
О том, что Майкл хорошо знаком с творчеством Тагора писал в своем посте – некрологе Дипак Чопра, он утверждал, что буквально за две недели до дня Х, Майкл перечитывал стихотворения великого бенгальца.
Тагор - Солнце Индии
Когда 7 мая 1861 г. в семействе Тагоров, бенгальских пирали-брахманов1, родился 14-й ребенок, этому событию не придали особенного значения — в доме и так полно было детей и внуков. Мальчика отдали под защиту Солнца — имя Рабиндранат, которое он получил, по-бенгальски означает «Тот, кому покровительствует Солнце» — и препоручили слугам.
Кто же мог знать, что песни, которые сочинит Роби, будет петь вся Индия, а Махатма Ганди назовет его Великим Стражем индийской культуры?
ДВА СЛОВА «О МАМОНТАХ»
Читатель нынче капризный: ему не нравятся истории, которые начинаются до появления на сцене главного героя — «от мамонтов», как говорят редакторы. И в самом деле, что может быть скучнее всех этих «культурно-исторических ситуаций», предшествовавших, сопутствовавших и повлиявших.
Но старшие Тагоры — случай особый. И не только потому, что родовое их имя на бенгальском означает «Святой мудрец», а индийцы, как известно, слов на ветер не бросают. Среди Тагоров были философы, поэты, художники, музыканты, композиторы, артисты, писатели, яркие общественные деятели, меценаты, предприниматели, даже математики. И почти каждый из них вошел в историю своей Родины как в чем-то первый: старший брат Рабиндраната, например, был признанным мастером философской прозы и изобретателем стенографии на бенгальском языке, одна из сестер стала первой в Бенгалии женщиной-писательницей, двое племянников — замечательными художниками, создателями нового стиля в современной индийской живописи, племянница — одаренной певицей. И все они вместе за прогрессивность своих взглядов считались, мягко говоря, не совсем нормальными брахманами.
...И ЕЩЕ ДВА СЛОВА
В становлении 14-го Тагора самую важную роль сыграл отец. Махарши, «Святой», — так уважительно называли отца Рабиндраната. Он был религиозным реформатором и мистиком, создал общество «Татвабодхини Сабха», которое исповедовало индуистскую веру в Единого Бога, очищенную от догм и суеверий. Махарши много времени проводил в Гималаях, а его возвращения в Калькутту превращались для Тагоров — и взрослых и маленьких — в настоящий праздник, и каждый стремился хоть на мгновение поймать взгляд святого подвижника.
В одно из путешествий в Гималаи Махарши взял 11-летнего Рабиндраната. Этой чести удостаивался не каждый, и мальчик был вне себя от счастья. Отец учил с ним санскрит и английский, читал отрывки из «Упанишад», мудростью которых восхищался, а вечерами под высоким гималайским небом объяснял сыну основы астрономии. Он привил Рабиндранату привычку к самодисциплине и здоровой и чистой жизни, которую вел сам, воспитал любовь к индийской культуре, научил понимать других людей и уважать их веру.
ПРОБУЖДЕНИЕ ПОТОКА
Однажды Джоти, 14-летний племянник Рабиндраната, заявил своему восьмилетнему дяде: «Ты должен писать стихи!» Это же так просто: нужно только заполнить словами 14-строчный стихотворный размер — и все дела! Как подобная мысль (насчет сочинительства) пришла ему в голову, осталось загадкой. А последствия...
Когда Роби, написав несколько слов, заметил, что у него получился пояр2, его робость перед таинственной дамой по имени Поэзия исчезла — и с тех пор он, по его собственному выражению, «не знал удержу». Стихи полились рекой, точнее, посыпались на головы домочадцев: не мог же юный поэт таить их в себе! А больше всех в рекламировании молодого дарования преуспел его старший брат, который очень гордился талантами Роби и «в поисках слушателей рыскал по всему дому». Вскоре поэтические опусы уже не помещались в первую тетрадь, за ней последовала вторая, третья, и еще, еще...
В те времена мальчик, обладавший поэтическим талантом, считался редким явлением природы, и к нему трепетно относились не только родные, но и многочисленные друзья семьи, и даже суровые учителя. Как тут не задрать нос?
Однако Тагор всегда был очень требовательным к себе и главным достоинством своих юношеских стихов считал то, что они... потерялись. А если и цитировал что-то «из раннего», то только чтобы повеселить окружающих.
Тагор прожил 80 лет и все это время, почти не переставая, писал: рассказы, драматические произведения и романы, критические очерки, статьи на темы, волновавшие тогда Индию. Его значение для литературы Бенгалии, наверное, так же велико, как значение Пушкина для литературы русской.
Но прежде всего Рабиндранат Тагор был вдохновенным певцом Бенгалии. К сожалению, оценить по достоинству его поэзию нам нелегко: перевод, пусть даже самый точный, способен передать лишь смысл. А ритм и мелодику, звучание бенгальской речи, шум дождя и шелест листьев, которые так любил Тагор, все то, благодаря чему стихотворение продолжает звучать и тогда, когда слова уже произнесены, благодаря чему «фраза завершается, но не затихает ее перезвон», — могут почувствовать только индийцы. И они, хотя не сразу, назвали Тагора своим национальным поэтом. Его песни исполняют на концертах и во время религиозных праздников, их пели участники освободительного движения Индии, две из них стали гимнами Индии и республики Бангладеш. Его стихами объясняются в любви.
НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ
Переводы стихов Тагора, быть может, и не впечатлят формой, но глубина, и сила, и внутренняя красота, и стремление к гармонии, благородство, отзывчивость и вера в Человека — звучат и в переводах.
В 1912 г. накануне поездки в Англию Тагор внезапно заболел, и доктора запретили ему отправляться в путешествие до полного выздоровления. Несколько дней поэт провел на берегу своей любимой Ганги и от нечего делать переводил на английский стихи из сборника «Гитанджали» («Жертвенные песни»). Он не придавал этому занятию особенного значения, потому что не так уж хорошо знал английский. Но тетрадка с переводами однажды оказалась у английского художника Уильяма Ротенстайна, а тот показал их Йитсу3. Йитс долго не мог расстаться со стихами Тагора, перечитывал их где только было можно — и часто захлопывал тетрадь, чтобы кто-нибудь не увидел, как он растроган. Немного времени спустя уже вся Англия говорила о появлении нового Поэта.
28 января 1912 г. Рабиндранат Тагор перевел на английский свое первое стихотворение, а уже 13 ноября ему присудили Нобелевскую премию за выдающиеся заслуги в области литературы. Ни один поэт в Индии и на всем Востоке до Тагора не получал такого признания. Как всегда, нашлось много недовольных: разве это видано, говорили они, — присудить столь почетную премию человеку с таким смешным именем, да еще и индусу?! А Индия ликовала. Счастлив был и Тагор, для него это событие стало первым шагом на пути сближения Востока и Запада, к которому он всегда стремился.
ОБИТЕЛЬ САРАСВАТИ
Тагор, прекрасный поэт и музыкант, знаток древней истории и литературы, нобелевский лауреат, не получил академического образования и даже аттестата об окончании обычной школы.
Сменив несколько учебных заведений, в 14 лет Рабиндра окончательно бросил школу. Муштра и зубрежка, скука и формализм не могли увлечь истинного почитателя Сарасвати — богини мудрости, искусств и наук. Он хотел служить ей по доброй воле и бунтовал против любых форм навязывания знаний.
Он много размышлял и писал о проблемах образования и 22 декабря 1901 г. — тогда ему, уже известному в Индии поэту и общественному деятелю, было 40 лет — в поместье Шантиникетон открыл небольшую экспериментальную школу, чтобы опробовать свои идеи на практике. Тагор мечтал создать школу, в которой учителя, как мудрецы древности, жили бы рядом со своими учениками и обучали их простой жизни и возвышенным размышлениям. Он мечтал заменить «фабрику образования», доставшуюся индийцам в наследство от англичан, новой, творческой системой обучения. Он мечтал о том, чтобы его соотечественники снова стали мудрецами и героями.
Знания не мертвый груз, а опыт ума и сердца, подобный сокровищу, которое находят, чтобы оно служило для всеобщей пользы, — этот принцип Тагор положил в основу новой системы обучения и старался последовательно выдерживать его в Шантиникетоне.
Занятия в школе проходили на свежем воздухе, в тени огромных мангровых деревьев. И дети приучались любить природу в любых ее проявлениях. Преподавание точных наук опиралось на наблюдение, и это развивало детское любопытство и тягу к знаниям. Но развитие интеллекта не ставилось во главу угла, столь же важным Тагор считал воспитание души, поэтому в Шантиникетоне всегда почитали искусства, особенно музыку, и юные воспитанники поэта учились заботиться друг о друге. Пристальное внимание уделялось совместным делам и начинаниям. Школа жила как единый организм и была почти самоуправляемой.
Забота о Шантиникетоне отнимала у поэта много времени и сил: Тагор сам следил за всем, что было связано со школой, сам вел уроки, составлял учебники и хрестоматии на бенгальском языке, искал средства на ее содержание (что было самым трудным, а порой и унизительным). Но именно эта маленькая индийская деревушка стала для поэта настоящим домом, тихой гаванью, в которой он набирался сил после бурь, которых было так много в истории его страны, а значит, и в его жизни.
«ЕСЛИ ОНИ БОЯТСЯ И МОЛЧАТ... ГОВОРИ ОДИН»
13 апреля 1919 г. в Амритсаре4 английские войска расстреляли мирную демонстрацию — почти 400 человек тогда погибли и 1200 были ранены. Два месяца власти скрывали это преступление, однако о нем все-таки стало известно, как и о последовавших бомбардировках, чрезвычайно суровых приговорах, повешениях и расстрелах...
Узнав о трагедии, Тагор попробовал организовать митинг протеста, как делал это всякий раз, когда англичане жестокими репрессиями пытались подавить освободительное движение, волна которого в начале XX в. поднялась в Индии. Но никто не откликнулся на призыв поэта: все были слишком подавлены и запуганы.
«Если они боятся и молчат, сжимаются от страха, отвернувшись к стене, о ты, несчастный, не скрывай своих мыслей, говори один», — когда-то написал в одном из своих стихотворений Рабиндранат Тагор, и теперь поступил именно так. В тайне от всех он отправил письмо тогдашнему вице-королю Индии лорду Челмсфорду, в котором отказывался от титула баронета, пожалованного ему за Нобелевскую премию. Через два дня письмо появилось во всех газетах.
«Самое малое, что я могу сделать для своей страны, — писал поэт, — это навлечь на себя все последствия, дав голос протесту миллионов моих соотечественников, загнанных в безвыходную западню ужаса. Пришло время, когда знаки почестей становятся знаками стыда, бесстыдно сверкая среди всеобщего унижения. Я хочу встать, лишенный всех наград, на сторону тех из моих соотечественников, которые из-за своей так называемой незначительности становятся жертвами угнетения, недостойного человека». Английские власти не простили Тагору подобной дерзости. Но отвага, с которой он выразил гнев своего народа, вернула самоуважение, отвагу и веру всей нации. Неслучайно лидер движения гражданского неповиновения Махатма Ганди назвал Тагора совестью индийского народа — совестью, которая не молчала никогда.
Тагор не стал участником движения Махатмы Ганди (хотя эти два человека всегда с огромным почтением относились друг к другу. Это Тагор первым назвал Ганди Махатмой, а тот именовал поэта Гурудевом — «Божественным учителем»). В то время, когда Индия стремилась обрести независимость и свободу, оградиться от любого влияния Запада, Рабиндранат Тагор, словно глядя в далекое будущее, призывал к объединению с ним. И если на митинги протеста, которые устраивал поэт, собиралось множество индийцев, то подобные высказывания не находили у них сочувствия.
МЕЧТА О ЕДИНОМ МИРЕ
«Ты читала в книжках, что некоторые птицы в определенное время оставляют свое гнездо и улетают за океан. Вот и я такая птица. Время от времени что-то зовет меня из заморских краев, и крылья мои трепещут», — писал Рабиндранат Тагор одной маленькой девочке, своей почитательнице и доброму другу.
Он всегда любил путешествовать. Но его манила не только красота чужих краев — Тагору важно было глубоко понять западную культуру, почувствовать ее особенную вибрацию, увидеть то ценное, что она могла бы дать всему миру. А вместе с тем — он стремился открыть Западу настоящий Восток, не музейный экзотический экспонат, а живой, многоликий, хранящий древнюю мудрость и традиции.
Тагор объездил почти всю Европу, несколько раз был в США, любил Японию (и даже пробовал писать хайку), посетил СССР, Иран, Китай, Индонезию, Канаду, Бали, Яву, Перу. Он встречался со многими философами и учеными Запада, людьми искусства и политиками. Уже упоминавшиеся Йитс и Ротенстайн, Г. Уэллс, Б. Рассел, Дж. Голсуорси, Б. Шоу, Р. Эйкен5, А. Бергсон, А. Эйнштейн, Р. Роллан, Т. Манн, Г. Гауптман, С. Лагерлеф, К. Гамсун, К. Брантинг (первый президент Лиги Наций), М. Винтернитц и В. Лесна (чешские индологи), К. Чапек, итальянский философ Б. Кроче, Дж. Фрезер, А. Безант, В. Окампа — вот лишь неполный список тех, с кем был знаком поэт.
Многие города Европы, Америки и Азии слышали его голос — Тагор никогда не упускал случая встретиться с простыми людьми и, читая лекцию либо отвечая на вопросы, поделиться своими наблюдениями, размышлениями, надеждами и тревогами. Он умел отдавать должное ценному и никогда не молчал, если что-то казалось ему недостойным или опасным. Поэта, например, покорили японцы — своей работоспособностью, жизнерадостностью, стремлением следовать духу времени. Но их подражание западным «воспитателям» в погоне за властью и наживой не могли не вызвать упрека. Похвалу любят все, а вот правду... Властей Японии мало обрадовали подобные высказывания, а интеллигенция страны по достоинству оценила смелость и прямоту Тагора. То же «разочарование» испытали и американцы: поэта восхищала энергия молодой нации, но ее склонность ко всему материальному и пренебрежение духовной жизнью очень встревожили.
Тагора упрекали, обвиняли, не понимали, и он расстраивался, переживал, но никогда не опускал рук и никогда не переставал верить в свою Мечту. 22 декабря 1918 г. он привел в свой дом весь мир: маленькая школа для маленьких детей в Шантиникетоне стала всемирным университетом Вишвабхарати6 — исследовательским центром, средоточием индийской культуры, местом встречи Востока и Запада. «Где весь мир соединяется в одном гнезде» — этот древний санскритский стих стал девизом нового университета.
Тагор не верил, что у разных народов существуют разные истины. Он верил, что знание едино и всеобще, но каждый народ получает и осваивает его собственным путем. «На каждой нации лежит долг хранить огонь своего светильника, одного из многих, освещающих этот мир. Разбить светильник всякого народа — значит лишить его законного места на всемирном празднике», — говорил поэт. Постепенно Вишвабхарати действительно стал «гнездом мира»: в него не просто съезжались ученые из разных стран мира — в него слетались близкие по духу люди, такие же энтузиасты и идеалисты, как Тагор.
А вокруг по-прежнему чаще не понимали и осуждали, чем поддерживали. Но дело Объединения для Рабиндраната Тагора было важнее всего в жизни, и ради него поэт готов был терпеть оскорбления и насмешки.
<...> Я долго созерцал мир одним лишь внешним зрением и не видел его всесущего радостного обличья. Когда же внезапно из сокровенных глубин моего существа прорвался наружу луч света, он осветил мне весь мир, который с тех пор уже не был подобен нагромождению разрозненных вещей и событий, но раскрылся моему взору как единое целое. Этот душевный опыт, казалось, говорил мне о потоке мелодии, истекающем из самого сердца вселенной и омывающем времена и пространства, отражаясь в них волнами радости, которые стремятся обратно к источнику. Когда певец посылает свою песнь из глубины переполненного сердца, в этом — подлинная радость. Его радость удваивается, если песня возвращается к нему как слушателю. Когда творение Верховного Поэта возвращается к нему рекою радости, — мы, давая ей протечь через наше сознание, вдруг непосредственно, невыразимым образом, постигаем ту цель, к которой эта река стремится. И наша любовь уносится вместе с этою рекою, и наше «я», еле удерживаясь на своих якорях, тянется к той же бесконечной цели.
Из «Автобиографии»
ВЕЧНЫЙ ЗАКОН ТАГОРА
Наверное, у большинства из нас знакомство с Рабиндранатом Тагором началось с «Последней поэмы»:
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край...
Каждый раз звуки этой песни, будто касаясь тонких струн души, пробуждают в ней воспоминания — о чем-то очень далеком, недостижимом — и самом дорогом сердцу, о том, к чему все время стремишься — и что неизменно от тебя ускользает, и ведет душу из жизни в жизнь, с отмели к отмели, к новым встречам и новым разлукам...
Смерть побеждающий вечный закон —
Это любовь моя...
Любовь была его верой, его философией. Он любил людей, любил свою Индию, любил ее воздух, ее ливни, ее деревья и рассветы, любил жизнь и смерть, и тайну, которая их соединяет, и тайну, которая оживляет каждое явление природы и каждого человека. Любовь помогла ему вместить в свою душу боль и радость всего мира и каждого человека, ощутить свою ответственность за все, что происходит на земле, чувствовать глубокую нежность ко всему живому...
И заслужить ответную любовь и нежность.
Этот день моего рождения станет мне днем разлук.
Я хочу, чтобы каждый, кто настоящий друг,
Прикоснулся руками своими к рукам моим.
Дар прощальный бренного мира, знак того, что любим,
Унесу я — последнее благословенье людей,
Унесу я — последнюю милость жизни земной моей.
Я суму свою опустошил до дна,
Роздал все, собираясь в путь.
Если сегодня в ответный дар
Мне достанется что-нибудь —
Немного прощенья, немного любви,
Все возьму, отправляясь в последний путь,
На последнее празднество, на последнем плоту,
Отплывая в беззвучную темноту.
Из книги «Последние стихи» (1941)
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 28.01.2013, 16:56 | Сообщение # 52 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Суфийская поэзия
Еще одна книга из личной библиотеки Майкла, которую смело можно отнести к литературе, повлиявшей на создание Майклом «Танцуя мечту» и не только)) опять же о чтении суфийской поэзии Майклом можно прочитать из статьи Дипака Чопры в HavingtonPost:
«Когда мы впервые встретились, примерно в 1988 году, я был поражен сочетанием обаяния и ранимости в Майкле. Он будет находится среди шумной толпы в аэропорту, выступать на изнурительном шоу в течение трех часов, а потом сидеть за кулисами после этого, как мы сделали это в одну ночь в Бухаресте, с питьевой водой в бутылке и читать кое-что из суфийской поэзии…..»
Нет указаний на то, какой конкретно сборник поэзии был у Майкла. Поэтому приходится довольствоваться только догадками и рассказывать, ориентируясь на Википедию. Итак, для начала, что же такое Суфизм
Суфи́зм (также суфийский ислам или тасаввуф (араб. تصوف), предположительно от арабского «суф» (араб. صوف) — шерсть) —мистическое течение в исламе, одно из основных направлений классической арабо-мусульманской философии. Суфизм — это путь очищения души от скверных качеств (нафса) и привития похвальных качеств духу (рух).
И о поэзии:
Из всех плодов, что принесла нам суфийская традиция, более всего известно и ценимо наследие суфийской поэзии наряду с музыкой и танцем, кои сопровождали ее на протяжении веков. Когда европейские востоковеды в конце XVII века 'открыли' суфизм, именно суфийская поэзия прежде всего поразила их и убедила, что они обнаружили нечто удивительное в культуре Востока. Конечно, открытие литературы суфизма потребовало отделить его от узко понимаемого ислама. Суфийская поэзия вначале истолковывалась в рамках общих романтических представлений и потому 'выводилась' из греческих, христианских и индуистских источников. Гете и Эмерсона пленили переводы персидской суфийской поэзии, выполненные сэром Уильямом Джонсом и Фридрихом Рюккертом.
Британские колониальные чиновники, вынужденные учить персидский язык в целях дипломатии и сбора налогов, свои знания языка приобретали прохождением обычного курса классической персидской литературы. На протяжении всего XIX века не стихали споры относительно толкования Хафиза, Руми и других великих поэтов-суфиев. Как следует воспринимать их ссылки на вино и любовь - в буквальном или в переносном смысле? Помимо подобных научных споров, восприятие этой поэзии читающей публикой большей частью определялось факторами, скорее связанными не с историческим суфизмом, а с культурными процессами внутри евро-американского общества.
Показательным примером приема читающей публикой на Западе персидской поэзии явился успех, выпавший на долю перевода Эдвардом Фицджеральдом (1809-1883) четверостиший, приписываемых довольно незначительному персидскому поэту (но весьма значительному ученому) Омару Хайяму. В 1859 году Фицджеральд, бывший скорее поэтом, нежели ученым, объединил вместе разрозненные стихи неизвестного происхождения в виде нестройной оды, выражающей скептицизм и негодование по поводу викторианских нравов; его перевод 'Рубай' по воле случая оказался более высокого качества, нежели подлинник. Труд Фицджеральда оставался неизвестным, покуда его не 'открыли' в одном из книжных магазинов пылившимся среди уцененных книг. С той поры имя Омар стало культовым в литературных кругах. К концу века труд Фицджеральда был переведен на все основные языки, и повсюду в мире стали возникать клубы Омара Хайяма. 'Рубай', пожалуй, оказались наиболее известным сочинением английской поэзии XIX века.
Хайям не был суфием, хотя его четверостишия содержат образы, присущие в основном суфийской поэзии. Но есть нечто примечательное в самом факте вознесения персидского поэта за границей, в то время как на родине его за поэта не считали, оценка изменилась лишь с наступлением мировой славы. Можно было бы сравнить феномен Хайяма с 'эффектом пиццы', когда сугубо итальянское блюдо из остатков продуктов стало сначала международно признанным, а затем получило признание на родине. Нельзя сказать, что западный слушатель не способен постичь поэзию других культур. Но здесь налицо пример, когда иноязычная интерпретация преобразовывает исходный текст совершенно непредсказуемым образом. Нынешняя мировая известность суфийской поэзии, суфийской музыки и суфийского танца требует объяснения отчасти в понятиях суфийской традиции и отчасти в понятиях того, что можно назвать, за неимением более подходящего термина, массовой культурой. Другие исламские художественные традиции, которым свойствен мистицизм, - каллиграфия и живопись - не так-то легко вывести за узкий круг их ценителей.
источник
Итак, вот что можно узнать о суфийской поэзии если слегка погуглить, а сейчас предлагаю почитать несколько произведений суфийских поэтов, возможно оказавших влияние на создание книги Майкла.
"Лишает музыка покоя
Всех тех, кто следует Пути.
С её мелодией простою
Им легче трудности пройти.
Возрадуется павший духом,
И чьё-то сердце оживёт,
И внутренним духовным слухом
Со мною вместе запоет.
Мои секреты всем открыты
И если ты познаешь их,
Дыханья наши станут слиты,
Как в песне музыка и стих".
*******
"Кто я такой без Божьего дыханья,
Без флейты Бога и без музыки Его?
Пустой тростник – никчемное созданье,
И в срок уйду в ничто из ничего.
Забыв себя и растворившись в Нем,
Вином я чистым стал в Его бокале.
Мелодия моя пронизана огнём
Интимной близости к Нему. Печали
Исчезли навсегда, уныние зыбыто,
Я больше о разлуке не твержу,
Все существо моё для Господа открыто,
В любви я слился с Ним и губ не отвожу.
Приемлю всё как благодать, о Боже!
И то, что жалит – исцеляет нас.
Реальность больше не обман, и с дрожью
Я понял вдруг: я – Бога глас.
Как тот игрок, поставив всё на карту,
Я проиграл небытие и бытие,
Отдался страстному духовному азарту,
И вот остался с Богом я наедине.
А Он коснулся флейты и флейтиста.
Он – чаша, Виночерпий и вино.
И сотня повестей в груди моей теснится,
И тайну высказать в мелодии дано.
Поёт тростник историю любви,
В ней путь и метод духопостиженья.
Себя ты этой песней опьяни,
И в Боге растворись без сожаленья".
НУРБАХШ . Услышь флейтиста. (фрагмент)
Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,
Она бессмертна - а умрет лишь то, что видит глаз.
Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:
Исчезли вовсе не они, а отраженье их.
А как же мы и наша суть? Едва лишь в мир придем,
По лестнице метаморфоз свершаем свой подъем.
Ты из эфира камнем стал, ты стал травой потом,
Потом животным - тайна тайн в чередованье том!
И вот теперь ты человек, ты знаньем наделен,
Твой облик глина приняла, - о, как непрочен он!
Ты станешь ангелом, пройдя недолгий путь земной,
И ты сроднишься не с землей, а с горней вышиной.
РУМИ
источник
ЗердаПермь
Сообщение отредактировал Ирина - Понедельник, 28.01.2013, 16:57 |
| |
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 04.02.2013, 14:32 | Сообщение # 53 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Уильям Блейк
Честно говоря не знала как продолжить рассказ об этом писателе и его книгах в библиотеке Майкла, потому что в привычном для меня источнике нет ни иллюстрации обложки книг Уильяма Блейка, ни каких-то цитат о том, что конкретно читал Майкл. Есть только упоминание о том, что стихотворение "Тигр" Уильяма Блейка было размещено в книге* посвященной 25-летию Триллера ( *именно так и написано книга, не буклет) и если бы не упоминание Джо Вогелем имени этого поэта, я бы так и осталась в недоумении о том, как рассказать об этом поэте и художнике.
Хочу сразу предупредить, что текст будет ОЧЕНЬ сложным, потому что источником послужила статья из журнала Иностранная литература, где иные-легкие- статьи бывают редко))) За ранее благодарна тем, кто решится прочитать эту статью..
Давным-давно в знаменитом Уголке поэтов Вестминстерского аббатства стоит доска, удостоверяющая, что выгравированное на ней имя принадлежит истории. Для англичан такое свидетельство весомее, чем высказывания любых авторитетов.
Все относящееся к его биографии, похоже, выяснено до последних мелочей - насколько подробности поддаются выяснению, когда дистанция времени уже так велика. Вроде бы должен быть исчерпан и репертуар допустимых интерпретаций оставленного им наследия. Но так только кажется. Пристальный взгляд по-прежнему обнаруживает что-то загадочное и в творчестве Блейка, и в его судьбе. Попытки разгадать эту тайну не прекращаются.
Последняя из них предпринята Питером Акройдом. Романист, которого сегодня многие считают самой яркой фигурой на английской литературной сцене, отдал работе над своей беллетризованной биографией Блейка без малого десятилетие. Акройд и на страницах блейковского тома столь же далеко отходит от строгого изложения фактов, считающихся бесспорными, увлекается гипотезами и охотнее доверяет психологической реконструкции, а не выкладкам с опорой на общепринятые толкования. Понятно, что литературоведов такая методика не убеждает. Но у нее есть хотя бы одно бесспорное преимущество: глянец удается снять, сквозь напластования академических штудий начинает проглядывать живое лицо.
Это лицо непонятого, осмеянного, глубоко несчастного человека, который фанатично верен своей главной идее, намного опередившей эпоху, в какую ему довелось жить. Идеей Блейка, доминантой его личности и творчества была органика. Никаких условностей, в жертву которым заставляют приносить естественные побуждения. Никаких табу - тем более в искусстве.
Впрочем, и в жизни. Ничем не дорожа так сильно, как чувством внутренней гармонии, Блейк ради этой нескованности был готов с легкостью отбросить правила социального поведения, обязательные для подавляющего большинства его современников. Сын чулочника, десяти лет от роду отданный в обучение к граверу и дальше добывавший хлеб непрестижным, неприбыльным ремеслом, Блейк оказался предрасположен с готовностью принять …выпестованные им понятия о моральных обязанностях. Благо обязанности оказывались примерно теми же, какие предполагало служение художественному гению. А искра гения вспыхнула очень рано, еще в ту пору, когда Блейк пробовал освоить нормативный изобразительный язык живописи, допущенной в тогдашнюю Академию, и нормативные представления о прекрасном, которые господствовали в тогдашней поэзии.
Из подобных стараний ничего не получилось. Блейк не вписывался в тогдашнюю художественную атмосферу. И не хотел этого. Он избрал для себя дорогу, пролегавшую в стороне от литературных салонов, от господствующих веяний. Выпустив у издателя первую, еще довольно наивную книжку "Поэтические наброски" (1783), он больше никогда не обращался к типографщику. Изобрел собственный способ "иллюминованной печати" - вручную изготавливалось несколько экземпляров гравюры, сопровождаемой поэтическим текстом, живописный образ возникал одновременно со стиховым, иногда предшествуя ему, иногда его дополняя, - и пытался продавать сброшюрованные листы. Так были изданы "Песни неведения" (1789), а вслед им и "Песни познания" (1792); затем оба цикла он опубликовал как единое произведение, что и замышлялось с самого начала.
Успеха эти начинания не приносили. Да и не могли принести: Блейк прекрасно знал, что вкусы современников и его понятия о назначении художника расходятся очень далеко. Власть норм и порыв к органике - Акройд находит этот конфликт неразрешимым, поскольку Блейка отличало неверие в компромиссы. Восторжествовала, разумеется, нормативность, а все остальное было только следствием: провал единственной и никого не заинтересовавшей выставки 1811 года, нераспроданные экземпляры собственноручно награвированных поэм (за этими первыми образцами самиздата теперь охотятся и платят бешеные деньги коллекционеры). И твердо установившаяся репутация безумца. И фонд общественного призрения, куда пришлось обращаться, когда в 1827 году семидесятилетний Блейк умер в полном забвении и нищете.
Акройд уверен, что Блейк осознанно выбрал для себя эту тернистую дорогу, не страшась невзгод и не думая о славе - посмертной, а тем более прижизненной. Скорее всего, Акройд прав. Есть много документов, говорящих, что Блейк словно бы сам искал столкновений со своим веком. Видимо, он был из тех художников и поэтов, которых впоследствии станут называть то аутсайдерами, то маргиналами, то бунтарями, подразумевая, в сущности, одно и то же - для них расхождение с преобладающими веяниями и установками становится принципом, определяющим творческую позицию. Им не дано приспосабливаться. Они не продолжатели, а, пользуясь словом, когда-то предложенным в статьях Юрия Тынянова, "нововводители".
Блейк был "нововводителем" ничуть не меньше, чем Хлебников, чей опыт потребовал этого неологизма. И его нововведением стали не только необычные композиции или цветовые сочетания, поражающие на награвированных им листах. Не только метафоры, предвещающие образность символистов, словно за столетие до них Блейк уже предощущал, что в поэзии несводимость смысла к логически выстроенному ряду, сколь он ни сложен, станет цениться выше всего остального.
Как новатор он вписал свое имя и в историю живописи, и в историю литературы, однако еще существеннее, что Блейк был первым из англичан, кто выразил новое самосознание личности. Романтики в этом отношении обязаны ему всем, сколь бы скептично ни отзывался о нем, например, Вордсворт и как бы далеко ни расходился с ним Колридж по характеру художественного мышления.
В 1799 году, через пять лет после того как были награвированы "Песни неведения и познания", оставшиеся его высшим поэтическим свершением, он писал некоему доктору Траслеру, видимо одному из потенциальных меценатов: "Я знаю, что этот мир принадлежит Воображению и открывается только Художнику. То, что я изображаю на своем рисунке, мною не выдумано, а увидено, но все видят по-разному. В глазах скупца гинея затмевает солнце, а кошелек с монетами, вытершийся от долгой службы, зрелище более прекрасное, чем виноградник, гнущийся под тяжестью лозы... Чем человек является, то он и видит".
Для Блейка воображение было не отвлеченной категорией, но той подавленной человеческой способностью, которую должно пробудить искусство, воспитывая новое зрение, - а можно сказать и по-другому: нетрафаретное восприятие, органичное ощущение мира, а значит, и новую систему ценностей. Так смысл и цель поэзии понимал в ту пору один Блейк. Должно быть, поэтому он один и стал чем-то наподобие пророка. Или, по меньшей мере, культовой фигурой для многих поколений после того, как через двадцать лет после его ухода Данте Габриэл Россетти, тоже сочетавший в себе дарования поэта и художника, пусть намного более скромные, случайно наткнулся в Британском музее на пыльную связку гравюр, и для Блейка началось бессмертие.
Россетти и близкие ему литераторы - Александр Гилкрист, оставивший занятия историей искусства, чтобы написать первую большую биографию Блейка, поэт Алджернон Суинберн - были поражены и покорены оригинальностью открывшегося им мира. Яркость поэтических образов сразу позволяла почувствовать глаз живописца, мощная философская символика гравюр выдавала поэта, для которого образцом вдохновения служил Данте, а адресатом полемики Мильтон - и не меньше. Способность видеть небо в чашечке цветка, если процитировать блейковское четверостишие, которое вспоминают чаще всего, казалась неподражаемой.
Знаменитому стихотворению "Тигр" есть параллель в "Песнях неведения" - стихи об Агнце, прямо отсылающие к Евангелию от Иоанна: "Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира". Стихотворение "Ягненок", гимн кротости, придает особую выразительность образам "Тигра" - в нем настоящий сгусток яростной энергии. Но и "Тигр" не антитеза, а необходимое дополнение: вот она, сокрушающая ярость, которой - так казалось Блейку, - может быть, дано перебороть заблуждения и зло мира скорее, чем христианскому смирению и любви. И как знать, не эта ли энергия будет востребована человечеством, решившимся через темные заросли самообманов и догм пробиться к свету неподдельных истин?
С этим, вернее всего, мало кто согласится после кровавого опыта нашего столетия. Но не надо уличать Блейка в том, что он не предугадал, каков окажется истинный ход вещей. Достойнее и справедливее - воздать должное духовной отваге, побуждавшей его идти наперекор верованиям своего времени, а в искусстве оставившей о себе память шедеврами, над которыми время не властно.
АЛЕКСЕЙ ЗВЕРЕВ
источник
Тигр
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован - такой?
Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватил смертельный страх?
В тот великий час, когда
Воззвала к звезде звезда,
В час, как небо все зажглось
Влажным блеском звездных слез, -
Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?
Перевод К. Бальмонта
(В кн.: Из мировой поэзии. Берлин, 1921.)
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Понедельник, 04.02.2013, 14:49 | Сообщение # 54 |
Москва
Российская Федерация | "Он не только смотрел и слушал произведения всех этих людей искусства, но еще и читал о них. Майкл Джексон был ненасытным читателем. С самого детства и до последних лет жизни он при каждой возможности ходил по книжным магазинам и уносил оттуда целые кипы книг. В его личной библиотеке насчитывалось более двадцати тысяч наименований, включая биографии, поэзию, философию, психологию и историю. Джексон читал об афроамериканском рабстве и и движении по защите гражданских прав, об Эдисоне и Галилее. О религии и духовности. Он читал романы Джеймса Барри и Чарльза Диккенса. Он читал Блейка, Эмерсона и Вордсворта. Он заставил свой персонал прочесть биографию известного шоумена Ф.Т. Барнума и часто цитировал целые абзацы из биографий Микеланджело и Альберта Эйнштейна.
И когда этот артист работал над альбомом, танцевал или создавал видеоклипы, он постоянно обращался к своей интеллектуальной сокровищнице. Разносторонний живой мир воображения был для Джексона так же реален, как и его собственная жизнь – если не более…."
Джо Вогель. Человек в музыке… Мир воображения (фрагмент) перевод Ю. Сирош.
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Вторник, 05.02.2013, 18:17 | Сообщение # 55 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Мост вздохов
Но для начала несколько строк о поэте:
Гуд, Томас
(Thomas Hood) - английский поэт и юморист, автор знаменитой "Песни о рубашке" (1798-1845). Родился в Лондоне в семье книгопродавца; с детства отдан был в торговую контору, но вскоре "сидение на высоком стуле за высокой конторкой" сделалось ему невыносимым. Учился граверному ремеслу, пригодившемуся ему впоследствии, когда он снабжал свои стихотворения собственными иллюстрациями.
Писательская деятельность Гуда начинается с 1821 г., когда он вступил в редакцию "London Magazine" и завязал близкие отношения с Ч. Лэмом, Деквинси, Кольриджем. Гид дебютировал томиком "Odes and Addresses", написанным в сотрудничестве с Рейнольдсом, другом Китса, и заслужившим одобрение Вальтера Скотта. Затем вышел юмористический сборник "Whims and Oddities", "National Tales" (1827), роман "Tilney Hall" (1828). Эти первые произведения, кроме неудачного романа "Tilney Hall", имели большой успех в публике. Славу юмориста Гид приобрел, главным образом, издавая несколько лет "The Comic Annual", в котором остроумно осмеивал текущие события. В том же сатирическом духе написана его поэма "Up the Rhine" (1842), "Whimsicalities, at periodical gathering", "The Lament for the decline of Chivalry" и др. Все это не выделяет Гида из ряда других забытых карикатуристов и сотрудников юмористических журналов того времени. Но в Гиде таилось высокое поэтическое дарование, развивавшееся с годами, между тем как его здоровье делалось все более шатким. Лучшие его вещи написаны в последние годы жизни, среди сильных физических страданий и материальных лишений. Самое общеизвестное из них - "Song of the shirt" (песнь о рубашке), появившееся впервые за два года до смерти поэта в юмористическом журнале "Punch". Эта трогательная картина жизни швей вызвала целое движение против эксплуатации женского труда. Гораздо выше в поэтическом отношении стоят "Bridge of Sighs", "Dream of Eugene Aram", "The Lay of the Labourer", "The Haunted House", "Hero and Leander", "Plea of the Midsummer Fairies" и несколько чисто лирических пьес, как "Fair Inez", "Ruth" и друг. Отличительная черта этих стихотворений - необыкновенно глубокое гуманное чувство, лежащее в основании поэтической идеализации трудящихся и страдающих классов, и правдивое изображение меланхолической стороны жизни, интуитивное понимание того, что древние назвали lacrimae rerum/слезы. Драматизм его взятых из жизни сюжетов вытекает из материальных подробностей, на которых он останавливается, возбуждая самым описанием чувство сострадания и грусти. Таково описание утопленницы в "Bridge of Sighs/Мост вздохов", душевного состояния убийцы после совершенного преступления в "Dream of Eugene Aram", заброшенного дома в "Haunted House".
Помимо гуманности замысла, названные стихотворения Гида замечательны по музыкальности ритма. Э. По справедливо причисляет "Bridge of Sighs" и "Haunted House" к перлам английской поэзии. - Стихотворения Гида выдержали массу изданий; народное изд. вышло в 1866 г. Полное собрание его соч. издано было его сыном ("Works of Т. Н.", Лондон, 1864); его воспоминания ("Memorials") издала его дочь (Л., 1860). "Песнь о рубашке" прекрасно переведена на рус. яз. М. И. Михайловым.
З. Венгерова. источник
Bridge of Sighs/Мост вздохов
Вновь, омраченная,
Спит, не дыша,
Отягощенная
Жизнью душа!
С мертвой голубкою
Будьте нежней;
Подняли хрупкую
С мокрых камней!
Катятся струи
На мостовую:
Густо опутана
Тиной обильной,
Словно укутана
В саван могильный!
Без осуждения,
Пренебрежения,
С болью сердечной
Вспомните жившую,
Смерть искупившую
Женственность вечную.
Не упрекайте
Мятежницу скорбную:
Стерто минувшее,
Смыто позорное;
Нет, не лукавила
С жизнью несчастная,
Смерть ей оставила
Только прекрасное.
Евы ославленной
Горести минули:
Волны, проржавленны,
К берегу хлынули!
Пышные косы
Свяжите узлом,
Светлые косы!
Излишни вопросы:
Где ее дом?
Есть ли родные?
Где они ныне?
Братья и сестры!
Ласка и милость?
Или к любимому,
Недостижимому,
Сердце стремилось?
Ах! С христианами,
Сдержанно-рьяными,
Жить все трудней!
Комнаты дороги;
Не было в городе,
В каменном ворохе,
Крова у ней!
Все изначальные,
Сентиментальные
Чувства исчезли.
Плакать рискованно,
Смерть уготована,
Сердце приковано
К пасмурной бездне.
Там, где фонарный
Свет лучезарный
Рябь озарил,
Где вспыхнула темная
Река неуемная,
Застыла бездомная
У самых перил.
Холод мартовских звезд
Бьет ее мелкой дрожью;
Аркой выгнулся мост,
Взявший берег в подножье;
Жизнь отметается,
Смертного таинства
Сердце полно,
Рот перекошенный…
Сладко быть брошенной
Камнем на дно!
Очертя голову,
В зыбкое олово,
В ряби разбег;
Не обесславь ее,
Ясно представь ее,
Злой человек!
Я окуну твою
Душу распутную
В омуты рек!
С мертвой голубкою
Будьте нежней, -
Подняли хрупкую
С мокрых камней!
Мертвое тело
Не окоченело,
Так ради Христа
Слезы утрите ей,
Нежно отрите ей
Щеки, уста!
Очи открытые
С болью гнетущею
Сквозь незабытое,
Тиной покрытое,
Смотрят в грядущее.
Бесчеловечности
И бессердечности
Жертвою стала ты:
Гибель прияла ты
Волей судьбы!
Муки простите ей,
Руки скрестите ей
Для очистительной
Вечной мольбы!
И отпустите вы
С нежностью ровною
К трону Спасителя
Душу греховную!
Переводчик неизвестен
И строки из песни Майкла:
Кто-то убил маленькую Сьюзи,
девочку с мелодией,
которая пела в полуденный час.
Она здесь кричала,
ее голос сообщил о ее беде,
но никто не пришел ей на помощь сразу...
Падение с лестницы,
ее платье разорвано,
кровь в ее волосах...
Зловещая тайна повисла в воздухе.
Она лежит здесь, такая хрупкая,
ее фигурка такая тоненькая,
поднимите ее осторожно,
кровь в ее волосах...
Все пришли посмотреть
на девочку, которая теперь мертва,
слепо смотрят ее глаза...
И вдруг голос из толпы сказал:
"Эта девочка жила напрасно,
в ее лице столько агонии, столько мучений..."
Но только мужчина из соседней квартиры
знал Маленькую Сьюзи, и теперь он плакал,
когда наклонился закрыть глаза Сьюзи...
Она лежит здесь, такая хрупкая,
ее фигурка такая тоненькая,
поднимите ее осторожно,
кровь в ее волосах...
Она пела свою мелодию только Бога ради,
чтобы кто-нибудь почувствовал ее отчаяние.
Быть проклятым, знать, что надежда мертва, и ты обречен
кричать о помощи - но никого рядом нет...
Она знала, что никому нет дела...
Отец ушел из дома, бедная мать умерла,
оставив Сьюзи одну,
душа дедушки тоже отлетела...
Никого, чтобы позаботиться, просто любить ее.
Сколько может человек вынести
безразличия к его нуждам в его молитвах...
Безразличие может убивать,
словно нож, вонзенный в твою душу,
так бывает...
Маленькая Сьюзи так упорно боролась за жизнь...
Она лежит здесь такая хрупкая,
ее фигурка такая тоненькая,
поднимите ее осторожно,
такую юную и такую светлую.
перевод
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Суббота, 09.02.2013, 01:02 | Сообщение # 56 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Детский час
Так уж получилось, что на конец раздела поэзия я оставила сама себе самую заморочистую работу))). Сегодня речь пойдет о Генри Водстворте Лонгфелло, у многих из вас он возможно на слуху как автор легендарной Песни о Гайавате, однако же в источнике он упоминается как автор стихотворения «Детский час». Это стихотворение было напечатано на сувенирных письменных принадлежностях Неверленда. А сложность заключается в том, что как я не пыталась разыскать перевод этого стихотворения в интернете и в фондах местных библиотек – мне это не удалось, хотя возможно где-то и существует поэтический перевод стихотворения, и было бы здорово его как-нибудь обнаружить. Но для начала несколько слов о Лонгфелло.
Генри Уодсворт Лонгфелло (англ. Henry Wadsworth Longfellow; 27 февраля 1807, Портленд (Мэн) — 24 марта 1882, Кембридж (Массачусетс)) — американский поэт. Автор «Песни о Гайавате» и других поэм и стихотворений.
Происходил из старинной йоркширской семьи, переселившейся в Америку в XVII в. и жившей в строгих пуританских традициях. Поэт воспитывался в своем родном маленьком городе Портленде, много читал, увлекался Вашингтоном Ирвингом и под его влиянием стал писать стихи. Университетское образование Лонгфелло получил в Bowdoin College, в Брунсвике, и после годичного пребывания в Европе сделался профессором новых языков сначала в Брунсвике, потом в гарвардском университете; составил целый ряд ценных курсов по европейским литературам, издал несколько переводов с испанского, рассказал свои путевые впечатления в интересной книге «Outre-Mer».
С конца 1830-х годов он всецело отдался делу своей жизни — поэзии.
"Детский час" это стихотворение американского поэта Генри Лонгфелло , впервые опубликованное в сентябре 1860 в The Atlantic Monthly .
Стихотворение описывает идиллическую семейную жизнь поэта с его собственными тремя дочерьми Алисой, Эдит, и Энн Allegra. Издатель Лонгфелло Джеймс Томас поля был в восторге от стихотворения, отметив, что его будет обожать "родительская общественность". Групповой портрет трех дочерей Лонгфелло Thomas Buchanan широко воспроизводиться и распространяться вместе с поэмой. В 1883 году, через год после смерти поэта, живая картина была поставлена под названием Мечта Лонгфелло и показана его жизни и творчества, в том числе "Детский час". Так рассказывает об этом стихотворении англоязычная Википедия.
В нашем русскоязычном интернете упоминание об этом стихотворении встречается сплошь и рядом в психологической литературе как пример преодоления человеком тяжелейшего шока, связанного со смертью близкого, родного человека:
Генри У. Лонгфелло понял это, когда потерял свою молодую жену. Однажды его жена пыталась растопить немного сургуча пламенем свечи, как вдруг загорелась ее одежда. Лонгфелло услышал крики жены и попытался спасти ее. Но было уже поздно. Она умерла от ожогов. Некоторое время Лонгфелло был настолько потрясен этим страшным событием, что чуть не сошел с ума. Но к счастью для него его трое маленьких детей нуждались в его внимании. Несмотря на свое горе, Лонгфелло стал для них отцом и матерью.
Он ходил с ними гулять, рассказывал им истории, играл с ними в игры. Он запечатлел свое общение с ними в бессмертной поэме "Детский час". В это же время он занялся переводом Данте, и благодаря всем этим делам он был постоянно занят и полностью забывал о своем горе. Только так ему удалось снова обрести душевное спокойствие. источник
Ну а теперь, собственно сама поэма, как я уже писала выше, ее перевода на русский язык я не нашла, поэтому читать ее вы будете благодаря Dannie OK за что ей огромное спасибо!
Детский час
Между темнотой и дневным светом,
Когда начинает опускаться ночь
Приходит время паузы в дневных занятиях,
Это называется Детский час.
Я слышал в помещении надо мной
Топот маленьких ног,
Звук открывающейся двери
И голоса мягкие и сладкие.
оторвавшись от занятий я вижу в свете лампы,
как спускаются по широкой лестнице зала,
Серьезная Алиса, и смеющаяся Allegra,
И Эдит с золотыми волосами.
Шепот, а затем тишина:
Но я знаю, их глаза смеются
Они планируют заговор вместе
Для того, чтобы застать меня врасплох.
Внезапно слетают с лестницы,
Внезапно налетают из зала!
Оставив позади три двери
Они входят в стены моего замка!
Они поднимаются в мою башню
по ручкам и спинке моего стула;
Если я попытаюсь бежать, они окружат меня;
кажется, что они везде.
Они почти поглотили меня с поцелуями,
Их руки обвивают меня
Пока я думаю о епископе Bingen
и его Mouse-Towerна Рейне!
Вы думаете: о голубоглазые разбойницы,
Потому что вы взобрались на стену,
такого старого усача как я
Это разве для вас не сражение?
Я помещу вас быстро в мою крепость,
И не позволю вам уйти,
Но помещу вас вниз, на донышко
В круглой башне моего сердца.
И я буду держать вас вечно,
Да, всегда. пока не придет день.
когда разрушатся стены
и не превратятся в пыль.
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Вторник, 12.02.2013, 23:54 | Сообщение # 57 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Уильям Вордсворт
Рождению этого поста я обязана Джо Вогелю, причем самое любопытное, что цитата эта находится примерно ближе к середине книги и я на нее наткнулась благодаря тому что книга сама то и дело открывалась именно на этой 180 странице, хотя я до нее еще «не дошла»)).
«Уединившись в Неверленде, Джексон, наконец, в тридцать один год почувствовал свободу и возможность исследовать свою личность, взгляды на мир и вновь обретенные цели. Когда он не занимался творчеством, он запоем читал все, начиная от Эмерсона и Вордсворта и заканчивая биографиями Микеланджело и Бетховена, от психологии Фрейда и Юнга до суфийской поэзии. В личной библиотеке было более 20. 000 наименований, включая многочисленные книги его любимых классиков в первом издании».
Несколько предложений о Уильяме Водсворте:
Уильям Вордсворт (William Wordsworth, 7 апреля 1770, Кокермаут, графство Камберленд — 23 апреля 1850, Райдал-Маунт, близ Грасмира, графство Камберленд) — английский поэт-романтик, основной автор сборника «Лирические баллады», условно относимый к т. н. «озёрной школе».
Уильям Вордсворт — поэт Природы и Человека. Он верил, что его поэтическое назначение — показать природу не как убежище человека от страданий и обязательств, но как источник «чистейшей страсти и веселья», непреходящего вдохновения и поддержки, дарующих, если только человек способен по-настоящему видеть и слышать, вечные и всеобщие ценности души и сердца - любовь, радость, стойкость и сострадание. Эта вера уходит корнями в детские и юношеские переживания Вордсворта, которые определили его развитие как поэта. Необычайно обостренные зрение и слух давали молодому человеку столь глубокое наслаждение красотой и загадочностью природы, что нередко он погружался в транс или в состояние восторга, благоговения и даже трепета.
Столь же глубокой была любовь Уильяма Вордсворта к людям — детям и наследникам природы. В детстве и юности его восхищали сельские типы, особенно пастухи и «разносчики», то есть бродячие торговцы. Их образы встречаются в его поэзии. Характер иного плана — необузданный, жестокий, бесчувственный бродяга, который, однако, тоже дитя природы, способное на раскаяние и нежность, — великолепно раскрыт в Питере Белле. Вордсворт никогда не судил ближнего, и его поэзия согрета чувством, которое Ч.Лэм называл «прекрасной терпимостью» к человеческим слабостям и недостаткам. Вордсворт любил смиренных и кротких сердцем. Сочувствие тяжелой женской доле также ярко проявилось в его творчестве. В его поэзии часто возникают и образы детей, подчас выказывающих, в отличие от недалеких взрослых, прозорливость сердца и воображения, как в балладе «Нас семеро» (1798).
Вордсворт неизменно подчеркивал, сколь многим он обязан четырём своим великим предшественникам в английской поэзии — Дж. Чосеру, Э.Спенсеру, У.Шекспиру и Д.Мильтону. Его стиль обнаруживает приметы их неизменного влияния, в первую очередь Мильтона, чьи сонеты побудили Вордсворта обратиться к этой поэтической форме. Поздняя его поэзия в основном представлена именно сонетами, иногда объединенными в циклы наподобие Реки Даддон и Церковных очерков. Сюжетные стихотворения Лирических баллад и по содержанию, и по стилю родственны народной английской балладе, хорошо знакомой Вордсворту.
В лучших поэтических творениях Вордсворта ясная мысль сочетается с выразительными точными описаниями, высвеченными силой чувства, а в обрисовке персонажей как внешний облик, так и душа человека переданы с безупречной достоверностью. Та же непреложная верность правде позволила ему в Книге I «Прогулки» (где Странник — это фактически автор), в «Прелюдии» и в «Тинтернском аббатстве» раскрыть пережитые им состояния восторга, ужаса и духовидения так, что это стало новым словом в поэзии.
В зрелые и поздние годы жизни творческий гений вдохновлял поэзию Вордсворта в меньшей степени, нежели в 1797—1807, однако она часто являлась плодом глубокой мысли и чувства и порой достигала вершин художественного мастерства.
Города, даже провинциального, у Вордсворта нет. Только в сонете «К Лондону» он нарисовал Лондон, который, однако, напоминает у Вордсворта спокойную и спящую усадьбу. В сонете нет ни одной характерной черты города, несмотря на то, что он написал этот сонет, стоя на Вестминстерском мосту, в самом центре Лондона.
Зато он открыл, как говорят критики, природу англичанам, и его справедливо считают лучшим мастером пейзажа. Всё, что Вордсворт изображал, дано на фоне природы: нищий сидит на отдалённой скале, кошка играет увядшими листьями, глухой крестьянин лежит под сосной, и т. д. Время он измеряет цветущими вёснами, страдным летом, обильной плодами осенью, холодными долгими зимами. Тончайшие оттенки психики он переводит на язык природы. Такой недостаток человеческого организма, как глухоту, Вордсворт изображает следующим образом: для глухого «глубокая горная долина с звенящими ручьями — мертва, он не слышит её музыки; летним утром его не будит торжественный хор птиц, его не радует гулкое „ку-ку“ в шумящем бору; не для него поют и жужжат в цветах пчелы. Когда сильные ветры качают широкую грудь озера и оно поёт, играет и рокочет тысячами бурлящих волн, ветер пригибает к земле верхушки деревьев и шумит в тростнике — он не слышит музыки бури, — он видит лишь немую картину. Он не слышит скрежета плуга, переворачивающего тяжёлые комья земли, он не слышит звона косы и хруста травы, не слышит шелеста колосьев, когда его серп подрезает стебли, не слышит весёлого шума труда в страдную пору» («Excursion Book»).
Вордсворт, будучи противником городской культуры, не особенно тянулся и к науке. Он познавал мир непосредственным общением с природой. «Ребёнок, приложивши к уху раковину, слышит рокот океана». «Природу познает не ум, а сердце чуткое и воспринимающее. Природа — величайший учитель. Наука ищет далёкую истину, а поэт поёт песни сегодняшнего дня, ему вторит сегодняшнее человечество, перед лицом правды сегодняшнего дня».
В творчестве Вордсворта есть доля мистики и обожествления природы, есть немного морализирования и набожности, но все это теряется в его глубоко лиричной и простой поэзии. В произведениях Вордсворт нашли место и крестьянин, и вернувшийся со службы солдат, и коробейник, и крестьянские дети («A Noble Peasant»; «We are Seven»; «The idiot Boy», etc.).
В 1988 году Майкл начинает создавать свою единственную книгу, наполненную стихами и притчами «DancingTheDream». И если о влиянии поэтов суффистов , Джебрана Халила, Рабдраната Тагора я уже писала, то о влиянии Вордсворта я не имела представления – спасибо Вогелю. И вот как он аргументирует этот факт:
«В стихотворении Planet Earth/Планета Земля он говорит с планетой как влюбленный, спрашивая: «Слышишь ли ты, нашла ли ты себя в самой глубине моего сердца? Ласкающая ветерками, нежная и родная, ожившая в музыке, наполняющей мою душу» (Do you care, have you a part In the deepest emotions of my own heart Tender with breezes, caressing and whole Alive with music, haunting my soul) . Стихотворение Джексона«Magical Child» («Волшебное дитя») о мудрости, истине и счастье, обретаемых в невинности и чистоте детей, несет в себе отголоски произведений английского поэта Уильяма Вордсворта: « И пока они шептались и строили заговоры, чтобы истощить его, погубить его чудо, растоптать его, спалить его смелость, разжечь в нем страх, - дитя осталось простым и искренним(«And while they whispered and conspired through endless rumors to get him near, burn his courage, fuel his fear, the child remained just simple, sincere»)
И несколько стихотворений Уильяма Вордсворта:
«Нас семеро»
Ребенок простодушный, чей
Так легок каждый вдох,
В ком жизнь струится, как ручей,
Что знать о смерти мог?
Я встретил девочку, идя
Дорогой полевой.
"Мне восемь", - молвило дитя
С кудрявой головой.
Одежда жалкая на ней
И диковатый вид.
Но милый взгляд ее очей
Был кроток и открыт.
"А сколько братьев и сестер
В твоей семье, мой свет?"
Бросая удивленный взор,
"Нас семь", - дала ответ.
"И где ж они?" - "Ушли от нас
В далекий Конвей двое,
И двое на море сейчас.
А всех нас семь со мною.
За нашей церковью в тени
Лежат сестренка с братом.
И с мамой мы теперь одни
В сторожке с ними рядом".
"Дитя мое, как может вас
Быть семеро с тобою,
Коль двое на море сейчас
И на чужбине двое?"
"Нас семь, - ответ ее был прост, -
Сестра моя и брат,
Едва войдешь ты на погост -
Под деревом лежат".
"Ты здесь резвишься, ангел мой,
А им вовек не встать.
Коль двое спят в земле сырой,
То вас осталось пять".
"В цветах живых могилы их.
Шагов двенадцать к ним
От двери в дом, где мы живем
И их покой храним.
Я часто там чулки вяжу,
Себе одежку шью.
И на земле близ них сижу,
И песни им пою.
А ясной летнею порой,
По светлым вечерам
Беру я мисочку с собой
И ужинаю там.
Сначала Джейн ушла от нас.
Стонала день и ночь.
Господь ее от боли спас,
Как стало ей невмочь.
Мы там играли - я и Джон,
Где камень гробовой
Над нею вырос, окружен
Весеннею травой.
Когда ж засыпал снег пути
И заблестел каток,
Джон тоже должен был уйти:
С сестрой он рядом лег".
"Но если брат с сестрой в раю, -
Вскричал я, - сколько ж вас?"
Она в ответ на речь мою:
"Нас семеро сейчас!"
"Их нет, увы! Они мертвы!
На небесах их дом!"
Она ж по-прежнему: "Нас семь!" -
Меня не слушая совсем,
Стояла на своем.
Перевод - И. Меламеда
«Все наоборот»
Встань! Оторвись от книг, мой друг!
К чему бесплодное томленье?
Взгляни внимательней вокруг,
Не то тебя состарит чтенье!
Вот солнце над громадой гор
Вослед полуденному зною
Зеленый залило простор
Вечерней нежной желтизною.
Как сладко иволга поет!
Спеши внимать ей! пенье птицы
Мне больше мудрости дает,
Чем эти скучные страницы.
Послушать проповедь дрозда
Ступай в зеленую обитель!
Там просветишься без труда:
Природа - лучший твой учитель.
Богатство чудное свое
Она дарует нам с любовью.
И в откровениях ее
Веселье дышит и здоровье.
Тебе о сущности добра
И человечьем назначенье
Расскажут вешние ветра,
А не мудреные ученья.
Ведь наш безжизненный язык,
Наш разум в суете напрасной
Природы искажают лик,
Разъяв на части мир прекрасный.
Искусств не надо и наук.
В стремленье к подлинному знанью
Ты сердце научи, мой друг,
Вниманию и пониманью.
Перевод - И. Меламеда
Жёлтые нарциссы
Я брёл, как облачко весною,
Один, меж долом и горой.
И вдруг увидел пред собою
Златых нарциссов целый рой -
В тени деревьев у реки
Бриз волновал их лепестки.
Толпясь, как звёзды, что сверкают,
Собой украсив Млечный Путь,
Они вдоль берега мелькают,
И вдаль стремятся ускользнуть;
Их в танце тысячи сплелись,
Головки поднимая ввысь.
Танцуя рядом, даже волны
Нe превзошли весельем их.
И я, поэт, задором полный
В кругу нарциссов золотых,
Бросаю восхищённый взгляд
На этот радостный парад.
И часто, лёжа на диване,
Когда уныл мой грустный взор,
Я вспоминаю в упованье
Их удивительный задор,
И сердце радостью полно,
Танцуя с ними заодно.
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Воскресенье, 17.02.2013, 23:09 | Сообщение # 58 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Мысли о любви
Когда идешь по жизни рядом с Майклом с тобой постоянно происходят чудеса! Вот вчера уже хотела приступить к рассказу о новом разделе в библиотеке Майкла, но на всякий случай решила проверить раздел поэзии – не упустила ли чего. И оказалось, что пропустила…!!! причем то, что сегодня как никогда кстати, но самое удивительное, что обнаружила я это в самый канун этого светлого праздника))
Итак, праздничный пост))
Последним поэтом о котором я расскажу является Сьюзан Полис Шутц и ее сборник стихотворений Мысли о любви/Thoughts of love, ее произведения, к сожалению, не переведены на русский язык, упоминаний о ней в русском интернете тоже практически нет, поэтому пришлось переводить.
Сьюзан Полис Шутц - Susan Polis Schutz (родилась 23 мая 1944 года), американский поэт и продюсер поздравительных открыток и мать американского конгрессмена Джареда Полис Колорадо.
Шютц родилась в Peekskill, Нью-Йорк, и является дочерью Джун (урожденная Келлер) и Дэвид Полис. Ее бабушка и дедушка были еврейскими иммигрантами из России. Широко известна Сьюзан Шутц стала благодаря основанию в 1996 году веб-сайта bluemountain.com, который занимается продажей и разработкой поздравительных открыток.
Шутц, также является исполнительным продюсером документального фильма Anyone and Everyone. Фильм рассказывает истории о молодых людях и девушках, принадлежащих к сексуальным меньшинствам, а также их родителях. Премьера фильма состоялась на KPBS public television в San Diego, California в августе 2007, позже фильм был показан и на других каналах.
А вот что пишет сама Сьюзан в аннотации к книге своих стихов «Мысли о любви»:
Мысли о любви, поселившейся в вашем сердце приносят прекрасные ощущения счастья, надежды и нежности. Они преобразуют мир вокруг вас в место, где мечты действительно сбываются, они привносят особую красоту каждого сезона вашей жизни. Тем не менее, такие мощные- как эти- мысли не всегда легко выразить.
МЫСЛИ О ЛЮБВИ для любого, кто когда-либо затруднялся подобрать слова, чтобы описать подавляющие их эмоции, созданные любовью. Стихи и письма, собранные здесь, изображают и празднуют любовь во всех ее аспектах. Эта книга - красивый подарок, чтобы подарить, получить и разделить между двумя сердцами, которые знают какое счастье может принести любовь.
"Любовь есть понимание того, что является настолько полным, что вы чувствуете, как будто вы являетесь частью другого человека, принятие другого человека таким, какой он есть, а не попытка изменить его. Любовь есть источник единства. "- Susan Polis Schutz
 Я тебя люблю Я не могу обещать тебе, что Я не изменю Я не могу обещать тебе, что Я буду в одном настроении Я не могу обещать тебе, что Я не буду тебя обижать иногда Я не могу обещать тебе, что Я устою  Я не могу обещать тебе, что Я всегда буду сильной Я не могу обещать тебе, что Ты не увидишь моих недостатков Но - Я обещаю тебе, что Я всегда буду поддерживать тебя Я обещаю тебе, что Я буду делиться своими мыслями и чувствами с тобой Я обещаю тебе, что Я дам тебе свободу быть собой Я обещаю тебе, что Я понимаю все, что ты делаешь Я обещаю тебе, что Я буду полностью честной с тобой Я обещаю тебе, что Я буду плакать и смеяться вместе с тобой Я обещаю тебе, что Я помогу тебе достичь твоих целей Но - Больше всего этого Я обещаю любить тебя. Будь моим Валентином Прогуляйся со мной в любви Поговори со мной о том, что ты не можешь рассказать другим Посмейся со мной даже тогда, когда ты чувствуешь себя глупо Поплачь со мной когда ты сильно расстроен Поделись со мной всей красотой этой жизни Борись со мной против всех уродливых вещей в жизни Твори со мной мечты, чтобы идти за ними Веселись со мной Во всем, что мы делаем Работай со мной для достижения общих целей Потанцуй со мной в ритме нашей любви Пройди со мной всю жизнь Давай обнимемся друг с другом На каждом шагу нашего путешествия Навсегда в любви
Стихи в переводе Dannie OK
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Среда, 20.02.2013, 16:47 | Сообщение # 59 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Карл Густав Юнг
Но, если вам нечего создавать, то, вы можете создавать себя.
Карл Густав Юнг.
Наткнулась сейчас у Вогеля на очередное упоминание о Карле Густаве Юнге, как одном из психоаналитиков, учения и мысли которого были близки Майклу. Я где-то еще натыкалась на этот факт, но где - не помню. В любимом мной источнике упоминания о книгах по психологии вообще отсутствуют, хотя как признают большинство знавших Майкла людей – эти книги в библиотеке были.
Карл Густав Юнг (Carl Gustav Jung, 26.07.1875 - 6.06.1961) - швейцарский психиатр, основоположник одного из направлений глубинной психологии, аналитической психологии.
Родился в местечке Кессвил в семье священника. В юности запоем читал философские работы. Окончил университеты Базеля и Цюриха, в 1900 году стал работать в клинике для умалишенных при Цюрихском университете.
Во время работы в клинике Юнг познакомился с трудами Зигмунда Фрейда, а позднее - и с их автором. С 1907 г. они стали работать в тесном сотрудничестве, продолжавшемся пять лет.
В 1912 году Юнг опубликовал «Психологию бессознательного», в которой опроверг многие из идей Фрейда; два года спустя он ушел в отставку с поста президента Международного психоаналитического общества.
В 1921 г. увидела свет работа "Психологические типы", в которой Юнг разделил всех людей на интровертов и экстравертов, а также впервые обосновал свою теорию архетипов.
В 1933 году Юнг стал профессором психологии Федерального политехнического университета в Цюрихе. В 1943 г. перебрался в Базель, в университете которого занял пост профессора медицинской психологии.
Задачей аналитической психологии Юнг считал толкование архетипических образов, возникающих у пациентов. Юнг развил учение о коллективном бессознательном, в образах (архетипах) которого видел источник общечеловеческой символики, в том числе мифов и сновидений. Юнг считал, что бессознательное - это независимая часть психики, обладающая собственной динамикой и дополняющая ее сознательную часть. Целью его терапевтического метода было воссоединение сознания и бессознательного, через которое, как он считал, человек может достичь полноты раскрытия своей личности («индивидуации»). Работы Юнга оказали значительное влияние не только на развитие психологии и психиатрии, но и на другие области науки о человеке - культурологию, религиоведение, антропологию, педагогику, литературоведение. источник
В отличие от Фрейда, Карл Юнг считал, что то, что применимо к художнику как к личности, неприменимо к нему, как к творцу. Нельзя слишком гипертрофировать индивидуальные сексуальные комплексы, строя на них такую зыбкую систему. Юнг считал, что художническая психология есть вещь коллективная и слишком ее индивидуализировать - это неправильно. Т.е. проникновение создателя произведения в коллективное бессознательное - одно из важнейших условий продуктивности художественного творчества.
Юнг не отрицает те психические комплексы, которые живут в индивиде, и которые сформулировал Фрейд. Однако Юнг истолковывает их по-иному, рассматривая в качестве архетипов. Архетипы, согласно Юнгу, выступают как всеобщие образы, формы, идеи, представляющие собой доопытные формы знания, бессознательные мыслеформы. Коллективные образы наиболее явно претворились в формах народного фантазирования и творчества. Разрабатывая эту линию, ученый внес весомый вклад в теорию мифа. Юнг убежден в том, что коллективные образы, так или иначе, предопределяют природу творческой фантазии и отдельного художника. Наблюдение над повсеместностью схожих мифотворческих мотивов у народов, которые никогда не приходили в соприкосновение друг с другом, приводит Юнга к идее об укорененности истоков мифотворчества и фантазирования в общей природе людей.
Продуктивной явилась и разработка Юнгом теории психологического и визионерского типов творчества. Психологический тип творчества основан на художественном воплощении знакомых и повторяющихся переживаний, повседневных людских скорбей и радостей. Переживание, которое культивирует визионерский тип творчества - это взгляд в бездну, в глубины становящегося и еще не ставшего, в скрытые первоосновы человеческой души. Именно такого рода первопереживание приближает к постижению онтологической сущности мира. источник
И чуть подробнее о творчестве, потому что именно это направление в учении Юнга, на мой взгляд, могло привлечь/вызвать интерес у Майкла:
Творческий процесс — это прежде всего активизация покоящихся в сфере бессознательного вечных символов человечества и их преобразование в завершенное произведение искусства. По словам Юнга, "говорящий на языке исконных образов (Urbilder) говорит великим множеством голосов; он покоряет и потрясает, и в то же время извлекает описываемое из области случайного и преходящего и возвышает его до уровня вечного. Он преобразует нашу личную судьбу в судьбу общечеловеческую, тем самым пробуждая в нас все те благодатные силы, которые всегда помогали человечеству преодолевать опасности и выдерживать даже самые долгие ночи... Именно здесь кроется тайна воздействия великого искусства"[27].
Говоря о творчестве, Юнг большое значение придает фантазии, которую он даже выделяет в особую категорию: по его мнению, фантазия, не подчиняясь ни одной из четырех фундаментальных функций [мышление, чувство, ощущение и интуиция – прим. мое], принимает участие в каждой из них. Он отвергает расхожее представление, будто художественное вдохновение свойственно только интуитивному типу, а во всех художественных натурах доминирует функция интуиции. Фантазия — источник любого творческого вдохновения, и этот дар доступен людям всех четырех функциональных типов. Фантазия — не синоним "активного воображения", которое выводит образы коллективного бессознательного в сферу сознания, активизирует и фиксирует их; она не должна отождествляться и с интуицией как определенным способом постижения психического содержания, то есть одной из функций сознания. Функциональный тип определяется тем, как человек воспринимает и разрабатывает собственные интуиции и порождения творческой фантазии.
Итак, произведение искусства всем своим содержанием может свидетельствовать о совершенно ином психологическом типе, нежели тот, к которому принадлежит его творец. Типологические выводы о художнике делаются не только на основании содержания его творчества, но и на основании того, каким именно образом разрабатывается это содержание. Конечно, в основе своей фантазия художника не отличается от фантазии обычного человека; но помимо богатства, оригинальности и силы воображения художник определяется наличием формирующей способности, благодаря которой порождения его фантазии преобразуются в органичное, эстетически значимое целое.
Часто приходится слышать об опасностях, с которыми сопряжено внимание художника к сфере бессознательного. По Юнгу, очень многие художники бегут психологии, "потому что страшатся, как бы это чудовище не пожрало их так называемый творческий дар. Но ведь даже целая армия психологов не в состоянии что-либо поделать с тем, что исходит от Бога! Истинная творческая продуктивность — это неиссякаемый родник. Ничто на свете не могло бы заставить Моцарта или Бетховена отказаться от творчества. Творческий дар могущественнее своего обладателя. Если это не так, значит, сам дар незначителен; при благоприятных условиях он способен стать питательной средой для развития симпатичного таланта, но не более того. Если же это невроз, бывает достаточно слова или взгляда, чтобы иллюзия испарилась в одно мгновение. Тогда поэт больше не может сочинять стихи, а живописца начинают посещать одни только скучные идеи. И во всем этом винят психологию. Я был бы счастлив, если бы знание психологии сумело оказать благотворное действие и покончило с невротичностью, сообщающей современному искусству столь непривлекательный облик. Болезнь не способствует творческой деятельности; напротив, она служит самым страшным препятствием для творчества. Устранение факторов, угнетающих психическую жизнь, ни в коем случае не может повредить истинному творческому дару — точно так же, как анализ никогда не исчерпает бессознательного"[28].
Другая распространенная ошибка заключается в предположении, будто создавая законченное, совершенное произведение искусства, художник тем самым совершенствует сам себя. Для того, чтобы извлечь из "общения с бессознательным" реальную пользу для психической дифференциации, чтобы достичь желаемого уровня развития личности, человек должен лично пережить и понять образы, символы и видения, которые являются ему из глубин его психической субстанции; человек должен ассимилировать и интегрировать их активно или, по выражению самого Юнга, "взглянуть на собственные видения в упор, проявляя абсолютно осознанные активность и реактивность"[29]. Но художник часто относится к образам бессознательного пассивно: он наблюдает за ними, воспроизводит их, в лучшем случае позволяет, чтобы они сами воздействовали на него. Такой опыт может иметь художественную ценность, но с психологической точки зрения он неполноценен. Лишь у очень немногих, самых великих художников развитие личности и творчества проходило одинаково интенсивно. Лишь очень немногим хватило силы, чтобы достичь одинакового совершенства как во внутренней, так и во внешней работе. Ведь "великие дары — это самые прекрасные, но часто и самые опасные плоды на древе человеческом. Они висят на самых хилых ветвях, которые часто обламываются"[30].
источник
Карл Густав Юнг. Избранные цитаты
*********************
Человеку со всей определённостью необходимы общие убеждения и идеи, которые придают смысл его жизни и помогают ему отыскивать свое место во Вселенной. Человек способен преодолеть совершенно невозможные трудности, если убежден, что это имеет смысл. И он терпит крах, если сверх прочих несчастий вынужден признавать, что играет роль в сказке, рассказанной идиотом.
**********************
— Верите ли Вы в Бога?
— Я не верю, я знаю.
*******************
Смерть, если подойти к ней психологически правильно, есть не конец, а цель, и поэтому человек, перевалив за вершину жизни, начинает жить ради смерти.
************************
Человек — это животное, которое сошло с ума. Из этого безумия есть два выхода: ему необходимо снова стать животным; или же стать большим, чем человек…
*****************
Следуйте той воле и тому пути, которые опыт подтверждает как ваши собственные, то есть как подлинное выражение вашей собственной индивидуальности.
*****************
Любовь — это не сумасшествие. Уместно ли вообще здесь слово «ум»? Это и свет, и тьма, конца и края которым никогда не будет. И никому не избежать этой таинственной силы.
*****************
Ваш взор станет ясным лишь тогда, когда вы сможете заглянуть в свою собственную душу.
*********************
Сон — это скрытая маленькая дверь, ведущая в самые потаенные и сокровенные уголки души и открывающаяся в космическую ночь.
*********************
Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если есть хоть малейшая реакция, изменяются оба элемента.
*********************
Всё, что раздражает в других, может вести к пониманию себя.
*****************
Если мы не осознаем, что происходит у нас внутри, то извне нам кажется, что это судьба.
****************
Отсутствие смысла в жизни играет критическую роль в этиологии невроза. В конечном счёте невроз следует понимать как страдание души, не находящей своего смысла… Около трети моих случаев – это страдание не от какого-то клинически определимого невроза, а от бессмысленности и бесцельности собственной жизни.
ЗердаПермь
|
| |
| |
| Ирина | Дата: Четверг, 21.02.2013, 17:04 | Сообщение # 60 |
Москва
Российская Федерация | Путешествие по личной библиотеке Майкла.
Авраам Линкольн
Если хочешь добиться успеха, продолжай верить в себя и тогда, когда в тебя уже никто не верит.
Авраам Линкольн
С сегодняшнего поста я начинаю рассказ о следующем разделе в личной библиотеке Майкла, которую условно называют: биографии великих людей. А начать мне бы хотелось сразу с двух книг, посвящены они Аврааму Линкольну.
Возможно, что восхищение Авраамом Линкольном афро-американцы испытывают практически с рождения, и это немудрено – именно этот 16 президент США отменил в стране рабство.
Видимо поэтому на этой фотографии еще маленького Майкла можно разглядеть значок с Авраамом Линкольном.
А спустя всего несколько лет книги о Линкольне были включены в список Young Adult Services в качестве любимых книг Майкла для Публичной библиотеки Чикаго в 1979 году (источник: "Майкл Джексон, The Early Years")
Также существует несколько портретов Авраама Линкольна созданных Майклом в разные годы
на этом снимке слева
В библиотеке Майкла были следующие книги:
Карл Сэндберг. Авраам Линкольн
Первоначально эта биография была издана в шести томах и названа «величайшей исторической биографией нашего поколения". Сэндберг позднее переиздал эту работу в виде однотомника, которая подвела окончательный итог жизни Линкольна. Книга была издана на русском языке.
Карл Сэндберг. Lincoln's Devotional
Линкольн был известен по фразам и комментариям Библии. Он усвоил музыку и нравственностьБиблии, вполне возможно, с помощью книги, которую он помечал и носил в кармане и называл Ежедневное Сокровище верующего. В целом, эта книга доказывает глубокую религиозность Линкольна.
Карл Сэндберг (1878-1967)- поэт, историк, романист и фольклорист, лауреат Пулитцеровской премии. Был дважды удостоен Пулитцеровской премии, впервые в 1940 г. за его биографию Авраама Линкольна, а затем в 1951 г. Прежде чем стать известным поэтом, он работал в качестве молочника, продавца, пожарного и журналиста.
ЗердаПермь
|
| |
| |
|
